и всемерно меня поддерживал, но иногда "кидал кость" боярской думе,
устраивая шумные разносы всему управлению в моем лице. Что делать,
политика везде одинакова...
- Никитушка, к царю-то пойдешь, меня не забудь, - застенчиво напомнила
бабка, пододвигая ко мне миску с варениками. Я только кивал, болтать с
набитым ртом трудновато, а готовила Яга отменно. - У меня, слышь, тоже
своя версия имеется. Да ты кушай, кушай, родной, не отвлекайся... Митю мы
опосля чая вызовем, да и расспросим с предосторожностями. Сейчас он во
дворе молодым стрельцам о своих подвигах бахвалится. Врет, будто бы с ним
даже двое упырей справиться не смогли... О чем это я? А, насчет версии...
Вот я что удумала, надо тебе к лесному дедушке сходить, посоветоваться.
Я-то сама уж не один годок в городе живу, нюх притупился, силы уже не те,
а леший, он с землей-матушкой навечно корнями связан... Если в нашем деле
какое чужедейное волшебство есть, он тебе на него сразу же укажет! А мне
сдается - есть оно. Шамаханцы-то что! Тьфу - и нет их Орды! Они же
язычники поганые, без Кощеева зелья ничего из себя не представляют... А
тут мы дело имеем с врагом серьезным. Сдается мне, за пастором этим такие
силы стоят, что и Кощей с ними за ручку поздороваться не погнушается. Вот
от царя вернемся - я тебя в лес свожу...
- М... н... в лес!.. - отрицательно замотал головой объевшийся я. -
Давайте лучше вас туда командируем, у меня от общения с русалками еще
мурашки по коже бегают. А леший, я так полагаю, еще более крупный
авторитет? Нет уж, мы как-нибудь по старинке, методом дедукции...
- Да ты не волнуйся, милый, я те все, что надо, обстоятельно расскажу.
Если вечером поедешь, то к утру уже назад обернешься.
- А вы-то почему не хотите сходить?
- Нельзя мне... - снова засмущалась бабка, да так, что щеки у нее стали
красными. - Дело тут такое... слишком уж личное. Сватался он ко мне
неоднократно. Я все отказывала, молодой была, глупой... Долго мы с ним не
виделись, и теперь уж что старое ворошить? Только опасение имею, приду в
лес - ну, как он вновь приставать начнет?
- Да... но... - при мысли о том, кем надо быть, чтобы плениться
"прелестями" Бабы Яги, - мне едва не стало дурно. - Так... ведь он,
наверно, старый уже?
- Старый, - подтвердила Яга. - Я-то еще в девчонках бегала, а он уже не
молод был. Теперь-то, видать, совсем стар, но рисковать не буду. Знаю я
вас, мужиков, седина в голову - бес в ребро!
В конце концов она меня уговорила, пообещав с текущими делами отделения
управляться самолично. Да и за ночь что особенного может произойти? Если
бы днем - дело другое, а ночью... Бандиты тоже люди, им тоже спать надо. К
царю мы пошли все трое плюс еще четверо стрельцов в качестве охраны. День
как день... Народ занимался своими делами, никто не паниковал, об упырях
горожане не знали, и я почувствовал некоторую зависть к этим безмятежным
людям. Если верить Яге, то в Лукошкине свило гнездо какое-то страшное
колдовство, и хотя его цели пока не ясны, но намерения наверняка
преступны. Что можно такого взять с города? Зачем кому-то устраивать здесь
тайную резиденцию чужеродных темных сил? Во-первых, нам и своих хватает.
Во-вторых, я не уверен, что местный "криминал" потерпит конкуренцию. И все
ради чего?! Обложить Лукошкино данью? Требовать от жителей человеческих
жертв? Поменять власть? Установить свой порядок и свою религию? Чушь
какая-то... Это от нехватки настоящей рабочей информации всякая дрянь
лезет в голову. И все-таки где-то в глубине подсознания билась мысль о
том, что здесь есть рациональное зерно, надо только его разглядеть. Все
непременно встанет на свои места, как только мне станет понятной причина
кражи черной ткани... Цвет! Черный цвет... Видимо, все дело в нем. Дальше
мои умозаключения натыкались на железобетонную стену отсутствия фактов.
Гадать можно долго, но следствие держится только на голых фактах. Увы,
именно их категорически не хватает...
У царского терема нас встречала представительная делегация бояр, немецкий
посол и двое его приближенных, включая пастора Швабса. Теперь, когда он
был у нас под подозрением, я постарался рассмотреть его попристальнее.
Увы, в этом человеке не было ничего, за что мог бы зацепиться взгляд.
Среднего роста, среднего телосложения, неопределенного возраста (где-то
после тридцати, но до семидесяти), блеклые глаза на тусклом и настолько
обыкновенном лице, что память отказывалась его фиксировать. Ни одной
особой приметы! Когда-то я читал, что люди именно с такой внешностью
становились кадровыми разведчиками и профессиональными шпионами. Он не был
похож ни на кого, но при этом на всех одновременно...
Филимон шумно пригласил всех в зал боярской думы. Пока поднялись, пока
расселись, пока объявили о приходе царя... Горох прошествовал через весь
зал, как флагман на белых парусах, с ходу бухнулся на подушки трона и
оборвал начавшего дежурное перечисление титулов дьяка:
- Цыц! Дел невпроворот, на охоту собираюсь, время на праздную болтовню
тратить не соизволяю. Значит, так, посол немецкий в третий раз жалобу
пишет на участкового нашего, воеводу сыскного Ивашова Никитку.
- Наказать милиционера! В кандалы его! Дожили, иностранцы в нос тычут,
попрекают... - дружным хором отозвались боярские ряды.
Горох недобро сощурился и продолжил:
- Однако ж, первую и вторую жалобщину посол при мне разорвал с извинениями
серьезными.
- Так и мы о том, наградить бы молодца! - с тем же пылом поддержала дума.
- Службу справно несет, своих не забижает, иностранцы, и те, опомнившись,
поклон ему бьют. Опять же для престижу российского зело полезно!
- Вот только третью жалобу он сам мне в руки утречком и вручил. По его
словам выходит, что украл у него сыскной воевода ночью два трупа из
костела, да и надругался над прахом. На куски посек, в огне спалил, а
пепел по ветру развеял.
- Казнить участкового!!! Христопродавец! Совсем страх Божий потерял! -
через секундное замешательство раздалось со всех сторон. - Нешто мы
язычники какие, чтоб к покойным уважения не иметь? Казни, государь,
отступника!
Царь вскинул бровь, и в зале мгновенно повисла тишина.
- Ну что, посол немецкий, тебе слово. Говори все как есть, что на душе
накипело... Уж мы выслушаем и без промедления будем суд вершить, скорый,
но справедливый.
- Государь, - немец с достоинством шагнул вперед и поклонился так, что
"уши" завитого парика коснулись напольного ковра, - и вы, благородные
господа бояре, я прошу у всех вас прощения за то, что оторвал от важных
государственных дел. Только что, во дворе, мы переговорили с Никитой
Ивановичем, я получил исчерпывающие ответы и ни одной претензии в адрес
лукошкинской милиции не выдвигаю. Надеюсь, что и младший лейтенант Ивашов
извинит мне некоторую горячность ложных выводов. Благодарю за внимание...
На этот раз тупое молчание висело гораздо дольше.
- Че делать-то? - жалобно раздался наконец чей-то одинокий голос. - Опять
награждать, что ли?
- А может, в кандалы? На всякий случай... А, государь? - участливо
поддержал второй.
Царь демонстративно молчал. Бояре осторожно начали обсуждение, мало-помалу
увлеклись и вскоре кое-где уже переходили на "ты", хватали друг друга за
бороды, грозно размахивая резными посохами. Что ни говори, а времена не
так резко меняются... Душа, например, как была, так и осталась прежней. Мы
втроем неспешно считали мух... Митька ковырял лаптем узор на ковре, Яга
что-то пересчитывала па ладони (вроде камушки, а вроде и чьи-то зубы), я
отрешенно пялился на двух стилизованных русалок, вырезанных на
подлокотниках трона. Волосы одной казались зеленоватыми, кудри другой
отливали глубокой синевой...
- Быть по сему! - неожиданно громко рявкнул Горох, перекрывая общий
бардак. Бояре, ворча, расселись по местам. - Иди сюда, сыскной воевода...
За службу верную, по поддержанию имени российского перед державами
иноземными, жалую тебе мою царскую благодарность да кошель с червонцами
сверху.
- Спасибо, большое спасибо. - Я взял золото.
- Стой, куда пошел? Я ж еще не закончил, - удивился царь. - А за
халатность и попустительство да над гостями чужедальними насмехательства
глупые велю тебя наказать десятью плетьми прямо посередь двора. Или ты
деньгами откупишься?
Я посмотрел на него задумчиво и вернул кошелек. В зале раздалось довольное
урчание. Бояре выглядели, словно коты, объевшиеся сметаны. Горох
исхитрился угодить всем, даже послу:
- А ты, друг Кнут Гамсунович, больше нас пустыми жалобами не тревожь. Ишь,
взял манеру шутки шутить... Утром пишешь - вечером рвешь. На третий-то раз
уже не смешно, ей-богу.
Когда царь объявил очередное заседание закрытым и все начали расходиться,
Горох незаметно сделал мне знак, щелкнув пальцами. Я шепнул Бабе Яге, что
задержусь, чтоб ждали с Митькой во дворе. Она понятливо кивнула и, цапнув
парня под локоток, ушла со всеми. Охрана царской особы также удалилась,
став караулом у дверей.
- Ты что же такое творишь?! - обрушился на меня Горох, едва мы остались
одни. - Голова твоя еловая, милицейская, ты хоть что-нибудь в
международной обстановке понимаешь? Ты на фига мне отношения с немцами
обостряешь до крайности?
- Но...
- Молчать! Не перечь государю, ибо в гневе я за себя не отвечаю! Три дня -
три жалобы, это как? Ты что ж, генерал, решил, что ежели я на посла при
тебе всех собак спустил, то так во веки веков будет?
- Не совсем, но вы...
- Не возражать! - окончательно взвинтился царь. - Я те повозражаю! - Он
спрыгнул с трона и с размаху ткнул мне кулаком в лицо, целя в нос.
Горох, конечно, драчун не из последних, но и нас в школе милиции не только
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Мурич Виктор
Глуховский Дмитрий