друга... Ну, блин, и эротика! Тьфу, привидится же такое, волосатое!
x x x
нет, а в том, что слишком много. Все размеры, если понимаете, о чем я
говорю, у меня пропорциональные, но аппетит -- неизбывный. Про чтение книжек
я раньше не всю правду сказал. Те, что про гармонию брака, про секс или там
вульгарную порнуху, я с детства обожал штудировать. Странно было читать, как
мужиков уговаривают после оргазма не отворачиваться ради храпака к стеночке,
а еще какое-то внимание уделить партнерше для разговора. У меня всегда
наоборот было: после акта мне хочется следующего, а она отворачивается и
норовит заснуть. Устала, мол. Мол, болит у нее уже. А если туда, где еще не
болит? "Потом!" А мне как этого "потом" дожидаться? Узлом завязать?!
Эгоистки.
меня всегда ("тянуло" -- еще мягко сказано) к женщинам крупным, полным,
сисястым и задастым. Светловолосым. А получалось в основном с маленькими,
худенькими брюнетками с капризными тонкогубыми ртами. Этих уговаривать не
приходилось. Сами порой на шею вешались. А крупные -- нет. Их, наверное,
природа специально нацелила, чтобы они искали себе под стать. Или они
стеснялись ходить с недомерком? Одна Маргарита мне выложила, когда я уже
почти на нее влез:
своих упоительных бедер. -- Потенциал в тебе чувствуется. Только как
представлю... Иду я с тобой, точно с бобиком на прогулке. Ты уж извини --
смешно делается. Как "комарики на воздушном шарике". Не моего романа ты
герой.
им угодить, так старался. Буквально словно готовил наглядное пособие: "Как
лелеять женщину, доводя ее до бешенства". Эти, что еще радовало, не роптали
на усталость и болезненность. Комплекция, она ведь позволяет и даже требует
контакта в соответствующих дозах. Но были они -- обе -- ну такие тупые и
жадные, что, когда мацать или иметь их было нельзя, глаза б мои на них не
глядели. А они ж чувствуют твою зависимость! Тут как в джунглях: кто слабее,
того и грызут. Большие тетки, они едва свою силу ощутят, сразу начинают
спекулировать. Мол, не сделаешь по-моему -- титьку полапать не дам. А когда
тебе позволяют вроде бы из милости или в обмен, удовольствие уже не то.
Совсем не то. Не ручной же я зверек, чтобы такое терпеть. Ну а как до них
доходило, что веревки из меня вить не получится, либо сами сбегали, либо
меня прогоняли.
уже давно не стесняюсь, привстав на цыпочки, шепнуть на ушко:
поразитесь.
ночь. Я как тот карлик из анекдота. Готов бегать и кататься по такой
лапоньке, распевая: "И это все -- _мое_!" Знаю заранее: если такая женщина
влюбится настолько, что мне захочется на ней жениться, я обречен всю жизнь
ловить любопытствующие, забавляющиеся, насмехающиеся взгляды. Есть опыт. У
меня ни одного конфликта с законом из-за работы -- только по поводу
свернутых рож непрошеных комментаторов. Но и это в прошлом. Теперь я умею
смеяться и в такой ситуации. Смешно представить, во что превратятся их рожи
и яйца, если комментаторы перегнут палку.
x x x
захотелось сбить его на пол. Потоптаться на его яйцеобразном брюхе. Потом
поставить гада на колени, располосовать горло от уха до уха и прижать
подбородок к груди. Чтобы полюбовался напоследок, как его кровища хлещет на
пузо.
таким смаком. Но тут уж очень захотелось. Из песни слов не выкинешь, а
мыслям не прикажешь. Какие хотят, такие и приходят. Михуил же как
почувствовал что. Пропустил меня вперед и, не заходя в комнату, люк у меня
за спиной быстренько захлопнул.
расплывалась в радужной дымке, а вот в центре, резко, как на голограмме,
возлежала голая мечта всей моей жизни! Это было настолько кстати и настолько
неожиданно, что я вначале решил, что у меня глюки. На почве полового
воздержания в течение последней недели.
опираясь затылком и выгнутыми плечами на стенку, восседала бесстыже
распахнутая голая бабища.
вопили: "Потискай нас!" Великолепные неохватные ляжки вздымались врозь,
будто упрашивая: "Воткнись между нами!" Руки ее были привязаны к щиколоткам,
которые распирала, не давая сдвинуть ноги, какая-то круглая палка. И в
довершение всего эта обильная пампушечка, едва увидев меня, задергала
бедрами и титьками, стараясь сдвинуть колени и жалобно причитая:
Умоляю, пожалуйста... Развяжите меня, умоляю!
Мишаня в благодарность за содержимое взрывоопасного кейса. Молодец.
сообразил попросить такое. Мне бы и в голову не пришло, что тут можно
организовать подобное. Но это было самое то. Вот о чем, оказывается, я
мечтал: толстые стены, непроницаемые для воплей, обильное беспомощное тело и
роскошная безнаказанность.
ощутив особенный уют от укрывающего нас с этим телом наедине массива
кирпичей. Я встал перед ней и, не спеша, предвкушая, принялся бесцеремонно
рассматривать ее упоительно трясущиеся телеса. Своими воплями, чередующимися
с придушенными стонами, она отвлекала меня, заставляя видеть и мокрые от
слез щечки, и точеный с изящно вырезанными ноздрями носик. Волосы -- русые,
густые, прилипшие ко лбу -- какое-то время скрывали ее лицо, но вот она
опять дернулась в безнадежной попытке свести ляжки, и я увидел ее глаза.
мной. Тут передо мной беззащитно раскорячилась именно Она, та, о которой я
мечтал!
И каким великолепно гордым и одухотворенным даже в панике было ее умное,
знающее себе цену лицо... Именно такую бабу я воображал себе еще подростком,
именно о такой мечтал, имея тощих, но сговорчивых шалашовок. Вот та, которая
никогда не снизошла бы до меня по доброй воле. Вот Она, Богиня, пунцовая от
стыда, дрожащая от страха перед тем, что я могу и хочу с нею сделать. Но Она
не представляет себе и десятой доли того, что я навоображал себе за
предыдущую жизнь. Годами я представлял себе позы, в которых хотел бы иметь
ее роскошное тело, а в реальности вынужден был даже в самом лучшем для меня
случае довольствоваться лишь вялой покорностью... Но оказывается, не зря я
фантазировал. Вот Она -- ожившая, одушевленная стерва, которой было
позволено столько времени пренебрегать мной. Что ж, Она своим правом на
отказ попользовалась. Всласть. Теперь наконец-то настал мой черед
попользоваться. Ею.
было столько воющего бешенства, что тогда я мог бы ногтями разодрать ее веки
с длиннющими, пленительно загнутыми на кончиках ресницами... Как Она
дергалась в плаче, пытаясь отвернуть лицо и выгибая молочную шею! Я впивался
губами в солоноватый атлас под розовым ушком, наваливался и на теплую
обильную гладь...
безучастностью. В тишине где-то вверху за моей спиной послышался легкий и
нежный шорох, точно амурчики толстопузые надо мной вились. Я слышал его, но
мне было на него наплевать.
задергалось в конвульсиях. Не-ет, милая, тебе придется поучаствовать во всех
моих затеях. Я купался в ее боли и страхе, зная, что теперь и сейчас никакие
"устала -- не хочу больше -- тебе только это и нужно -- отстань, у меня
болит..." недействительны. Впервые в жизни я не проклинал бешеную
ненасытность своего естества и не каялся в нем. Все позволено. А что затем
-- плевать. Пусть даже не будет больше ничего.
мной и вокруг. Первое, что подумалось: "Это -- не сон, не фантазия. Она --
твоя!"
меня. Никогда прежде я не испытывал такого всемогущего восторга. Хотя бы
оттого, что, чувствуя опять нарастающее желание, твердо знал, что смогу его
тут же... прямо сейчас удовлетворить, никого ни о чем не прося. Не
выпрашивая. Наверное, я несколько обманул ее надежды на покой. Во всяком
случае, она очень громко негодовала, когда я, упирая ее нежное личико в
замусоленный матрас, располагал ее на коленях и объяснял, в чем и как Она
провинилась. Она, впав в ярость, называла меня подонком, мерзавцем и прочими
словами, а я, впитывая ее подзадоривающие вопли, брал свое. И странным
образом именно то обстоятельство, что ей мои игры абсолютно никакого
удовольствия не доставляли, меня заводило особенно.
почувствовал, что наконец-то получил сполна и наконец-то вполне сыт. И
Херберт Фрэнк
Мацумото Сэйте
Ильин Андрей
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Шилова Юлия