Чтение 17–й страницы книги ~След хищника~

-- Никаких "но", -- сказал я. -- Вот чего уж ему точно не нужно, так это полицейского участка с ярким светом, громкими голосами и разномастными чиновниками. Сделка есть сделка, мы получили мальчика, вы получили похитителей. Вы также получите освещение в прессе, если не возражаете. Мы хотим, чтобы мы двое и "Либерти Маркет" полностью оставались в стороне. Мы полезны, лишь когда неизвестны и публике и, в особенности, возможным похитителям.

-- Ладно, парень, -- сдался он, отечески выслушав меня. -- Я сделку не нарушу. Куда мы идем?

Тони дал ему координаты.

-- Я оставил там жестянку со слезоточивым газом, -- весело сказал он. -- В качестве меры предосторожности, но мне она не понадобилась. На ней таймер. -- Он посмотрел на часы. -- Через семь минут сработает. Ее хватит на то, чтобы более-менее заполнить газом весь дом, так что, если вы подождете еще пять-десять минут, получите хорошенькую легкую добычу. Дышать-то они смогут, а вот из глаз у них потечет... если они, конечно, еще не вылезли из дому.

Иглер с загадочным видом слушал, не выказывая ни недовольства, ни одобрения.

-- Малыш был на верхнем этаже, -- сказал Тони. -- На нем была какая-то сбруя вроде тех, что используют в лодках. Он был таким образом привязан к кровати. Я ее разрезал, но она все еще на нем. Еще там подняты половицы. Так что присмотрите, чтобы ваши ребята не провалились в дыру. Бог знает, куда их понесет. -- Он порылся в машине и вынул из "бардачка" пять кассет. -- Это любопытно послушать. Вы проиграете их вашим приятелям, когда засадите их в каталажку. Вряд ли кто объяснит вам, откуда они взялись. Подслушивать чужие разговоры -- это не поджентльменски. Мы с Эндрю никогда прежде этих записей не видели.

Иглер взял пленки со слегка обалделым видом.

-- Вот и все, -- сказал Тони. -- Доброй охоты.

Он сел за руль. Прежде чем последовать за ним, я сказал Иглеру:

-- Их главарь должен подъехать к ним завтра-послезавтра. Я не думаю, что он появится, но он может позвонить... если новости не станут известны слишком рано.

Иглер наклонился, пока я заползал на заднее сиденье.

-- Спасибо, ребята.

-- И вам тоже, -- ответил я. -- Вы -- лучший полицейский.

Тони завел машину, махнул Иглеру, закрывавшему заднюю дверь, и мы без хлопот выехали на дорогу в направлении от дома бандитов, ради безопасности соблюдая правила.

-- Ой-ой, -- сказал миль через пять, слегка отойдя, Тони. -- Недурное освобождение, хотя я сам это говорю.

-- Просто фантастика, -- ответил я, -- и если ты еще пару раз повернешь на такой скорости, Доминик полетит с сиденья.

Тони глянул назад, где я неуклюже забился в угол, чтобы дать Доминику вытянуться, и решил остановиться, чтобы кое-что довести до ума -- то есть окончательно смыть с наших лиц черную краску и хорошенько упрятать снаряжение Тони в багажник. Когда мы снова тронулись, я взял Доминика на колени, положил его голову себе на плечо. Он слабо схватился за смешного медвежонка, которого я захватил из его чемоданчика.

Он время от времени закрывал и открывал глаза, но, даже когда стало ясно, что эфир выветрился из его головы полностью, он так и не проснулся. Некоторое время я думал, что ему дали снотворное, как Алисии, но потом решил, что это просто потому, что его, маленького, подняли среди ночи. К концу нашего путешествия он вдруг широко открыл глаза и уставился на меня.

-- Привет, Доминик, -- сказал я.

Тони оглянулся.

-- Проснулся?

-- Да.

-- Хорошо.

Я понял так, что это "хорошо" относилось к тому, что пациент пережил анестезию. Доминик медленно перевел взгляд на Тони, а потом снова на меня.

-- Мы везем тебя к матери, -- сказал я.

-- Скажи лучше-- к мамочке, -- сухо посоветовал Тони.

-- Мы везем тебя к твоей маме.

Доминик не сводил с меня немигающего взгляда.

-- Мы едем домой, -- сказал я. -- Вот твой медвежонок. Скоро ты увидишь маму.

Доминик никак не реагировал. Просто продолжал смотреть на меня своими большими глазами.

-- Ты в безопасности. Никто тебя не обидит. Мы везем тебя к маме.

Доминик продолжают смотреть.

-- Разговорчивый малыш, -- заметил Тони.

-- Он до смерти перепуган.

-- Да. Бедный сосунок.

Доминик по-прежнему был в красных плавочках, в которых его украли. Бандиты одели его еще в голубой свитерок, явно слишком большой для него, но не дали ему ни носков, ни тапочек. Когда я вынул его из сумки, он был холодным, но в коврике его тельце согрелось настолько, что я уже ощущал его тепло.

--Мы везем тебя домой,--снова повторил я. Он не ответил мне, но минут пять спустя сел у меня на коленях и выглянул в окно машины. Затем снова посмотрел на меня и медленно улегся, как прежде, у меня на руках.

-- Мы почти на месте, -- сказал Тони. -- Что будем делать? Сейчас всего четыре утра. Она же на фиг в обморок хлопнется, если мы ошарашим ее в такое время.

-- Может, она и не спит, -- сказал я.

-- Да, -- согласился он. -- Тревожится о ребенке. Может, и вправду не спит. Вот мы и приехали.

Он свернул в ворота Неррити, колеса скрипнули по гравию. Мы остановились прямо перед передней дверью, вышли и позвонили.

Наверху загорелся свет, и спустя довольно много времени дверь приоткрылась -- на четыре дюйма цепочки.

-- Кто там? -- раздался голос Джона Неррити. -- Какого черта вам нужно в такое время?

Тони подошел поближе, на свет, падающий из приоткрытой двери.

-- Это Тони Вэйн.

-- Уходите, -- прорычал Неррити. -- Я же говорил вам...

-- Мы привезли вашего ребенка, -- без обиняков сказал Тони. -- Он вам нужен?

-- Что?

-- Доминик, -- с насмешливым спокойствием ответил Тони. -- Ваш сын.

-- Я...я...--закудахтал он.

-- Скажите миссис Неррити, -- сказал Тони. Наверное, она стояла где-то за спиной мужа, поскольку дверь чуть ли не сразу распахнулась, и из-

мученная Миранда выскочила на порог в одной ночной рубашке. Она какое-то

мгновение стояла, словно пораженная громом, не смея поверить. Тут я вылез

из машины с вцепившимся в меня Домиником на руках.

-- Вот он, -- сказал я. -- Живой и здоровый.

Она протянула руки, и Доминик отцепился от меня и скользнул в ее объятия, уронив коврик. Он обвил ручонками ее шею и обхватил ее ножками, прилепившись к ней, словно пиявка, -- казалось, будто два незавершенных тела слились в одно. Никто не произнес ни слова. Спустя мгновение Неррити сказал:

-- Лучше вам зайти.

Тони ехидно глянул на меня, и мы вошли.

-- Где -вы его нашли? -- требовательно вопросил Неррити. --Я же не заплатил выкупа...

-- Полиция нашла, -- сказал Тони. -- В Суссексе.

-- А...

-- В сотрудничестве с "Либерти Маркет", -- ровным тоном добавил я.

-- А... -- Он был в замешательстве, не понимая -- извиняться, благодарить или сказать, что был не прав, отказавшись от наших услуг. Мы не стали ему помогать. Тони обратился к Миранде:

-- Ваша машина все еще стоит у отеля, но мы привезли все ваши вещи -- одежду, стульчик и так далее.

Она рассеянно посмотрела на него, поскольку все ее внимание было отдано ребенку.

-- Скажите суперинтенданту Райтсворту, что ребенок дома,-- сказал я Неррити.

-- А...да...

При электрическом свете я сумел рассмотреть Доминика. Это был милый ребенок с красивой головкой и хрупкой шейкой. Мне-то он показался легоньким, а Миранда от его веса отклонялась назад -- они словно приклеились друг к другу,

-- Удачи, -- сказал я ей, -- Он отличный мальчишка.

Она безмолвно смотрела на меня, как и ее сын. Мы с Тони выгрузили все их пляжные вещи и сказали, что перезвоним утром справиться, все ли в порядке. Неррити захлопнул за нами дверь, выдавив из себя "спасибо".

-- Как думаешь, что нам теперь лучше всего сделать? -- спросил Тони.

-- Останемся здесь, -- решительно ответил я. -- Покараулим. Тут все еще шатаются неучтенные Терри и Питер, может, кто еще. Мы окажемся полнейшими идиотами, если они вломятся в дом и возьмут в заложники все семейство.

Тони кивнул.

-- Никогда не думай, что враг стал добреньким, даже если сдался. Бдительность -- лучшая оборона. -- Он ухмыльнулся. -- Я еще сделаю из тебя солдата.

ГЛАВА 14

Денек был тишь да гладь. Мы с Тони на несколько часов заехали в офис и написали совместный отчет, который, как мы надеялись, окажется приемлемым для завтрашнего собрания партнеров. За исключением обмана насчет того, как был освобожден Доминик, мы честно придерживались истины. Как всегда, нетрадиционная деятельность на словах выглядела гладко.

"Мы решили, что ребенок находится на верхнем этаже, -- писал Тони, не вдаваясь в детали насчет того, как он пришел к такому решению. -- После того как ребенок был освобожден, суперинтендант Иглер пришел к мнению, что он (ребенок) должен быть возвращен родителям как можно скорее, и, соответственно, мы так и сделали". По телефону Иглер успокоил нас:

-- Не психуйте. Мы взяли их без сопротивления. Они кашляли и рыдали по всему дому, -- в голосе его послышался смешок. -- Их было трое. Двое как сумасшедшие бегали по верхнему этажу, искали ребенка, ничего не видя от слез. Они все говорили, что он провалился в люк.

-- Вы нашли этот люк? -- с любопытством спросил я.

-- Да. Под ним была круглая брезентовая труба вроде тех, что используют при авиакатастрофах. Она начиналась у отверстия в половице и вела в чуланчик на нижнем этаже. Дверь чулана была заложена кирпичом и заклеена обоями да к тому же задвинута платяным шкафом. Все было сделано недавно, цемент еще не высох как следует. Короче, они могли спустить мальчика вниз, положить на место половицы и прикрыть ковром, и при обычном осмотре никто ничего не заметил бы.

-- А мальчик не погиб бы? -- спросил я.

-- Думаю, нет. Они вынули бы его, но для этого им пришлось бы разобрать стену.

-- Все это довольно грязно,--мрачно проговорил я.

-- Не довольно, а очень.

Мы с Тони вписали сообщение Иглера о люке в наш отчет и решили не рассказывать Миранде об этом.

Иглер также сказал, что никто из бандитов не раскололся. Они были упрямы, мрачны и убийственно злы. Никто не назвал своего имени, адреса и не дал никакой другой информации. Никто из них не промолвил ни словечка, которое при правильном подходе можно было бы записать и использовать как свидетельство против них. Выдавали одну похабщину, да и то неохотно.

-- Мы отослали отпечатки их пальцев в центральную канцелярию, но пока результатов не получили. -- Он помолчал. -- Я прослушают ваши записи. Очень любопытно. Я вскрою этих милых устриц и вытрясу из них все, что в них есть, не беспокойтесь.

-- Надеюсь, вы вытрясете из них жемчужины, -- сказал я.

-- Вытрясу-вытрясу, парень.

Ближе к полудню я позвонил Алисии, чтобы отложить условленный ленч, и был немедленно прощен.

-- Мне звонила Миранда, -- сказала она. -- Рассказала, что вы привезли Доминика домой. Она не могла говорить без слез, но на сей раз это были по большей части слезы счастья.

-- По большей части?

-- Джон и тот полицейский, суперинтендант Райтсворт, настаивают, чтобы Доминика осмотрел врач. Миранда, естественно, не против, но она говорит, что они решили лечить его не потому, что он в плохом физическом состоянии, а просто потому, что он не разговаривает.

-- То есть как лечить?

-- В больнице.

-- Они что, спятили? -- с тревогой спросил я.

-- Они сказали, что Миранда может поехать с ним, но ей это не нравится. Она пытается убедить их оставить Доминика с ней дома и не беспокоить его несколько дней. Говорит, что уверена, он будет с ней разговаривать, когда они останутся наедине.

Я подумал, что, как только новости о похищении и освобождении Доминика достигнут публики, некоторое время им будет мало покоя, но в остальном ее инстинкт был верен.

-- Как ты думаешь, может, тебе удастся убедить Джона Неррити, ссылаясь на собственный опыт, что если они сейчас перевезут Доминика в больницу, где он будет среди чужих людей, то это станет для него страшным потрясением, даже если с ним поедет Миранда? Это только ухудшит дело, но никоим образом не поправит.

Повисло молчание. Затем она медленно проговорила:

-- Если бы папа отправил меня в больницу, я бы и вправду спятила.

-- Люди иногда творят страшные вещи с добрыми намерениями.

-- Да, -- негромко сказала она. -- Ты дома?

-- Нет. Я в конторе. Кстати, насчет ленча. Мне очень жаль...

-- В другой раз, -- рассеянно отозвалась она. -- Я поговорю с Джоном и перезвоню тебе.

Алисия позвонила, когда мы с Тони закончили отчет и он отправился домой предаться заслуженному сну.

-- Ты удивишься, но Джон был весьма сговорчив, -- сообщила она. -- Все это сознание собственной важности кануло в Лету. Короче, он согласился дать Доминику некоторое время побыть дома, а я попросила, чтобы Миранда с Домиником завтра утром приехали в Ламборн. Попси такая лапочка. Она сказала, что откроет дом для жертв похищения. Она также приглашает и тебя, и мне кажется... я думаю, что это было бы лучше всего... если бы ты приехал.

-- Да, я приеду, -- сказал я. -- Я очень бы этого хотел.

-- Отлично, -- ответила она. Затем задумчиво добавила: -- Мне показалось, что Джон был доволен, что Миранды с Домиником не будет дома. Он такой странный. Любой бы подумал, что он должен прыгать от радости, получив сына обратно, но он был почти... раздражен.

-- Подумай, каково было твоему отцу, когда ты вернулась домой.

-- Да, но... -- Она осеклась. -- Как же это странно...

-- Джон Неррити, -- безразлично сказал я, -- похож на те пресспапье в виде стеклянных шариков с падающим снегом, когда их трясут. Весь состоит из клочьев вины, страха, скупости и облегчения, все вокруг кружится в вихре. После всего случившегося за эти несколько жутких дней требуется время, чтобы эта пурга, так сказать, улеглась и все вернулось на круги своя.

-- Я никогда не думала об этом так.

-- Он понимает, -- спросил я, -- что пресса насядет на него так же, как в свое время на тебя?

-- Нет, не думаю. А насядет?

-- Боюсь, что так. Уверен. Кто-нибудь в Суссексе должен притормозить их.

-- Бедная Миранда.

-- С ней все будет хорошо. Если снова позвонишь ей, скажи, чтобы она все время интервью крепко обнимала Доминика и все время шептала ему на ухо, что он в безопасности и все эти люди скоро уйдут.

-- Хорошо.

-- Завтра увидимся, -- сказал я.

Доминик был главной темой утренних новостей на телевидении и одной из главных тем в газетах. Миранда, к моей радости, перед камерой держала себя в руках и улыбалась. Молчаливый ребенок казался просто робким. Джон Неррити, гордо подняв голову и встопорщив усы, сообщил, что продажа его победителя в Дерби пройдет так, как и было запланировано, хотя и утверждал, что банкротство тут и близко не лежало; что эта история была лишь тактическим ходом, чтобы сбить с толку бандитов. Все спрашивали, кто спас его сына. Полиция, отвечал Джон Неррити. Выше всех похвал.

В конторе большинство народу, уже видевшие репортаж, с интересом прочли наш с Тони отчет, и на понедельничном заседании мы оба отвечали на вопросы. Джерри Клейтон пару раз поднял брови, но в целом вроде бы никто не пожелал слишком глубоко вникать в то, что мы сделали, кроме помощи советом. Председатель заключил, что даже если Неррити упрется и не захочет платить, то нам не стоит волноваться. Освобождение Доминика, с довольным видом сказал он, было проведено аккуратно, быстро и не слишком дорого стоило фирме. Сотрудничество с полицией было великолепным. Славно сделано, ребята. Еще есть дела? Если нет, то заканчиваем.

Тони отправился в ближайший паб, а я поехал в Ламборн. Добрался я туда позже, чем мне хотелось бы.

-- Слава Богу, -- сказала Алисия, выходя из дому мне навстречу. -- Мы уж думали, что ты заблудился.

-- Застрял в конторе. -- Я горячо обнял ее.

-- Ни за что не прощу.

В ней появилась какая-то новая беспечность, и это очень радовало. Она повела меня через кухню в официальную гостиную, где Доминик, недоверчиво глядя по сторонам, сидел на коленях у матери. Попси разливала вино.

-- Привет, -- сказала Попси и поцеловала меня держа в одной руке бутылку, а в другой стакан. -- Всегда появляешься со своей волшебной палочкой там, где нужно.

Я улыбнулся ее зеленым глазам и взял стаканы.

-- Жаль, что я не на двадцать лет моложе, -- сказана она. Я ответил ей понимающим взглядом и повергнулся к Миранде.

-- Привет, -- сказал я.

-- Привет. -- Она была тихой и дрожала, словно заболела.

-- Привет, Доминик.

Мальчик сурово посмотрел на меня своими глазищами. На дневном свету было видно, что они синие. Темно-синие.

-- Вы невероятно, здорово смотрелись по "ящику", -- сказал я Миранде. -- Так, как надо.

-- Алисия сказала мне... что делать.

-- Алисия велела ей хорошо одеться, держаться спокойно и делать вид, что все путем, -- сказала Попси. -- Я слышала. Она говорит, что ты дал ей хороший урок и что Миранде от этого тоже будет польза.

Попси устроила неформальный ленч на кухне. Миранда ела мало, Доминик ничего не ел. А потом она всех нас повезла в своем "Лендровере" в Даунс, инстинктивно полагая, как я думают, что там, где полегчало Алипии, полегчает и Доминику.

-- С тех пор как мы привезли Доминика, он ел что-нибудь? -- спросил я по дороге.

-- Только молоко пил, -- сказала Миранда. -- Но даже к нему не прикасался, пока я не попробовала дать ему попить из одной из его старых бутылочек. -- Она ласково поцеловала мальчика. -- Он всегда пил свое вечернее молоко из бутылочки, правда, маленький? Он всего полгода как от нее отказался.

Мы все молча подумали о том, что Доминик снова впал в детство. Попси затормозила у учебных препятствий.

-- Я привезла коврик, --сказала она. -- Посидим на травке.

Она с двумя девушками села на коврик. Доминик по-прежнему цеплялся за маму, а я оперся о "Лендровер" и подумал, что Попси, наверное, права-- от покатых холмов струилось такое спокойствие, что его почти можно было потрогать рукой.

Миранда взяла с собой игрушечную машинку, и Алисия стала катать ее по коврику, по ноге Миранды, а затем по ножке Доминика. Он некоторое время сурово, без улыбки смотрел на нее, а затем уткнулся носом в шею матери.

-- Они... -- дрожащими губами проговорила Ми-ранда, -- они... обижали его? На нем не было синяков, только маленькие... но что они сделали с ним, почему он стал таким?

Я сел на корточки рядом с ней и обнял ее за плечи, заодно обняв и Доминика. Он поглядывал на меня одним глазком из-за маминого уха, но не пытался спрятаться.

-- Похоже, что они привязывали его к кровати чем-то вроде того снаряжения, которое используется в лодках. Я не видел, но мне рассказали. Не думаю, чтобы снаряжение причиняло ему боль. Он мог немного двигаться -- сидеть, стоять на коленях, лежать. Он отказывался есть и иногда плакал, потому что ему было одиноко. -- Я помолчал. -- Возможно, что они сознательно запугали его больше, чем надо, чтобы заставить его замолчать. -- Я снова помолчал. -- Там, в полу, было отверстие. Большое, достаточное для того, чтобы туда мог провалиться ребенок. -- Я опять замолчал. -- Они могли сказать Доминику, что, если он будет шуметь, они бросят его туда.

Миранда вздрогнула всем телом, а Доминик заскулил и отчаянно вцепился в мать. Впервые он издал хоть какой-то звук, и я не собирался упускать случай.

-- Доминик, -- твердо сказал я, -- хорошие полицейские засыпали эту дыру, и маленькие мальчики туда уже не упадут. А те три человека, что увезли тебя в лодке, больше не вернутся. Полицейские посадили их в тюрьму. Никто больше не увезет тебя к морю. -- Я замолчал. -- Больше никто не станет заклеивать тебе рот. Никто не будет на тебя сердиться и называть плохими словами.

-- Маленький мой, -- простонала Миранда и прижала его к себе.