Он звереть начинает. Он уже пошел на убийство. Это сдают нервы. Раньше
небось, если бы зашла горничная, он нашелся бы и такое ей загнул, что она бы
и в другой номер ему сама дверь открыла. А вот сейчас нервы сдали, он ничего
придумать не смог и пошел на убийство. И тут, знаете, как с хищником. Почуял
кровь! Перешагнул внутри себя через что-то. Опасное дело. Теперь он, чего
доброго, и заранее может убийство запланировать. Теперь можно от него этого
ждать. Вот, милые мои, кого мы перед собой имеем.
продолжает:
появляется он в Москве. В третий раз, обратите внимание. И к вечеру
отправляется на ночевку. Куда? На какой вокзал? Учтите его состояние, его
нервы, его страхи и всякие опасения. И я вам точно говорю: где бы, в каком
бы районе он к вечеру ни оказался, ночевать он потянется на тот самый
вокзал, где ночевал в свой первый и во второй приезд. Почему? Да потому, что
там все для него прошло благополучно. Там он уже все знает: планировку
здания, расположение милицейских постов, саму эту комнату для транзитных
пассажиров, дежурную там, знает все лестницы, все входы и выходы. А любой
другой вокзал для него неизвестность. И это в его состоянии всегда означает
опасность, которой надо избежать. Ведь неизвестно, в какую обстановку он там
попадет, с каким персоналом там столкнется. Вдруг кто-то узнает его там,
вдруг задержат. Ведь ищут его всюду, он же знает, это у него гвоздем в
голове сидит. И чувство самосохранения погонит его на тот самый, уже
знакомый ему вокзал, который именно поэтому кажется безопаснее других. Вот
какая штука. И там дежурная в третий раз запишет в тетрадочку его фамилию и
его билет. В третий раз, учтите. Хотя на какую фамилию будет у него паспорт,
мы не знаем...
меня, выжидает, пока я успокоюсь. И еще с тревогой поглядывает на меня
Игорь. Чего это он, в самом деле, кашля не слышал, что ли? Умирать я не
собираюсь и болеть тоже.
неторопливо:
И у него должен быть билет Харьков - Ленинград или наоборот. Зачем ему брать
билет до Москвы, а здесь снова покупать? Вот этот билет он и может
предъявить дежурной. Может, но скорей всего не предъявит. Он побоится
обнаружить подлинный свой маршрут. Побоится. Он сейчас всего боится. Мало ли
что? Но предъявить какой-то билет ему все-таки надо. Что тут делать?
Единственный выход, это где-то по пути купить другой билет, допустим Орел -
Бологое, и его предъявить в Москве. А потом, когда поедет из Ленинграда,
купить уже билет Бологое - Орел. Вот и все. И тут есть один интересный,
по-моему, момент. Снова учтем его нервы и его опасения. Если уж он решится
выскочить в Орле за билетом, а потом в Бологом, то в следующий раз он
выскочит снова там. Только там. Он уже будет считать эти вокзалы для себя
безопасными. Ведь в первый раз все там сошло благополучно. А в других
городах неизвестно, как все сойдет. Про нервы его не забудьте и про мысль,
что ищут его всюду. Она ему спать не дает. Страшная эта жизнь, я вам скажу.
борюсь с подступающим кашлем.
по этой версии? - И сам же отвечает: - Повторность билетов на одном и том же
вокзале. И в определенные, нам уже известные дни. Вот что. И еще. Этот
артист может появиться, в любой момент. У него график свой. И к этому надо
быть готовым.
заметил, как пролетело время.
являйся. Дома побудь. Пусть там Елена Георгиевна меры примет. Мне больные
сотрудники не нужны. Тут и здоровые еле справляются.
делать? Я совершенно...
может появиться в Москве и операция пройдет без меня, готов выть от злости.
Столько сил вложить в это дело и в самый важный момент выйти из игры!
сам себе сейчас сгоряча привожу. Особенность нашей работы заключается еще и
в том, что она не просто увлекательна. Увлекательных занятий много. Но
распутывание преступления, особенно сложного и опасного, включает в себя
столько чувств и переживаний, как никакая другая работа. Тут я убежден. Вас
ведет вперед не только, даже не столько сама тайна преступления, но
возмущенное чувство справедливости. Кара должна настигнуть преступника
непременно, во что бы то ни стало, справедливая и суровая кара закона.
Нельзя прощать такое. Эта, казалось бы, прописная истина становится вашей
верой, вашим убеждением, вашим прямым и святым долгом, вашей совестью. И
хотя я понимаю, что и без меня все свершится как надо, я не могу оставаться
в стороне, это выше моих сил, слишком много горьких впечатлений связано у
меня с этим делом, слишком много переживаний.
особенно опасен. Ведь так?
подготовить. Он же ей должен позвонить. Или еще хуже. Он может неожиданно к
ней явиться. Что тогда?
бы Откаленко.
оперативника.
проверю твой вкус.
Дома мама сует мне градусник. Ничего особенного, тридцать семь и шесть. Тоже
мне температура! Тем не менее я раньше обычного укладываюсь спать,
предварительно проглотив под маминым наблюдением лошадиную дозу всяких
снадобий. А вдобавок, уже тайком от нее и с благословения отца, который при
этом опасливо поглядывает на дверь, полстакана коньяка. На него у меня
главные надежды, между прочим.
Градусник показывает температуру даже ниже нормальной. Папа тихо
посмеивается и, когда мы остаемся одни, заговорщически понизив голос,
произносит:
слово. Можете спросить у моих.
Красносельской. Метод уже вам известен, как и вся муторность и сложность
этого дела: процедить, словно через сито, десятки домов, тысячи квартир и их
жильцов. Никому такой работы не пожелаю. Я уверен, что если описать каждый
наш шаг, каждую встречу и всех людей, с которыми мы беседуем и о которых
собираем сведения, то читать это будет невозможно, умрешь с тоски. А каково
же нам?
покидает ощущение, что мы работаем впустую. С другой стороны, мы уже имеем
целых три точки, где Мушанский непременно появится, как только приедет в
Москву. Мало нам их, что ли? Волк, можно сказать, зафлажкован уже, остается
только ждать. Казалось бы, зачем нам эта новая изнурительная работа? И
все-таки мы ее делаем, причем с максимальной добросовестностью. Ибо каждую,
даже самую слабую версию надо отработать, чтобы затем со спокойной совестью
отбросить. Таков еще один закон нашей работы. Никакой романтики он ей, как
вы понимаете, не прибавляет. Даже наоборот. Но это непреложный закон.
Мушанский или неожиданно заявится к ней домой. Как действовать, чтобы не
вызвать у него подозрений и вовремя дать знать нам. Вот только сумеет ли она
перехитрить его? Ведь если он вдруг почует опасность, он может решиться на
все, на любую крайность. Мы уже это знаем. Тут риск немалый. Вправе ли я
вообще идти на него?
что нам помогает много людей, честных, хороших, смелых. Охотно в большинстве
случаев помогают, по зову совести, так сказать, и своего гражданского долга.
Но иногда оказывается, что помощь эта сопряжена с риском, с опасностью. Как
тогда быть? Конечно, все, что только возможно здесь, мы берем на себя и в
первую очередь рискуем сами. Это в порядке вещей, это наш прямой служебный
долг. Но бывают случаи, когда никто, кроме одного какого-то человека, нашего
добровольного помощника, сделать в данной опасной ситуации ничего не может.
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Распопов Дмитрий