лагерь. - Ты лучше загляни внутрь и позови Соломко.
никому еще, к счастью, не понадобился. Станчо понесся в столовую, а Такаси
снял куртку и рубашку. Спина рубашки промокла от крови, шею пощипывало.
невыразительным лицом, за которым, как за греческой маской, бушевали
страсти. Всю жизнь Анита Соломко мечтала стать археологом, но рассудила,
что сможет принести больше пользы человечеству, став врачом. С тех пор в
течение многих лет разрывалась между любовью и долгом. Разрывалась она и в
экспедиции, где ничего трагичнее царапин лечить ей не приходилось и она
могла полностью отдаться археологии. Но сознание того, что она как врач
никому не приносит пользы, отравляло ее в остальном безоблачное и
счастливое существование. И чем безоблачнее была жизнь, тем несчастнее
становилась Анита. Но оторви ее сейчас от раскопок и заставь заниматься
профилактикой кори на Марсе, она будет чувствовать себя несчастной, потому
что вдали от археологии жить не могла. Анита была обречена на вечные муки.
потому что и сам Станчо ничего не понял.
в глаза окровавленный, обнаженный по пояс Такаси, держащий в руке алую
рубашку, она сказала ему:
ведет к переоценке своих возможностей. Вот и допрыгались. Признавайтесь,
откуда вы узнали?
медицинский простой закончился.
две!"
укус...
руками.
ее взгляд упал на койку. - Так... - сказала она осуждающе и приковала к
месту Станчо суровым взглядом.
Такаси. Круминьш убавил свет.
говорил. Вдруг замолчал, увидев Наташу.
нашел верхних людей.
бесплотность подземелья, загорелую, смуглую, встревоженную.
смотрела на другого, черноглазого богатыря с могучими руками и такой
широкой грудью, что ее не охватишь руками.
когда, выбравшись из подземелья и дойдя после целого дня блужданий до
Города Наверху, он понял, что города уже нет. Он верил в мираж, в прошлое,
погубленное когда-то очень давно. Тогда была не печаль - было горе, был
конец пути, было окончательное одиночество. Потом он встретился со
страхом. Страх настиг его ночью, когда он, из последних сил бредя по
развалинам, разыскивая место, где можно было бы спрятаться и выспаться,
попал в грязь и чуть не утонул в ней, когда на него бросился страшный
зверь и он лишь чудом успел дотянуться до выроненного ножа. Был страх,
когда чуждо одетый человек потащил его куда-то, и был страх, когда,
вырвавшись, он понял, что убежать не в силах.
окружившие его, чисты, велики ростом, сильны, и они улыбаются ему,
трубарю, потому что они живут там, где есть большой свет и до потолка не
добраться, даже если составить все лестницы мира. Значит, люди наверху
построили себе другой город и живут среди деревьев.
Она пришла сюда из-за того мужчины, который принес Крони, и беспокоилась
из-за его раны...
мыслей Крони, то все решили, что он устал и ему надо отдохнуть.
обмыть и уложить пациента как следует, а остальных выгнала. И они покорно
ушли, потому что после первого шока наступило время думать. На пустой
планете, где уже двести лет назад умер последний человек, обнаружился
мужчина, изможденный и слабый, но вполне реальный. Это не укладывалось ни
в какие рамки, и этого быть не могло. Тем интереснее было выяснить, почему
это случилось.
заснул между двумя белыми простынями, такими тонкими и нежными на ощупь,
что любой директор отдал бы за кусок этой материи половину своих богатств,
а в столовой - общей палатке, которая служила заодно и складом, отчаянно
спорили археологи и прилетевшие к вечеру следопыты.
сошлись на рабочей гипотезе: на планете скрываются остатки людей. Их
немного, и они влачат жалкое существование где-то в пещерах или в горах. У
них нет ни городов, ни крупных поселений - иначе бы их заметили. Гипотеза
не об(r)ясняла башмаков и куртки человека. Куртка была асбестовой и соткана
на станке. Гипотеза не об(r)ясняла многого, но лучшей гипотезы не нашлось.
операции, которую провела Анита Соломко. Гюнтеру сделали пункцию мозга -
речевого центра и центра памяти. Раньше Аните не приходилось делать такой
операции в полевых условиях, и через год, когда отчет о ней будет
напечатан в "Вестнике хирургии", появление заметки совпадет с публикацией
статьи археолога А.Соломко в "Вопросах космоархеологии", которая
называлась "Некоторые закономерности эволюции лощеной керамики в пятом -
восьмом слоях Верхнего Города". И это будет счастливый день для Аниты.
введен Крони, но действие его скажется на третий день.
что-то неуловимое с первых мгновений, но реальное и значительное. Он
подумал сначала, нежась под прикосновением простыни, что он хорошо
выспался. Перестук капель воды по оранжевой крыше означает, что идет
дождь, а не лопнула ржавая труба и не протекла изоляция. Может быть,
причина заключалась в успокаивающей надежности вещей в Городе Наверху, за
исключением, правда - и тут Крони улыбнулся, - хозяйства Станчо Кирова,
который, наверно, с рассветом чинит гравитолет. И память сразу подарила
ему образ насупившегося в решении неразрешимой технической задачи
загорелого, голубоглазого, наполненного неисчерпаемым доброжелательством
Станчо.
Крони не уловил ликования, овладевшего Анитой при звуке его голоса.
столовой. Как желудок, не беспокоит?
задавать мужчине.
не может пройти безболезненно.
заранее решивший, что ничего не вышло и все его мучения оказались
напрасными. Анита выдержала паузу. Нет, не преднамеренно. Просто перед тем
как обратиться к Гюнтеру, она попыталась подавить в себе тягучее чувство
нежности к этому грузному, не очень молодому человеку. Анита сосчитала до
двадцати и сказала:
хотелось сказать.
приступа боли.
нравилось, как пахнет здесь воздух. И на улице, и даже в палатке. Легкие
запахи лекарств, жившие в воздухе, лишь подчеркивали его свежесть.
зубы и причесался. Надо бы постричься, как Такаси. Потом вернулся в