пусть! тогда - в бой, и умру счастливым, ибо говорил с Нею...
что-то совсем уж невпопад, суетливо прибираясь, не отводя глаз от Нее, уже
скинувшей накидку, уже сидящей на оттоманке, - присядьте... угодно ль вина
немного?
добра довольно - однополчане изрядно снабдили империалами [империал -
золотая монета], дабы закупил в Одессе.
озарившую... - лихорадочно отыскивая слова, никак не мог найти
значительных, умных, пристойных случаю; потому безбожно пересказывал речи
из книжицы маменькиной о Поле с Вирджинией, опасаясь одного лишь: как бы
не поняла, что не свои слова говорит. И ощущал во всем теле мерзейшую
дрожь, словно бы каждая клеточка тряслась.
корнет ощутил теплое прикосновенье к сердцу, изнутри. Дрожи стало поменее,
и руки вроде окрепли; впервые осушил так вот, до дна, ранее, по чести
сказать, не доводилось - маменька заповедала...
столкнулись...
но отводя все же глаза, чтоб не оскорбить нескромным взглядом.
мальчик...
еще бокал.
смейте не верить мне...
только еще немного вина, совсем немного... Богиня, я буду убит! я знаю
наверное, что жизнь моя кончена, но вы подарили мне счастье... и мы уедем
с вами в именье, к маменьке... впрочем, отчего именье? я буду убит! и
революция помянет меня на победном пиру...
остатка в дешевый нумер... о мой кумир! нас мало, очень мало, но мы
сразимся с деспотизмом, Дибичу не одолеть... ваше здоровье!.. маменька
будет весьма, весьма... а обещанье мое Вареньке утратило силу, не
сердитесь, Дивная, то было детство... лишь вам верю без остатка, весь ваш,
и, хотя молод, прошу руки... нет, я не мальчик!.. а вы скверная, зачем с
поручиком шли?.. гадкая, гадкая, обожаю... ах, сколько грязи вокруг...
тепла ваша рука... позвольте коснуться губами... нет! не гневайтесь, я
не... о, благодарю вас... вы совершенство, а все вокруг изменники и враги,
только капитан Быков орел... видели бы вы, как он пьет из двух бу...
простите, это - за Конституцию! но следующая вновь только за вас... я
представлю вас Быкову своею супругой и маммменька будет тоже рада... а
клюква у нас отменная, и мы с Варенькою пойдем в лес... мы ведь возьмем
Вареньку? она чудесная, чудесная... а Стаська Бобович оказался изменником,
представляете, любимая? - Стаська! под одною шинелью с ним под Винницей, а
он...
пальцы невесомо пробегают по щекам...
хочу знать его, у богинь нет имен... а я Вад...ик! Вадим... о, милая,
милая, милая... мы будем вместе до конца!.. ах, как славно мы умрем...
мундир?), они гладят грудь, как некогда маменька... маменька-а-а!.. но что
вы? как не стыдно?.. не надо, не нааа... а ласковые пальчики обвили уже
всего, и никак не вырваться из об(r)ятий, но вот уже тело не хочет
вырываться и покоряется душистому, светлому, оплетающему, втягивающему в
себя - и все тает, уходит, гаснет в сумасшедше раскручивающейся сладкой
круговерти...
Вскинулся... Простыни смяты, сбились на пол; никого рядом... лишь на
подушке - волос... длинный, светлый, шелковистый. И во всем теле играет
незнакомая радостно-торжествующая сила; даже густая тяжесть в затылке
отступает пред нею, неодолимой.
была и пропала, дивная...
скверного золота; вплести реликвию! ведь найду же ее! и никогда уж не
расстанемся. Ощупал недоверчиво шею, грудь, и еще раз - нет образка. И
перстенька, Варюшей даренного, когда в полк убывал, тоже... скатился с
пальца, нешто?
метелку, да еще кошелек быковский - наизнанку вывернут, пустой совсем. И
сапоги пропали...
и Отечеством нашим исполненным с честью, а равно и сознавая
ответственность перед Россией в годину опасности. Империей) Оттоманской
приуготовленной, - ПОВЕЛЕВАЮ:
оказывать, сложив оружие и отойдя с позиций своих, поступать впредь по
собственной воле и усмотренью, оставаясь в уверенности, что Отечество
подвига их не забудет.
и супругу. И только услышав ясно, хоть и через двери, негромкий плач,
Воронцов окончательно понял: вот и все. Пусто во дворце. Терзаясь
всхлипыванием жены, спросил негромко: "Душа моя, золотко, прикажи, что
сделать?" В ответ - то, что и ранее.
инсургентами хоть и не был уж губернатором Новой России, а города не
покинул. Пусть и полагал сию революцию вздором, а интересно было: куда
вывезет? Вывезло куда и предполагал. Недаром на приглашение в Управу
войти, еще с год тому, ответил, покачав головой: "Из нашей-то соломы да
лепить хоромы? Увольте..."; после уж и не подходили.
понимает, что подлинная вольность не вино французское, пробки вышибающее,
а британский эль, коему для вкуса отстояться надобно.
чувства трепетные с малолетства; батюшка приохотил. Все восхищало, даже и
недостатки, к коим, к слову сказать, лишь надменность и относил. Но,
признавая, оправдывал: кому ж, как не сынам Альбиона, надменными и быть?..
над всей Европой возвысились силою не меча, но закона. Думая о том, светло
завидовал...
Ивановича, не разумея, что решился уже Верховный и не отступит от
принятого. (Сам я, - размышлял порою, - окажись на месте вождя
инсуррекции, иначе б не поступил.) Просьбам жены слезным не смог, правда,
не поддаться; испросив встречу, привел с собою в Белый кабинет некоего
господина, казалось, из одних лишь рыжих бакенбард состоящего. Представил:
"Прошу, Сергей Иванович, сие - my old friend [мой старый друг (англ.)],
капитан Дженкинс, чей клипер стоит ныне на рейде одесском. Одно лишь
слово, и вы - матрос; море ничье, мир огромен, команда надежна! а Штаты
Северо-Американские конституционеров не выдают..."; и бритт, разобрав
кое-как, о чем речь, закивал согласно: "O, yes, yes!"
развились; когда такова - ни в чем отказать ей не в силах, все готов
простить, как некогда, сломив гордыню, простил жестокий куриоз с заезжим
из Петербурга арапом.
в месте на судне не отказать!" И добавил еще: "Идите, граф!" - так, словно
все еще оставался властью высшей. Лишь позже понял Воронцов, что слово
"граф" сказано неспроста; титул прозвучал признаньем неизбежного...
рому; сперва, как обычно, на самое донышко, затем, помедлив, добавил еще.
Закутался по-домашнему в плед.
Громыко Ольга
Флинт Эрик
Эриксон Стивен
Муркок Майкл
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий