Странно, что выпал ему, а не кому-то из своих, поближе, из Калифорнии либо
Техаса? Ну, что выпало, то выпало, и повода для огорчений нет. Даже
утешиться можно: лучше ходить в телохранителях у Халлорана, чем у московских
мафиози. Не говоря уж про Легион?
комбинезон, брад бинокль, подвешивал к поясу нож, мобильник и две кобуры, с
сюрикенами и ?береттой?, затем, миновав коридор, ведущий к вилле, взбирался
на эспланаду. Считалось хорошим тоном являться на пост заранее и покидать
его не сразу, а лишь поболтав со сменщиком и обменявшись новостями, если
таковые были. Каргин традицию не нарушал, хотя разговоры с Сэмми сводились к
обмену сплетнями, анекдотами и спорам о преимуществах ?магнума? перед
?береттой?. Что до японца, то он к оружию был равнодушен и оказался гораздо
более интересным собеседником, тонким ценителем и знатоком танка и хокку. С
ним было о чем поговорить, и всякий утренний разговор имел продолжение - в
дневной либо вечерний час, когда они бродили по склонам кратера.
подходить к спальне и слушать, как дышит босс: если неровно и с хрипами -
вызвать врача, если стонет - будить и действовать по обстановке. Еще -
контролировать двери на лестничных площадках, пролетом ниже эспланады. При
запертых дверях забраться в пентхауз мог только альпинист, что, в принципе,
не исключалось; тогда обязанности были таковы: включить сигнал тревоги,
стрелять на поражение и защищать хозяйскую спальню до последнего вздоха и
капли крови. Помощь являлась через пару минут - Спайдер с остальными
телохранителями и солдаты с седьмого блок-поста, расположенного рядом с
виллой.
и не мешали любоваться звездным небом, пальмами в подсветке ярких ламп и
амазонской кувшинкой, дремавшей посреди пруда. Временами он подходил к
павильону, заглядывал в телескопы - в большой, нацеленный в пространство, в
безбрежную космическую даль, и в малый, глядевший на берег залива. Этот
можно было двигать на треноге, рассматривать башню маяка, яхту, мол и
освещенные фонарями коттеджи. Насколько он мог разобрать, там не происходило
ровным счетом никаких событий и ничего не шевелилось, кроме антенны радара
над третьим блок-постом.
всматривался в темноту и слушал, пытаясь угадать, кто там шелестит среди
ветвей, шуршит, попискивает, булькает. Птицы?.. Крысы?.. Жабы?.. Помимо
этого зверья, в манграх обитали ящерицы, жуки и бабочки, а в пещерах -
летучие мыши, страшные видом, но безголосые и безобидные. Скорее всего,
булькали жабы, а пищали и шуршали крысы, пировавшие на свалке - там, у
подножия скал, под жерлом мусоропровода.
поползал изрядно и полагал, что лучшего укрытия в мире не найти - в том
случае, когда отступаешь и прячешься. Но при иных тактических задачах - к
примеру, если приходилось выбивать из джунглей партизан - лес оборачивался
не союзником, врагом. Прятал он хорошо, но ничего не отдавал. Вернее, был не
прочь отдать, но по своей цене: трое за одного. В этом смысле из всех
разнообразных мест, где воевал Каргин, лишь тайга могла сравниться с
джунглями. Но в тайге войсковые операции не проводились. Максимум - рейд по
чащобам, облюбованным контрабандистами, или облава на сбежавших зэ-ков, как
в девяносто третьем, под Жиганском. Тогда убили Николая, его дружка - пуля
из обреза разворотила затылок, крикнуть не успел?
уж длинный, однако и не короткий; и странным было то, что большей частью
гибли ?стрелки? не за бугром, в матушке-России. Друг Колька - в жиганских
болотах, Валентин - в Чечне, Юра Мельниченко - в Карабахе, а Паша Нилин - в
Дагестане, все трое - в девяносто пятом; потом погибли сразу четверо - в
Москве, при невыясненных обстоятельствах.
другу, потом небосклон начинал сереть, меркли колючие точечки звезд, и это
было признаком рассвета. Старый Патрик просыпался без четверти пять, когда
заря еще не занялась. Вставал он быстро, натягивал ярко-красный спортивный
костюм, пил сок и, появившись на террасе, сухо кивал Каргину. В этот момент
полагалось разблокировать двери. За одной из них уже переминался Спайдер -
тоже в спортивном трико, но синего цвета, с изображением пумы между
лопатками. Они спускались вниз, к скале, напоминавшей присевшего медведя, и
тут Каргин минуты на три-четыре терял их из поля зрения. Потом фигурки
возникали вновь - у тоннеля, откуда выныривал Нагорный тракт - и, шустро
перебирая ногами, мчались к озеру и серому куполу второго блок-поста. Два
километра в одну сторону, два - в другую. Разглядеть их в предрассветных
сумерках было делом непростым, но тут помогал телескоп: десять минут Каргин
мог любоваться на их затылки и еще пятнадцать - на лица. Возвращались бегуны
помедленней, хоть признаков усталости у Халлорана не замечалось никаких.
Арады и ровно в шесть тридцать поднимался к себе. Время до десяти утра
предназначалось для чтения; затем - ланч, работа с референтами до трех, обед
и, если бизнес не поджимал, прогулка в парке, конный променад в окрестностях
либо поездка на пляж, в Нижнюю бухту. Ужинал босс в восемь, а в десять
ложился спать. Этот промежуток, по словам дежурившего вечером Сэмми, был
посвящен изучению звездных небес либо картам. В большой телескоп Халлоран
любовался величием Галактики, обозревая ее периферию и Млечный Путь, а играл
неизменно в бридж, и партнеры его были неизменными - Хью Арада и Спайдер.
Министры внешних и внутренних дел в негласной иерархии Иннисфри. Внутренние
дела касались покоя и монаршей безопасности, а внешнее было одно - бизнес.
Вероятно, тощий Хью разбирался в нем получше Бобби Паркера и был в
халлорановой империи столь же весомой фигурой, как коммодор и финансовый
гений Брайан Ченнинг. Во всяком случае, так представлялось Каргину, хотя с
Арадой он не контактировал. Похоже, не контактировал никто, кроме патрона,
Спайдера и подчиненных аргентинцу служащих. Судьба их была нелегкой: Арада
казался человеком замкнутым, высокомерным и промороженным, словно бифштекс
из мамонта, скончавшегося в ледниковую эпоху.
мистическим и неслучайным; то ли старик подобрал Араду в процессе долгих
поисков, то ли имелись иные обстоятельства и связи, тянувшиеся с тех еще
времен, когда Халлорана назначили консулом в Аргентине. Во всяком случае, по
возрасту Арада годился ему в сыновья, а медный отлив шевелюры Хью и
серо-зеленые зрачки наводили на некоторые подозрения.
проведенных в Москве, бомбежки и артобстрелы, темное небо, гул самолетов,
пронзительный вой сирен, то принимался расспрашивать Каргина о России и
Африке, о службе и делах семейных. Как-то Каргин упомянул, что сам
наполовину москвич, по бабке Тоне, непутевой переводчице. Но это, видимо, не
интересовало Халлорана; кивнув, он погрузился в книгу.
Какой-то закономерности в них не ощущалось; старик их начинал и обрывал по
настроению, и темы тоже были случайными. Быть может, он просто нуждался в
новизне, в каких-то собеседниках и людях, с коими стоит потолковать не о
делах, не о бизнесе, а о чем-то совсем ином; вспомнить ли молодость и
повздыхать о безвозвратно ушедшем, расслабиться, поспорить, расспросить.
Каргина:
пулей, не посеченным осколками. Даже во время бомбежки под Сараевым его не
задело, так что у веры Каргина имелись кое-какие основания.
рода-племени, где и как познакомился с матерью, чем награжден и за какие
подвиги произведен в генералы. Узнав о казачьем происхождении Каргиных,
приподнял рыжую бровь, проскрипел:
долгов?
чудовищным.
Время, честный труд и пролитая кровь?- он вдруг ухмыльнулся и добавил:
миролюбивый и приличный. Или взять ирландских эмигрантов? тех, что бежали в
Штаты за неимением Дона, Кубани и Сибири? Те же казаки, изгои и разбойники?
Разве не так, сэр?
запульсировали синие жилки.
древнее племя! Не выскочки-саксы и не славянские недоумки! Воины, не
разбойники! - голос его стал глуше и тише, морщины разгладились. - Каждый
ирландец - эрл, человек благородной крови? каждый, в ком есть хоть капля?
резко, отрывисто, короткими рубленными фразами, будто с усилием проталкивая
их сквозь узкую щель рта. То была сага о семействе Халлоранов - о пращуре,
переселившемся за океан и сгинувшем в схватке с британцами, о Бойнри
Халлоране, воителе и основателе ХАК, о Шоне и Кевине, ловких дельцах, и о
самом Патрике, сорок без малого лет возглавлявшем семейный бизнес. Еще
говорил он о том, что всякому делу нужен хозяин с твердой рукой и сильным
духом; человек, который не ведает жалости и не боится крови, способный
утвердить себя и отстоять принадлежащее ему богатство. Не только отстоять и
сохранить, но приумножить! Ибо в богатстве - сила и власть, а они нуждаются
в непрестанном приумножении. Таков их смысл в современном мире, где много