выкидывать из них бумаги, старые растрепанные тома кодексов и уложений.
Поднялась пыль.
в нижнем, правом, под пустыми бумагами... Коля уже убедил себя в том, что
Вревский увез их в Киев.
собой, надеясь распутать дело. Поэтому спрятал к себе в стол, ключ от
которого пока не сдал.
комендатуры опасались оказаться на перевале в темноте: по слухам, там
подстерегали татарские бандиты.
вещами и папками...
Коридор был в дыму, и дым заползал наружу через выбитые окна, отчего
воздух быстро перемещался, создавая едкие сквозняки. Впереди грозно
трещало. Беккер выглянул в окно - дым закрыл видимость. Но на площади было
много народу - любовались делом своих революционных рук. Можно бы
выпрыгнуть, но второй этаж высокий, в недобрый час поломаешь ноги.
столбы пламени?
лестнице вниз, стараясь бежать быстро и не задумываясь, лишь бы все скорее
кончилось.
на другую улицу.
где под каштаном стояла черная от влаги деревянная скамейка. Под ней
сохранился голубой снег, а вокруг была бурая с зелеными весенними
пятнышками трава.
дело о дезертирах. В конверте - несколько уже виденных им фотографий
убитого солдата. Отдельно - фото раскрытой шкатулки. Протоколы допросов,
письма из Симферополя по установлению личностей... дальше, дальше! Коля не
стал читать документы, успеется. Он отложил папку и раскрыл вторую,
берестовскую. Она была куда толще и потрепаннее первой - видно, ее чаще
открывали. Протоколы, записи допросов, фотографии... Коля листал быстро,
но тщательно, чтобы не пропустить какой-нибудь важной бумаги.
проглядел его сначала, не остановившись. И лишь через минуту сообразил,
что строчки были написаны крупным, с обратным наклоном, почерком
Маргариты.
Вот почему он спрашивал о Маргарите во время последнего допроса.
впутывать тебя в это дело. А упомянул твое имя, потому что хотел, чтобы
следователь мне поверил. Ведь мы же с тобой там были?! Мы же видели
Берестова! И пьяниц этих - тоже видели! А если мы видели их, не исключено,
что и нас кто-то заметил. Так что честность - лучшее оружие.
него, потому что он не спросил разрешения, прежде чем упоминать ее имя в
разговоре с Вревским. Грустно... как быстро проходит женская любовь!
хотел было выкинуть, но передумал. Он достал из кармана шинели зажигалку,
сделанную из винтовочного патрона, и, зажегши ее, поднес язычок пламени к
уголку письма. Письмо легко и весело занялось почти невидным в яркий
солнечный день пламенем. И рассыпалось в прах. Лучше, чтобы показаний
Маргариты Потаповой не было.
сомнения, была монархией, и иные способы управления ею казались делом
отдаленного и невероятного будущего. Когда же - менее чем через две недели
- он сошел с парохода <Алушта> в Севастополе, Россия уже давно (по крайней
мере так казалось) и окончательно стала республикой, словно никогда и не
была в ином положении.
стекло в здании ялтинского суда и во всей России не нашлось никого, кто
постарался бы защитить достоинство империи.
Феодосию. Так может поступить лишь человек, сознательно упускающий свой
шанс. Там, в диком углу, революция может означать лишь смену вывесок. Коле
были нужны вольные просторы.
потому что присягал на верность государю императору, который добровольно
отрекся от престола. В будущем же Коля не намеревался никому присягать.
Если уж государь император не оправдал ожиданий, можно ли ждать защиты от
Гучкова?
прапорщиком меньше.
кондукторской вдовы, у которой был шестилетний сын, любивший дядю Колю. И
сама Раиса любила Колю, но никогда не выказывала желания оставить Колю в
своем побеленном домике, за белым забором у белого тротуара. Впрочем,
забор и тротуар были изобретением вечно пьяного и шумного дурака -
генерала Веселкина, коменданта Севастопольской крепости, того самого, что
хватал, проезжая по Нахимовскому проспекту, гимназисток, не по форме
причесанных или одетых, и развозил на коляске по домам. Заборы и тротуары
белили, потому что город по ночам не освещался, чтобы его не отыскали
рыскающие по морю турецкие подлодки. Зато обыватели находили дорогу домой
под светом звезд.
платья на Николаевской, а мальчика отдавала одной доброй немке, что
держала киндергартен - группу детей, с которыми гуляла и обучала их
немецкому языку.
кафе и заявится к Раисе после шести.
скамейке, наблюдая за гуляющими по площади. Матросов было немного, это
объяснялось тем, что вице-адмирал Колчак, командующий флотом, не давал
командам воли и половина флота у него всегда находилась в море, вторая
занималась уборками, ремонтом и погрузкой. Чаще, чем матросы, встречались
солдаты из крепостной артиллерии и гарнизонных рот. Они собирались в
кучки, оживленно обсуждали что-то, будто спешили все решить, прежде чем
вернутся моряки.
от них, чтобы не встречаться взглядом. Солдаты не заметили афронта, сели
на скамейку, продолжая беседовать, и задымили вонючей махоркой. Революция
быстро меняла нравы - посмели бы недавно солдаты днем, в центре города,
усесться на скамью, закурить и даже не спросить разрешения у сидящего там
прапорщика!
пробы ставить негде, и мяса в супе почти не бывает.
намерены были не только скинуть артельщика, но и отделаться заодно от
какого-то штабс-капитана, который всем надоел.
императора - несоразмерно большая плата за свободу скинуть еще и
артельщика.
числе и Раиса Федотовна. Она как раз вернулась со службы, кормила своего
сына Витеньку, который несказанно обрадовался дяде Коле, хоть тот и не
привез никакого гостинца.
надолго?
Свержин Владимир
Перумов Ник
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Круз Андрей