черным звездным небом. Ни звука, ни ветерка не было в зимнем этом мире...
ним, над всей землей открылось настоящее небо, нестерпимо блистающее небо
из одних звезд.
мотая гривастой головой, тер лицо руками. Он понял этот сон, легко
раскодировал его: оправдания душа ищет, вины своей не приемлет. Ах, как не
хочется быть виноватым, ах, как хочется быть чистым и святым, хочется
оправдать и благословить себя, хочется, значит, бежать, искать академика,
все открыть ему...
крыльцо.
строчку и вернулся в дом.
Витольдовну.
осторожно поднимаясь по ступенькам. - Телевизор работает прекрасно. И вот
я решила поблагодарить вас за труд. Я принесла вам свой пирог. О, это
особый пирог, со сливками и орехами, его научила меня делать моя мама,
почти семьдесят лет тому назад, в Варшаве.
она, ставя пирог на стол, - вы очень заслужили награду. А с другой - я
вдруг подумала, что скоро умру и вкус маминого пирога никто на свете не
будет помнить. А вы человек молодой, вы проживете долго и через много лет
скажете кому-нибудь: "Одна старая полька как-то угощала меня пирогом,
который ее научили делать лет сто тому назад в Варшаве! Вот это был пирог
так пирог!" И значит, маленький кусочек маминой жизни перейдет в двадцать
первый век. Двадцать первый - подумать страшно! Ну скажете? - спросила
она, глядя, как Матвей пробует пирог.
хорошо, - оценила она. - Знаете, у настоящих хозяек считается моветоном
хвалить свои кушанья. Надо всегда говорить, что вышло плохо и тебе просто
стыдно ставить это на стол, но ничего другого, к сожалению, нет. Я тоже
так когда-то говорила. Но сейчас я скажу честно - пирог удался. Потом я
как-нибудь еще раз сделаю, чтоб вы получше запомнили и все рассказали
там... Ах, уважаемый Матвей, все так быстро проходит! Я это часто слышала
в юности от стариков, но, конечно, не верила им, ведь у меня были такие
длинные дни! Утром я занималась с учителями французским языком и танцами,
потом непременно в открытой коляске каталась по Аллеям Уяздовским, у парка
Лазенки, потом были свидания в парке, потом обед у отца, и там всегда
много интересных людей, потом - опять свидания, театры, балы, милые уютные
суаре - так много всего! А потом действительно - все так быстро прошло; и
юность, и зрелость, и семья, теперь вот старость проходит... Вы еще не
замечаете?
скучная, тягомотная, вся одинаковая...
снова дни понесутся, не успеете оглянуться - двадцать первый век... Да,
кстати, уважаемый Матвей, у меня к вам маленькая просьба, очень легкая...
трудное, хоть легкое...
Машину.
отказать. - Только она на чердаке, туда лестница крутая, вам не трудно
будет подняться?
не падаю, - с толикой гордости ответила Ядвига.
- Довольно простая, как телевизор... Я думала, она намного больше...
указала на кресло.
думаете, что я расстроюсь, если увижу это черное пятно? Я давно готова
умереть, совсем не боюсь смерти и знаю, что могу умереть сегодня, завтра.
Я совсем спокойно этого жду. Но вдруг я проживу еще семнадцать лет? Мне
будет девяносто четыре - ведь так бывает. Тогда я буду жить немного
по-другому: отремонтирую дом, буду больше следить за собой, чтоб совсем не
развалиться к тому времени, обязательно куплю собаку, я ведь люблю собак,
но уже три года без собаки, потому что они, бедные, так привязываются к
хозяевам, а потом совсем не могут без них жить... Ну дайте, дайте, -
Ядвига нетерпеливо отвела руки Матвея от кресла и села.
грозит. Наверняка пятно будет. Но и тут ничего страшного: может быть, и
десять лет проживет, а то и шестнадцать..."
считать код.
Это нужно для вашего кода, иначе ничего не выйдет.
проступать черты лица старухи.
немного будет...
детским восторгом: - О, смотрите, это же я! Честное слово, я!
комок, потом комок уменьшился до точки и пропал, Экран затянуло, как
туманом, ровным серым цветом. Потом на сорим замаячили неясные тени...
"Ну, вот и пятно собирается, - подумал Матвей. - Работает, гадина".
лица. У Матвея по коже, от висков к ногам, волнами, одна за другой,
побежали мурашки.
надменным лицом и веселыми глазами смотрела с экрана. Она слегка
улыбалась, ветер развевал ее пышные светлые волосы, на них держалась
маленькая шляпка с лентами, падавшими на белое платье. Женщина сидела на
каком-то диванчике, и с обеих сторон к ней прижимались дети - темноволосая
девочка лет восьми, с робкой улыбкой на умном личике и белокурый мальчик
лет пяти, в белом костюмчике. Он поднял лицо на женщину и смотрел с
обожанием, держа ее за руки.
руки. - Дети мои, дети! Это же мои дети, мой Янек, моя Басенька, это я в
тридцать лет!
где они. Ядвига с детьми сидела в открытой коляске, катившей по широкой
улице мимо парка.
Варшава! Мы никогда там не были вместе, но, значит, будем, будем, будем!
буду кататься?
чуть-чуть, и однажды настанет день, когда...
сдвига и Матвей видели и слышали, как удаляется она под цокот копыт,
видели вьющиеся волосы женщины и две детские головки, прильнувшие к ней.
глаз от экрана. - Я увижу моих детей, я их снова обниму!
почувствовать свою упрямую, жесткую силу: предвестие звука коснулось его.
Он понял, что сейчас услышит знакомые грузные шаги.
неразличимую, укатившую вдаль коляску, в которой вели разговор мать и сын.