не получалось, не мог пробить блок. Ученик оказался под стать Учителю. Правда,
плюс упрямство... Петр иногда размышлял, что, родись Иоанн на пару тысяч лет
позже, он легко мог бы стать шестнадцатым Мастером Службы Времени.
Он нужен там.
подробностей многочисленных проектов Службы.
праздник - День усекновения главы Иоанна Предтечи...
Удивление, считал, - помеха действию, тормоз, нет на него времени. - Жаль,
жаль... Тогда вас пока по-прежнему останется пятнадцать, увы.
когда-либо бывших у него учеников, мучиться полным неведением того, что варится
в его голове, какие планы вынашиваются, какие решения зреют, и жалеть, что все
остальные были там - в двадцать втором веке, а этот, лучший, - навсегда
останется в первом.
себя эту мысль: она больно напоминала о холодной бесчувственности его, Петра,
уникальной профессии... Извечная человеческая самозащита: этого не может быть,
потому что...
Бог мой, как интересно! Надо бы спросить, так ведь не захочет - не скажет. А
непросчитанное действие ведомого в проекте может - и бывало так! - повлиять на
конечный результат. И тут Петр - со всеми его хвалеными талантами - не успеет,
не вмешается, не исправит, что там еще с "не" начинается...
слышно - зашумела. Сидевшие, лежавшие поднялись, подались навстречу, замахали
руками.
приветственно поднял руки, как марафонец, победно промчавшийся по дистанции,
так и шел к людям - с поднятыми руками. Даже не шел - бежал почти. И Петр за
ним, как никому не известный и абсолютно ненужный попутчик. Забавно: он легко
поймал ровную глухую ревность, текущую из толпы. Ревность имела горький вкус
йода, не морской воды, на нем настоянной, а чистый, медицинский, малоприятный
вкус. Чувство было понятным: почему кто-то лучше остальных, почему избран?
Иоанн словно тоже поймал это чувство, почти побежал вперед, напрочь забыв о
Петре, оставив его позади. И вкус йода мало-помалу стал исчезать.
чистых одеждах.
Тоже ревность? Смешно. И никакого йода.
Иоанн шел сквозь толпу, легко касаясь ладонями голов, лиц, рук. - Сколько раз я
повторял вам, что Учитель грядет к нам и приход Его будет неожиданным, но
скорым, я чувствую, чувствую Его шаги. Я лишь предтеча Учителя, я очищаю души
ваши в воде на покаяние, но идущий следом сильнее меня...
вложенные ими в уста персонажей Святой Истории, не суть точны, куда как
условны. Они - литература, не более того. Но, помня наизусть все тексты Нового
Завета, он невольно оценил почти точную цитату из Матфея, произнесенную сейчас
Иоанном: "Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня..." -
так запомнил Петр русский перевод. И отметил тут же: Иоанн не произнес - не
захотел? не подумал? в голову не пришло? - финала цитаты: "...я недостоин
понести обувь его".
изменился, внутренне изменился. Впрочем, бессмысленное добавление: никаких
внешних проявлений чувств Иоанн себе давно не позволял.
просто Предтечей. Высокий, вровень с Петром, а у того законные метр восемьдесят
восемь, широкоплечий, бронзоволицый и бронзовотелый, несмотря на январь -
солнце днем в горах хорошо поджаривает, мускулистый, скорее даже накачанный -
тяжелая работа в обители действует на мускулатуру не хуже силовых тренажеров,
когда-то темноволосый, а сейчас - посветлевшие длинные волосы, тоже светлая
борода, узкое точеное, как из камня, лицо, ярко-голубые, взлетевшие к вискам
глаза. И яростная - почти на крике! - речь.
водой всегда приходит огонь, который сжигает наши сердца верой в Бога и
ненавистью к врагам Его. И только сильные духом выдержат силу этого огня.
Знайте: Он соберет пшеницу Свою в житницу Свою, а пустую солому уничтожит
огонь, который Он зажжет в ваших душах...
недоумевал. Восхищался великолепной лексикой, яростным темпом, идущей изнутри
силой убеждения, чеканной простотой формулировок, истинно библейской простотой.
И одновременно недоумевал: откуда Иоанн взял эти библейские формулировки. Ну не
прочел же он Евангелие от Матфея, чушь, чушь!.. Или все же они, эти
канонические формулировки, не были сочинены евангелистами, но были услышаны
ими?..
вырвалось у Петра, как у одного из толпы: .
это так, то ты - первый, ты...
лицо. Солнце висело точно над его головой, золотом подсвечивая волосы, а лицо
было в тени, почти не видно лица. Может быть, так и возникла у иконописцев идея
нимба, машинально и отстранение подумал Петр.
обращался к Петру, но никто не возроптал, все слушали, сочтя это естественным
продолжением проповеди, говоря современно Петру - этаким ораторским ходом. - Не
тебе о том судить, потому что вижу: ты знаешь больше, чем спрашиваешь. Тогда
зачем спрашивать? Тебе ведомо тайное, книжник, ты пришел проверить меня. Но я
умею прочесть твои мысли, а ты мои - нет. И я скажу тебе то, что должен
сказать, что ты - и, быть может, люди, пришедшие в долину Ярдена, чтобы
очистить с себя грехи земные и посвятить души Богу единому, - что ты и они
хотите услышать от меня, от всего лишь Предтечи. Да, я не ошибся, несущий дух и
огонь идет следом за мной, но он есть Муж, который давно стал впереди меня,
потому что Он был прежде меня. Я удовлетворил тебя, книжник?
распахнутое черное покрывало, оставшись в белой набедренной повязке и в легких
кожаных сандалиях, и вошел по пояс в воду.
превышала сейчас десять градусов.
очередь, легко, не страшась и, похоже, не ощущая холода, входили в реку, не
снимая одежд, покорно склоняли головы перед Иоанном, а он медленно проводил
пальцами по лицам - от лба до подбородка, и безжалостно, трижды каждого, окунал
в воду с головой.
этот неожиданный или, точнее, не ожидаемый Петром эпизод, судить его... ну,
скажем, по правилам бокса, по вечным правилам какого-то древнего маркиза
Куинсберри, то Иоанн выиграл его. И не по очкам - нокаутом. Начисто. Петр лежит
и отдыхает.
Петр, помоги понять человека. Я же - Мастер! Я же из невесть какого века прибыл
сюда на замечательной машине времени, я же умнее, опытнее и мудрее всех их,
вместе взятых. А он, этот вчерашний уличный воришка, оказался мне не по зубам.
А если завтра то же случится с главным объектом? Нет, нет, сам себя оборвал,
там этого быть не может, там - психо-матрица, процесс управляем по определению,
хотя тоже сложностей - навалом. Но здесь Предтечу создал он сам, Петр-Мастер,
он вложил в него то, что хотел, что мог, что замышлял, тогда откуда взялось
остальное? Да черт бы с ним, с остальным! С какого такого ляда он дословно
шпарит Евангелие от Иоанна? Да еще вроде показывает Петру, что знает, что тот
знает, откуда цитаты, да простится Мастеру столь неловкий литературный оборот.
не написал, она даже в апокрифах неизвестна! Логично предположить то, что уже
предположил: смысл фраз, касающихся истории Крещения и попавших в синоптические
тексты, - точен, евангелисты знали его из одного источника и практически
одинаково повторили в своих евангелиях. Логично, логично, а все нелогичное,
вздорное, не вписывающееся в запрограммированную в двадцать втором веке на
основании - вот ведь парадокс сродни бреду! - документов первого-второго, все
это, мешающее делу - прочь, прочь!
деревом на холодной - уж ненамного теплее того кумранского камня! - земле. А
Иоанну, казалось, - хоть бы что! Он работал истово, как - знал Петр - делал в
жизни все. Он верил в то, что делал, он видел, что нужен людям, ежедневно
толпами приходящим в долину Иордана, что их и впрямь становится с каж- ЯЯ* дым
днем больше и что явление Мессии - хочет он того или нет! - состоится вот-вот:
иначе с чего бы Петр вернулся так неожиданно, А вообще-то для него, для Иоанна,
- всегда неожиданно. Петр не , предупреждал его о своих приходах. Да никого он
не предупреждал, не считал нужным.