месте ее изгиба была широкая площадка. Отсюда весь скорбный путь, им
проделанный, был как на ладони. На площадке лежало тело. Мес приблизился.
Человек - высок, с черными кудрями и белым, гладким лицом, - спал.
смотрели друг на друга.
Мес, рассматривая его. - Нехорошо-то как, а?
ожидания - и увидеть на этой дороге идущую фигуру... Это было сильнее меня.
Я сразу же кинулся собирать камни.
бездействии. Только бы он осознал, как это тяжко, еще тяжелее, чем отбывать
вечное наказание. Только бы он дал нам дело...
смутьяны, стали привилегированными. Вот что скажу тебе. Помнишь тот камень,
что ты вкатывал в гору?
богов. Ты вкатывал и вкатывал его на гору, но он скатывался в долину, и
тогда... Я не буду напоминать тебе всю историю.
подняться сюда? - спросил Мес. - Каков милостивец! И он-то думал, что ты
этим утешишься!
злобной смертной тварью, какой не избыли из тебя века наказания. И что же,
всем он дал такие возможности?
этой дороге, ты встретишь кое-кого. Но не всех. Мы, казнимые вами, у него в
чести.
правильно.
горы, то реки, то какие-то строения. Ни звука не было в темном прохладном
воздухе. Я бы сказал, что это и есть главная особенность Недр: здесь нет тех
милых сердцу звуков, какие непрестанно бушуют на поверхности и которые, в
сущности, и представляют жизнь во всем ее многообразии. В Недрах этого нет -
здесь царит молчание. Не тишина, а именно молчание, будто все те, кто
обитает здесь, при твоем появлении вдруг замолкли и тихо ждут, пока ты
пройдешь, чтобы потом вновь начать свои медленные бессмысленные разговоры.
Мом когда-то прозвал дядю Спелеологом, и мне это понравилось. Но не
понравилось ему. Да, Мом всегда был человеконенавистником. На деле он
единственный являлся инакомыслящим под суровым оком отца, не терпящего
свободных волей. Тяжка роль шута, но еще тяжелее роль шута умного,
сознающего гибельность всего происходящего.
колоннах к черным небесам. Над ним нависали скалы, из которых убийственно
медленно вытекал и журчал по камням обрамленный алым мрамором ручей. Дом,
конечно, сейчас был пуст, как большинство домов в этой стране. Когда-то жила
здесь богиня, будящая ужас в бессмертных, страшная Стикс, - Океана, текущего
кругообразно, старшая дочь. Я знавал ее. Это была женщина, красивая мрачной
и нелюдимой красотою. Она ушла одной из последних, не вытерпев одиночества и
презрения, ставших еще более невыносимыми. Но родник течет. Ужасный это
родник.
воды в оказавшуюся на его поясе небольшую фляжку. Вода эта ценится в сто раз
дороже мутноватой воды Леты, ледяной воды Коцита, отдающей болотом влаги
Флегетона. Жиро со товарищи дорого бы дали, чтобы набрать в туесок этой
водицы. Они проглядели в самом сердце владений своего господина, где власть
его незыблема и тверда, заповедный уголок - осколок древнего мира. О сын мой
Пан!
не что иное, как гигантский разлом в коре планеты, берущий свое начало в
грандиозной каверне Верхнего Тартара и уходящий в недра на многие сотни
миль. Вниз вела хорошо сохранившаяся лестница. Возле торчком была воткнута
большая серая плита. Было запечатлено: "Если уж ты удосужился пройти весь
Аид от края до края, то тебе нечего бояться спуститься и сюда, ибо терять
тебе уже нечего: ты зашел слишком далеко". Мес, начавший спуск, улыбнулся
юмору Спелеолога, любителя откалывать такие мрачные шутки. Потом он начал
думать о предстоящем. Глазам его открывалась темная и кажущаяся бездонной
пропасть. Ни огонька было в ней. Она воронкообразно вклинивалась в самое
сердце Земли, и по склонам ее тянулись, невидные и черные, террасы, на
которых жило очень много существ, встречаться с коими Месу совсем не
хотелось. Он не боялся. Лестница была хорошей защитой, и он знал, что не
встретит никого, с кем не хотел бы встречаться.
Там-то под сумрачной тьмою подземные боги-Титаны были сокрыты решеньем
владыки бессмертных и смертных в месте угрюмом и затхлом. Он вновь начал
движенье. Нет, не люблю я эти места, которые искони приписываются мне в виде
Ареала. Узнал бы дядя... У нас были плохие отношения. Вечно больной, тощий и
злой, кашляющий старик, он был сердит на весь мир. Это был настоящий
отшельник. Но отнюдь не аскет.
пучины морской, и от звездного неба все залегают один за другим и концы, и
начала, страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут. Бездна великая.
Тот, кто вошел бы туда чрез ворота, дна не достиг бы той бездны в течение
целого года: ярые вихри своим дуновеньем его подхватили б, стали б швырять и
туда, и сюда. Даже боги боятся этого дива. Жилища ужасные сумрачной Ночи там
расположены, густо одетые черным туманом.
страх. Муравей убегает от гигантской ступни, но это всего лишь человек,
вышедший на прогулку. Человек дрожит при мысли о темных злых силах,
препятствующих его существованию, но это всего лишь боги. А боги трепещут,
завидев тьму Тартара, ибо не ими она создана и потому не поддается их
разумению. Тартар страшен именно тем, что никто не знает, зачем он, как
никто не знает, зачем создан весь мир. Но мира почему-то никто не страшится,
хотя надо бы, а вот Тартара страшатся, ужасаются его безликой реальности,
задаваясь риторическими вопросами "зачем" и "куда".
тут, и вел его не Вергилий, а я. Но - ох уж эта людская фантазия! - многое
приукрасил. Семь кругов - не те ли это семь кругов, что выстрадал он сам,
пройдя путь до великих вершин человеческой мысли? Воздаяние за грехи,
совершенные на земле, - эта идея тяготела над людьми во все эпохи, а наш
милый Адонис только привел ее к окончательному оформлению, создал целую
гамму каменно-жестких догматов и предписаний, положил начало суеверию и
непокорности. В сущности, он сам - великий грешник, ибо не нужно быть
чересчур умным, чтобы людям, которые и так бедны умом и сварливы и снедаемы
пороками, проповедовать именно те постулаты, истинность коих можно
проверить, только лишь умерев. Воображаю, сколько проклятий от моих ведомых
к Порогу сыплется ему на голову.
уже мог видеть его. Невдалеке воздвигались огромные ворота, белеющие во тьме
гигантской триумфальною аркой. Что было за ними, он не видел, да и не мог
видеть, ибо знал - это и есть предел, а там, за воротами, только тьма и
загадки. Там же - ворота из мрамора, медный порог самородный, неколебимый, в
земле широко утвержденный корнями. Перед воротами теми снаружи вдали от
бессмертных боги-Титаны живут, за Хаосом угрюмым и темным.
их облик? Никто не видел их со дней творения, не говорил с ними. Я буду
первым. Вопрос, волнующий меня, слишком важен.
это казалось явью. Он остановился и прислушался, но в это время лай смолк.
Потом, по мере его приближения к воротам из мрамора, лай опять зазвучал,
тонкий и писклявый, перемежаемый злобным, но таким же тонким,
захлебывающимся рычанием.
голов и рук пировали, поднимая тяжкие, увенчанные пеною кубки и опустошая
сотни блюд с жареным мясом. Но это был какой-то печальный пир, более похожий
на тризну. Веселья не было, только печаль была разлита в воздухе. Огромные
Гекатонхейры молча и с ожесточением вгрызались в сочное розовое мясо. Мес
приблизился к ним, и сотни глаз уставились на него угрюмо и вопрошающе.
менее была такой же злобной, как и все остальное в этом мире. Вместо хвоста
у нее в воздухе крутилась голова ужа.
убралась обратно под стол.
Лондон Джек
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Глуховский Дмитрий
Куликов Роман
Березин Федор