выбрал треугольный зал, импонировавший какой-то долей неофициальности;
Государственный герб и портрет Воеводы, в других залах расположенные рядышком
на одной стене, здесь взирали друг на друга в упор, словно в предчувствии
конфликта.
появились адвокат, молча кивнувший Синякову, и Димка, сопровождаемый
многочисленным конвоем. Был он без ремня, зато застегнут на все пуговицы. Уже в
клетке с него сняли наручники, которыми эту же клетку и заперли.
родного сына в клетке зала заседаний военного суда - зрелище не для
слабонервных. Уж лучше терпеть козни злых духов в нижнем мире.
места прошел состав суда - седой подполковник флегматичного вида и два
перепуганных солдатика-заседателя, один из которых был явным монголоидом, а
второй столь же явным олигофреном. Сбоку уселась секретарь - вчерашняя
школьница, видимо, зарабатывающая здесь право на поступление в юридический
институт вне конкурса.
Единственное, что запомнилось Синякову, так это его красные, воспаленные глаза.
Можно было подумать, что всю ночь напролет он рыдал над печальной участью тех,
кого ему предстояло обвинять.
никак не мог взять в толк, что нужно здесь всем этим людям, явно видевшим Димку
впервые - древним старухам, бабам колхозного вида с детьми на руках,
элегантным, хотя и не накрашенным дамам, подросткам, которым в это время
полагалось сидеть за партой, молчаливым работягам, так и не заступившим сегодня
на смену. Объединяло их только одно - постное, даже мрачное выражение лиц. Лишь
позже до Синякова дошло, что тут собрались не праздные зеваки, стремящиеся
убить время, а родственники подсудимых, очередь которых еще не наступила.
Решение человеческой участи было поставлено здесь на поток, как в прифронтовом
госпитале - резекция внутренних органов и ампутация членов.
заключение, из которого следовало, что рядовой Синяков Дмитрий Федорович
беспричинно, на почве немотивированной личной неприязни нанес младшему сержанту
Хомутову Анатолию Ивановичу телесные повреждения, признанные
судебно-медицинской экспертизой как менее тяжкие, не вызвавшие стойкого
расстройства здоровья. Все вышеперечисленные обстоятельства подтвержаются
материалами дела, показаниями свидетелей и чистосердечным признанием
обвиняемого.
никто не видел - ни командир роты, ни старшина, ни соседи Димки по койке (а
конфликт якобы произошел именно возле нее). Удовлетворенный этим
обстоятельством адвокат издали подмигнул Синякову.
успевшего поднатореть в попрошайничестве, но еще не успевший как следует
освоить карманные кражи, был и сам не рад страстям, разгоревшимся возле его
особы: Однако он твердо держался за показания, данные на предварительном
следствии. Его служебная характеристика, зачитанная секретарем суда, была самой
хвалебной.
он не мог видеть отца, а теперь, встав, первым делом отыскал его взглядом.
Синяков улыбнулся как можно более беззаботно и на пальцах продемонстрировал
рогатый символ победы.
Видимо, они заранее оговорили их, а теперь подсудимый ломал все договоренности.
службы как изверга и садиста. Причиной драки были издевательства, которым он,
рядовой Синяков, подвергался на протяжении всего срока службы, а
непосредственным поводом, переполнившим чашу терпения, явилась попытка Хомутова
отобрать у него деньги, присланные матерью. О своем поступке он ничуть не
сожалеет и просить прощения у пострадавшего, как советуют некоторые (при этом
он покосился на адвоката), не собирается.
вопросов к посудимому не нашлось.
подсудимого не нашла подтверждения у следствия, а внутренне непротиворечивые и
последовательные показания потерпевшего, наоборот, не вызывают никаких
сомнений. Пораспинавшись немного о социальной опасности данного вида
преступлений, дискредитирующих армию в глазах общества, он, как и ожидалось,
попросил назначить обвиняемому наказание в виде лишения свободы сроком на три
года.
адвоката, однако Синяковым уже овладело нехорошее предчувствие. Да и какая в
принципе разница - три года или два с половиной. Срок есть срок, хоть и
говорят, что в дисциплинарном батальоне он таковым не считается.
длилась ровно пять минут - Синяков специально по часам засекал. Все остальное
свелось к чтению Димкиной характеристики, не менее блестящей, чем у Хомутова,
да голословным призывам проявить гуманность и снисходительность.
казуистической версии, до которой так охочи адвокаты, фигурирующие в
детективных фильмах. Более того, не оспаривалась даже явная бездоказательность
преступления. А просьба ограничиться условной мерой наказания вызвала
скептическую улыбку на суровых лицах конвоиров.
фразой: "Я тебя еще достану, Хомут!"
спешке, что Синяков не обменялся с ним даже парой фраз. Хорошо хоть, какая-то
сердобольная бабка успела сунуть парню домашний кулич.
подсудимых занял другой солдатик, тоже стриженый и тоже распоясанный. Сменился
и состав суда, включая вечных антагонистов - адвоката с прокурором.
очередного подсудимого состояла в самовольном оставлении места службы,
длившемся едва ли не полмесяца. За этот в общем-то небольшой срок он успел
жениться и зачать ребенка, появившегося на свет в то время, пока его непутевый
отец находился под следствием.
женского плача. Это была та самая парочка - мать и жена подсудимого, - которых
Синяков встретил накануне в приемной прокурора.
коридоре стало посвободней - сейчас здесь слонялись только свидетели, ожидавшие
вызова.
судили интенданта, сбывшего налево изрядное количество взрывчатки. И хотя его
связь с криминальными структурами доказана не была, прокурор вменял бедняге в
вину чуть ли не все террористические акты, совершенные за последнеее время.
Интенданту светил не только изрядный срок, но еще и конфискация.
Сидорович оказался начальником финотдела дивизии, промотавшим денежное
довольствие части чуть ли не на год вперед (чем и объяснялась горячая ненависть
публики, состоявшей главным образом из офицерских жен). Однако он так грамотно
построил защиту и так запутал предварительное следствие, малокомпетентное в
финансовых вопросах, что суд уже готов был оправдать его и даже восстановить в
должности.
полковник, притулившийся у самых дверей. - Да у него весь штаб округа
купленный!
под черными пиночетовскими очками.
тобой из этих денежек ни шиша не досталось!
- в тех же декорациях и при той же публике доигрывали предыдущий спектакль.
Дезертира увели, а в клетку возвратили Димку.
отца, для которого прокурор попросил аж семь лет. Женщины продолжали выть, но
уже еле-еле. Димка доедал кулич. Что-то жевали и его конвоиры. Судья с
секретарем разбирали груду машинописных листочков. До Синякова доносились
слова: "Готово?" - "Почти..." - "Что значит почти? Это документ, а не яичница!"
- "У меня же не по двадцать пальцев на каждой руке..."
действительно не представляли собой ничего примечательного, зато молодые
гладкие ноги заслуживали совсем других залов и совсем другой публики, попросила
тишины.
которого мало чем отличался от обвинительного заключения, даже срок,
испрошенный прокурором, остался без изменения. Новостью было только частное
определение, вынесенное командиру бригады за ослабление воспитательной работы
среди подчиненных.
закончил судья и, прихватив свои бумаги, устремился к выходу, потому что в зал
уже нетерпеливо заглядывал его коллега, судивший дезертира.