Чтение 17–й страницы книги ~Овернский клирик~

встал и, надвинув поглубже капюшон, проследовал за нами к краю поляны. Ансельм
предусмотрительно держался сбоку, загораживая. путь к бегству. Впрочем, "собрат"
и не собирался бежать. Мы присели на траву, и я, оглянувшись на храпящего
нормандца, начал:

- Брат Октавий! Как говорится, трое составляют коллегию. Мы с братом
Ансельмом никак не смогли прийти к единому мнению по одному важному вопросу, а
посему решились потревожить вас. Вопрос чисто теоретический, можно сказать,
догматический. Мы рассчитываем на те глубокие знания, которые вы, мой брат,
приобрели в обители Святого Роха под эгидой достойного аббата Джеронимо.

Последовал кивок - "брат Октавий" оставался невозмутим.

- Представим себе совершенно невероятную ситуацию. Трое братьев мирно
путешествуют по своим делам и внезапно встречают на своем пути великую грешницу,
которую разыскивают власти предержащие... Ну, скажем, некую Анжелу, дочь
жонглера Тино Миланца. Как поступить им? Они - не судьи и не стражники, но не
хотят нарушать закон и укрывать преступницу. С другой стороны, им не будет
приятно, когда оную грешницу будут публично бичевать на главной площади Тулузы,
а затем заклеймят и отправят в подземелье до конца дней.

- Это сложный вопрос, - мне показалось, что "брат Октавий" горько
усмехнулся. - Может, эти трое братьев захотят получить выкуп от грешницы?
Деньги... или еще что-то - что обычно надо честным братьям от грешниц.

Я невольно вздрогнул - в ее голосе была не ирония, а неприкрытая ненависть.
Мы с братом Ансельмом переглянулись.

- Мы говорим совсем о других братьях, - спокойно заметил я. - Эти три брата
просто попали в затруднительное положение. И, брат наш во Христе Октавий, прошу
вас, помните, не судите, да не судимы будете.

- Тогда, может, и этим братьям, прежде чем судить грешницу, стоит узнать,
действительно ли она столь грешна, - "брат Октавий" отвернулся, и мы услыхали
легкий смешок. - Брат Ансельм, вы думаете, что сможете преградить мне путь в
лес?

- Нет... - медленно ответил итальянец, и я поразился серьезности его тона.
- Наверное, нет. Я давал обет и не прикоснусь к женщине.

Он встал и, отойдя в сторону, вновь опустился на траву, демонстративно
отвернувшись. Та, что называла себя "братом Октавием", вздохнула и сбросила с
головы капюшон. Я опустил глаза - сработала многолетняя привычка.

- И вы тоже столь лицемерны, отец Гильом? - девушка рассмеялась. - До чего
же вы все ханжи! Весь вечер вы оба пялились на меня... А еще смеете в своих
проповедях вспоминать слова Христа о лицемерах! Просите не судить, а сами
поверили, что я воровка.

- Вас, дочь моя, обвиняет власть светская и власть церковная. - Я пожал
плечами. - К сожалению, порой приходится доказывать не только вину, но и
невиновность.

Она задумалась - всего на миг, затем резко тряхнула головой.

- Эти собаки схватили отца, - в голосе девушки вновь звенела ненависть. -
Вся Ломбардия знает, что Тино-жонглер не возьмет и чужого сухаря - даже если
будет голодать не он, а я! Кому нужно их поганое золото?.. Раньше нам запрещали
выступать, а теперь ваши божьи дудки...

Не договорив, она резко встала. Я не двинулся с места, думая, что еще
несколько лет назад скорее всего поверил бы этой девушке. Увы, жизнь приучила к
другому.

- Давайте разберемся, - предложил я, сообразив, что убегать она не
собирается. - Допустим, вы не грабили ризницу...

- Допустим? - ее голос дрогнул от возмущения.

- Допустим, - невозмутимо продолжал я. - Брат Ансельм, вы недавно
штудировали "Логику" великого Аристотеля. Что вам подсказывает воображение?
Из-за чего это власти графства Тулузского ополчились на жонглера Тино Миланца?

- Для того, чтобы расправиться с нами и не дать другим жонглерам выступать
в Тулузе, - прервала меня Анжела.

Ансельм помолчал, затем, не оборачиваясь, пожал плечами:

- Едва ли. Зачем такие сложности? В Лиможе епископ просто пригрозил
отлучением всем, кто ходит на представления. Значит, дело в другом. Первое:
отвести внимание от истинных преступников. Второе и самое вероятное: они
виноваты в чем-то другом.

- Конечно! - девушка зло засмеялась. - Для вас, отец Ансельм, любой жонглер
- преступник!

"Отец Ансельм" в ее исполнении прозвучало бесподобно. Итальянец оставался
невозмутим.

- Отец Гильом, если упомянутый Тино и его дочь просто приехали в Тулузу,
чтобы выступать на рыночной площади, почему упомянутая Анжела бежит не в Италию,
а в графство Фуа?

"Упомянутая Анжела" - маленькая месть за "отца Ансельма". Впрочем, парень
рассуждал вполне в духе "Логики" и даже в полном соответствии с уставом ордена
Святого Бенедикта, обращаясь не к девушке, а ко мне. И тут я заметил, что Анжела
растерялась.

- Но в Фуа девицу Анжелу наверняка уже ждут, - невозмутимо продолжал
Ансельм. - Значит, оная Анжела идет не в Фуа, а в другое место, дабы найти там
защиту, естественно, не у властей, а у кого-то из сеньоров.

А единственное такое место - округ Памье.

Вначале я не очень поверил - слишком много в рассуждениях итальянца было
натяжек. Но девушка молчала, и я вдруг понял, что Ансельм в чем-то прав.

- Идти одной по дороге опасно, а посему оная Анжела достает ризу
бенедиктинца и пытается пристать к трем смиренным братьям, дабы в их компании
пробраться к цели, - закончил Ансельм. - Отец Гильом, как вам мои силлогизмы?

Я не ответил, украдкой взглянув на "оную Анжелу".

Девушка несколько мгновений молчала, а затем вздохнула и вновь опустилась
на траву.

- Ты догадлив, юный попик! - теперь ее голос звенел горечью. - Только мы с
отцом - не воры и не разбойники. Отца просили выполнить одно поручение.
Передать... Впрочем, это не важно. Только в округе Памье могут защитить меня и
помочь отцу. Я бежала, но возле Тулузы меня чуть не схватили.

О чем-то подобном я уже догадывался. Хотя я старался, как и велит устав, не
разглядывать ее лицо, но сразу же заметил глубокую царапину на щеке и
внушительный синяк под глазом.

- Эти трое ублюдков думали, что легко справятся со мной... Я убежала, но
поняла, что одной идти нельзя. Я украла ризу...

Последняя фраза была произнесена с явным вызовом, но ни я, ни Ансельм не
отреагировали.

- Да, я ее украла, и это первая кража в моей жизни. На дорогах сейчас
опасно, объявились какие-то разбойники... У переправы я испугалась, увидев вас,
но решила подойти первой. Когда-то я изображала монаха в одной жесте' - и вот
решила попробовать вновь.

*Жеста - пьеса, исполнявшаяся жонглерами.

- Закончим наш теоретический спор. - Я встал. - Брат Октавий, никто не
помешает нам добраться до Памье, и да послужит риза нам общей защитой. Однако
же, брат Октавий, возбраняю вам на дальнейшее общаться с братом Петром, дабы не
искушать его без нужды.

Девушка рассмеялась:

- Это понимать как комплимент, отец Гильом? Или это ваша обычная шутка?

- Обычная шутка? - Я развел руками. - Брат Ансельм, разве я когда-нибудь
шучу?

Ансельм не ответил, но до меня донеслось нечто вроде ироничного
покашливания.

- А ты, Ансельм... простите, отец Ансельм. - Анжела вновь рассмеялась, но
смех был полон злости. - Почему ты не хочешь взглянуть на меня? Тебе страшно?
Или... противно?

Ее волосы, когда-то наверняка спускавшиеся ниже плеч, как обычно носят за
рекой По, теперь были коротко и грубо острижены. Странно, но это почти ее не
портило.

Ансельм медленно повернулся и встал. Несколько мгновений они смотрели друг
другу в глаза.

- Вы очень красивы, донна, - негромко, но очень серьезно проговорил
итальянец. - Кто скажет иное, поистине будет лжецом перед лицом Господа и людей.
Однако у каждого свой обет. Ваш отец никогда не воровал. Я принял обет
бенедиктинца и обязан его выполнять, иначе буду ничем не лучше вора. Прошу меня
понять, дочь моя.

Да, мальчик иногда умеет говорить убедительно. Анжела помолчала, затем
опустила голову и тихо проговорила: "Простите, отец..."

Ансельм кивнул и направился к погасшему костру, даже не оглянувшись.

- Я его обидела? - Анжела вздохнула. - Извините, отец Гильом, но я всегда
считала, что монахи - обжоры, распутники, ханжи...

- ...И лицемеры, - кивнул я. - А монахи считают жонглеров ворами,
разбойниками и еретиками. Да простится нам всем... Пора спать, брат Октавий.

...Я долго не мог заснуть - быть может, мешал мощный храп Пьера, беззаботно
видевшего седьмой сон. Оглянувшись, я заметил, что Ансельм тоже не спит.

- Брат Ансельм, - шепотом позвал я. - Что вас тревожит? Вы считаете, что мы
поступили не так, как должно?

- Нет, - немного помолчав, ответил он. - Меня тревожат совсем другие вещи.

-Какие?

- Сеньор д'Эконсбеф и пустая дорога.

Наутро мы продолжили путь, но уже в другом порядке. Брат Ансельм
пристроился к Пьеру, дабы, как пояснил он, позаниматься с ним латынью. Я
догадывался, что наивного нормандца будут обучать очередной песенке, но
возражать не стал. Мы с "братом Октавием" шли сзади. Анжела пару раз пыталась
заговорить, но я отвечал односложно, и в конце концов она замолчала, решив,
вероятно, что я все-таки ханжа и лицемер.

Меня заботило другое. Наше путешествие начинало нравиться все меньше и
меньше. Не надо читать "Логику" Стагирита', чтобы понять: в Памье происходит
нечто очень серьезное, и мы - незваные гости, которым никто не будет рад. Ни