не послушалась - дала всего двести граммов. Она сказала, что если пойдет,
можно незаметно повторить...
картошкой. Подумал и добавил ко всему тоже бутылку "Рислинга" и еще плитку
шоколада.
потом, когда она сказала, что у нее дома буженина лучше, чем им подали
(сказала она это без занудности), тогда Леха понял, что они - хахаль и
хахалиха. Он так в это самое поверил и так ему было от этого приятно
(видишь, пишут, а сами обманывают, крутят, любятся!), что вокруг
беспорядок, что очень удивился, когда эти двое стали вспоминать: "А
помнишь? А помнишь?"
каком-то Саше из Закарпатья, о каком-то Янеке, который потом ушел служить
в Войско Польское, о каком-то Васе, которого убили на самой границе, о
Фельдмане, который окончил юридический факультет и работает теперь судьей.
("Судьей!" - Леху передернуло, аппетит улетучился враз. Но ругнул себя
матом - мол, чё ты трусишь всё? "Судья!" Все - далеко уж. Сиди, пей, живи!
Аппетит восстановился. И водка пошла ничего)...
официантке насчет репертуара: они тут, ресторанщики, гоняют в пластинках
все из-за рубежа, будто сидят в их ресторане чужие, тамошние, а не наши,
обыкновенные и простые граждане.
них вообще выходной для музыкантов, это же написано на дверях. Потому, кто
как хочет, тот так и бросает монеты. Под личный заказ!
бабы запели громко "Все, что было - не вспоминай", даже от удовольствия
прикрыл глаза.
которые ему допринесла (он всегда незаконные добавки к положенным двумстам
граммам считал доприношением) толстенькая официантка. Ноги у нее были
красивые, полные. На правой ноге - родинка.
полапать, однако она вежливо, но твердо и настойчиво отвела его крепкую
мужскую руку. Может, это и вправду, конечно, не время, - подумал он, -
баба на работе! А так бы - ничего!
горько говорили. Леха вдруг стал их понимать. Но только он хотел с ними
потолковать, они стали собираться. Надо уходить, - сказали. У старушенции,
оказывается, муж дома, ждет. Она бабка, внука сегодня приведут.
Старушенция с ним занимается - отстает внук по-английскому... А у этого
боевого гвардейца, который не любит иностранные песни, тоже проблемы. Он
же приехал, а в гостинице по сути не устроился: лишь вещички бросил, так
как сказали, что к вечеру место освободится, а теперь там пока живут.
Старушенция стала неуверенно приглашать его домой - как-нибудь устроимся!
Но он был мужик понятливый и сказал, что ее муж, Боря, всего этого не
поймет.
заказал еще двести, на что официантка заявила: ему хватит. Он деланно
удивился и даже осерчал: на собственные, кровные в удовольствие нельзя и
еще выпить? Разве я на своих не стою? - стал допрашивать он официантку.
посоветовала выпить кофе. После ста пятидесяти он выпил кофе, но без
всякого удовольствия. После этого он огляделся. Оказалось, фронтовая пара
домой не ушла - просто выходила на террасу. Леха уставился на них. Ему
чего-то не хватало. В душе было дико и пусто. "Как же я попал! Как попал!"
- простонал он.
любить! А я... Я - сукин сын..." Сердце его застонало. Давно, кажется,
ничего не трогало его. А теперь... То ли эти допринесенные сто пятьдесят,
то ли кофе заставляли его стонать, стискивать зубы и скрежетать ими.
Завыть бы волком! Зачем так все с ним было? И что дальше будет?
"нет", понять никто бы не смог теперь. Лишь он что-то понимал. Шла за ним
вышка. И радуйся - не радуйся, все равно когда-то поймают и - к стеночке.
А жить-то хочется! Ах, как хочется!
потому - мы братья... В нас много общего.
свидании вернувшийся _о_т_т_у_д_а_ единственный свидетель. Нет, не забыл
он Леху. Он к нему приехал... И самое приятное было у него свидание. Зачем
вот только потом связался! За пятнадцать кусков продал себя!
самом деле был в чем-то виноват!
За кого? Чтобы по блату устраивались в институтах? Чтобы внуков перли в
университет тоже по блату? А других, наших, простых - всех по боку!
поддакнула. Ведь не все же! Мол, всякого дерьма во все века было немало! И
нельзя судить всех сразу...
царит на этой земле.
могли убить на войне. А если бы попали в плен, просто сожгли бы в
крематории.
долго не могли говорить.
она молча. И Леха молчал... Потом, когда они еще раз пошли и вальсировали,
старушенция сказала:
много выстрадал... Он же в плену на самом деле был. И его могли сжечь в
упомянутом вами крематории...
две девахи. Приволок их тихонько к столу тощий худой "Монах". Ему бы давно
надо было набить морду. Так думал Леха. Но от битья воздержался. Вообще он
постарался оставить и "Монаха", и его девиц в покое. Он увидел семью,
которая пришла, видно, ужинать. Двое деток с женщиной и мужиком. Мужик
стоял на террасе и курил. А она!..
была храброй. Подняла над перилами веранды младшенькую, и даже Леха
напугался.
засекреченный космонавт? А, может, полярный мореплаватель?
бледный, трезвый и спокойный. Он вспомнил, что ему предстояло впереди. Он
многого не понимал. Чего и кого он должен увозить? Какие бумаги доставать.
сооружение ставил когда-то Вакула. Было это так давно - не упомнишь.
Давно, и вроде недавно. Перед двадцать седьмым годом. Забивал тут,
сделанные своими же руками, скобы навечно.
нараспашку, когда моются мужики. Мужики голышом кувыркаются в снегу, лезут
в прорубь...
вырывается на морозный воздух пар.
Валеев с синяком под глазом и еще три-четыре орла из славной кубанцевской
шараги.
строителями, - Маслов раздевался на ходу.
когда сдать новую баню?
нахально отвергает обвинения в свой адрес Кубанцев. - Он не умеет мной
руководить!
подмаргивает Маслову вторым:
загонял директор старый, Гариффулин. А мы добровольно гигиену держим.
Чего, старая баня еще служит!
Мамокова.