Чтение 17–й страницы книги ~Запретный мир~

Каменный взгорбок был стар, ветры, вода и корни сумевших прорасти и
выжить на граните сосен расширили трещины, раздвинули огромные валуны.
Некоторые скатились к подножью, другие еще держались, заклинив друг друга,
образовав естественное укрытие, очень пригодное для того, чтобы прятаться от
стрел.

Этим и занимались восемнадцать человек, вовремя успевших укрыться меж
глыб. Нет, всего семнадцать... Один не добежал, ткнулся носом в траву с
засевшей в затылке стрелой, подергался и замер. А стрелы летят... Не с одной
стороны -- со всех четырех, так что трудно укрыться даже в нагромождении глыб.
Вот еще один из укрывающихся судорожно дернулся, получив стрелу, а куда получил
-- издали не разглядеть.

Солнце палило. Время перевалило за полдень. В такую погоду лежать бы
на пляже, потягивая холодное пивко, да время от времени окунаться...

Отряд человек в полсотни растянулся широким кольцом. Лучники не спеша
выцеливали прячущихся. Круглые щиты, отороченные по низу странного вида
шнурками, висели у лучников за спиной, не мешая гнуть луки. Шевельнулось что-то
между камней -- тявкнули тетивы, стрелы кучно пошли послушными дугами. Успел ли
укрыться неосторожный -- неясно...

Кажется, не успел.

Ответных стрел не было. Высунься кто из укрытия -- тут и смерть
безумцу. Вначале осажденные пробовали отстреливаться, затем затаились, будто и
нет их. Но готовы выскочить разом, чуть что.

Медленно-медленно сжималось кольцо.

В низкорослом ольховнике, прячась в зеленеющем подросте, лежали двое.
Один, одетый в кричаще-красное и оттого старающийся как можно плотнее вжаться в
планету и не маячить, шепотом спросил другого, не по сезону облаченного в
валенки, драную телогрейку и треух:

-- Ну, что там?

-- Все то же, -- низко пророкотал Витюня. Шепотом он говорить не
умел. -- Из луков стреляют.

-- Да тише ты!

-- Я и так тихо. Сам не дергайся.

-- Слепень в шею кусает, сволочь...

-- Потерпишь.

-- Это ты потеешь, вот они и летят на запах. И клещей в этих кустах,
наверно, как блох в дворняге...

-- Угу.

Юрик заворочался.

-- Ты не молчи, ты говори, что там делается. Мне же не видно.

-- Нечего в красном ходить... -- От раздражения, неостановимо
вырастающего, как цунами в бухте, Витюня сделался разговорчив. -- Во! Еще
одному попало. Сверху. Вон тот гад стрелы вверх пускает. Умелый.

-- Как минометые мины?

-- Во-во. Тем, что на бугре каюк, я думаю.

-- Блин, посмотреть бы... разобраться...

-- Лежи.

-- Я и лежу.

Юрик медленно потянул руку к шее, но слепень был начеку и с низким
гудением дал деру. Понятно, только на время.

-- Сволочь...

Витюня не обратил внимания. Он во все глаза смотрел, как воинственные
дикари со щитами, отороченными -- теперь в этом не было сомнений -- не чем
иным, как крысиными хвостиками, все теснее сжимают кольцо вокруг гранитного
бугра. Стрел они не жалели, по-видимому, собираясь напрочь истребить прячущихся
за камнями.

Но почему?! Зачем?..

От удивления даже перестала болеть голова.

Бред, бред!!..

О чем бы ни болтал прилегший рядом трепач, какие бы вольные домыслы
он ни строил, Витюня больше привык доверять здравому смыслу. Но как раз
здравый-то смысл и отказывался воспринимать происходящее!

Сначала было плохо. Совсем плохо. Потом вроде стало чуть-чуть лучше,
потому что нашелся этот болтун с подвернутой лодыжкой и хотя бы стало с кем
поговорить, но почти сразу после этого сделалось еще хуже, чем было. Нелепые
фантазии торговца бюстгальтерами подтверждались. Дикая страна, дикие нравы...
Не успели Витюня с Юриком кое-как дохромать до этой обширной плеши среди лесов
и обогнуть ее краем леса (идти по открытому пространству не решились), как
позади завыли и завопили в полсотни глоток и Юрик шепнул, что не худо бы
затаиться и понаблюдать.

Завел болтун. Все-таки надо было идти берегом реки. Или нет?..

Меньший отряд дикарей, как мрачно заподозрил Витюня, шел, вернее,
бежал по их следам с намерением настичь и в азарте погони, а может быть, и по
холодному расчету, рискнул выбежать на открытое. Тут-то его и ждали. Тут-то
неведомых преследователей и взяли в кольцо вот эти... с хвостами. Знамо дело,
тоже дикари, но какие-то другие. И пошло-поехало...

Как дикарская засада не заметила двоих, пробирающихся вдоль опушки,
-- то неизвестно. Не заметили, ну и слава богу.

Юрик не утерпел, поднял голову и раздвинул листву.

-- Уберись, -- прогудел Витюня.

-- Не уберусь. Они сюда не смотрят.

-- Когда посмотрят, поздно будет, -- и Витюня гугукнул от
удовлетворения. Фраза получилась отменная, как в кино. Наверное, оттого, что
прекратилась мигрень.

-- Я вот что думаю, -- сказал Юрик. -- Те умники так и будут сидеть
за камнями? Их ведь эти уроды перебьют. Подойдут на бросок и кинутся. Стрелков
для прикрытия у них хватит.

Витюня промолчал. Главное, пока дикари не пригляделись как следует к
ольховнику, не придется снова лезть в драку, а в тактике дикарских потасовок
разбирайся кто другой. Одни дикие истребляют других диких -- и пусть себе.
Разрешается. Им даже полагается истреблять друг друга, если верить этому, как
его... Робинзону. Может, они еще и людоеды к тому же... А что, запросто!

Витюню слегка замутило. Ну вот что, ребята, друг с дружкой -- это уж
как хотите, дело ваше, а если удумаете насчет меня, так имейте в виду: я
против! Башку снесу.

-- Если они не дураки, то попробуют прорваться, -- не пожелал уняться
Юрик. -- А куда, знаешь?

-- Ну?

-- Сюда. В этом месте лес к ним ближе всего. Как раз на нас и
выскочат. Понял, что надо делать?

-- Что?

-- Блин!.. Отползать!

-- Зачем? -- удивился Витюня.

-- Жить надоело -- оставайся, -- великодушно разрешил Юрик и
отчего-то сплюнул в прошлогоднюю листву. -- А я пополз.

Осуществить свое намерение ему не удалось. Витюня увидел, как
прячущиеся за валунами внезапно вскочили, заорали, пустили стайку стрел, отчего
трое или четверо осаждавших бугор ткнулись в траву, и, отстреливаясь на бегу,
со всех ног припустили к лесу. Больше того, прямо к счастливо найденной Юриком
незаметной лежке!

Материться Витюня не любил с детства и ухитрялся обходиться без
словесного допинга даже на стройке. Иное дело, конечно, ежели штанга не пошла
-- тут покорячишься, покорячишься под нею да и бросишь гадину. Хорошо еще, если
без обойдется без членовредитедьства, а все равно хребет трещит, связки ноют,
глаза выскакивают и в ушах гудят ростовские перезвоны. Вот тут-то не грех
облегчить душу, и то лучше матюкнуться про себя -- никто ж, и тренер тоже, не
виноват, что нет у тебя настоящего таланта к железу. И штанга не виновата. А
немногочисленные зрители и подавно.

Но сейчас Витюня невольно завернул такое, чего сам же устыдился бы
впоследствии, будь текущий момент чуть-чуть поспокойнее.

На скулах сами собой заходили желваки. Рука крепче стиснула лом. Ох,
опять...

-- Это даже не мазохизм, -- дрожким шепотом сообщил Юрик, уловив
движение лома. -- Это суицид. Лежи!..

Уползать кустами было поздно. И Юрик, как видно, это понял, поскольку
прекратил отползание и молча потянул к себе копье. Витюня только покосился.
Много он тем копьем навоюет, дохляк. Но пусть берет, не жалко. Может, не даст
порубить себя на шашлык, пока пойдет разборка с остальными. А разбираться, как
видно, придется...

За камни спряталось семнадцать. На прорыв дикари без крысиных хвостов
пошли уже в количестве четырнадцати -- троих потеряли от стрел в ненадежном
укрытии. Теперь их оставалось не больше десяти. Разметав цепь стрелков, они что
есть сил драли к лесу. Те, другие, что с крысиными хвостами, вопя, мчались
наперерез справа и слева, гнали бегущих по пятам, выцеливая на бегу. Один
дикарь, мелкий ростом, отстал. Подросток, наверное. Сейчас его...

-- Не уйдут, -- сообщил Юрик, отводя мешающую ветку. -- Как раз тут
их и зажмут как миленьких. И мы не уйдем... Япона мать! -- ахнул он, когда
стрела показала жало из груди враз запнувшегося на бегу дикаря -- не
маленького, другого. -- Видал, а? Насквозь! Ох, перебьют их всех...

Зло сопя, Витюня привстал на одно колено. Ранка на боку напомнила о
себе уместной болью, и на какое-то время он перестал себя контролировать. Мало
того, он и не желал этого!

С хрустом, с треском ветвей, с топотом и воплями вломились в
ольховник преследуемые и преследователи. Навстречу им грянул яростный рык,
немного похожий на медвежий, но куда более грозный, и из кустов проворно
рванулось нечто темное, большое, а вслед за ним -- поменьше и красное. И если
второе существо -- или враждебный дух? -- всего лишь орало что-то на чужом
языке, срываясь на визг, то первое, неудержимо проламывающееся сквозь
кустарник, рычало совершенно не по-человечески, свирепо и страшно.

* * *