послышался сзади и сбоку; торговец вдруг побледнел как мел, и рука его,
сжимающая лоснящуюся от жира куриную ногу, крупно затряслась.
крошки. Писец икнул; Эгерт, ничего не понимая, но чуя недоброе, вжался
лопатками в потертую обивку.
Эгерт едва не полетел вперед, на торговца.
стой!
движением прыгнуло вверх, к горлу, чтобы тут же провалиться вниз, к
желудку. Он скорчился на сидении и плотно зажмурил глаза.
вскрикнул и замолчал. Дверцу дилижанса рванули снаружи:
огромными, часто моргающими глазами.
муж... Пожалуйста... Может быть...
схватила Эгерта за руку - так утопающий хватается за трухлявое бревно.
Взгляд ее полон был такой мольбы, такой истовой просьбы о помощи, что
Эгерту стало горячо, как на раскаленной сковородке. Пальцы его зашарили на
боку в поисках шпаги - но едва коснувшись эфеса, отдернулись, будто
обжегшись.
закрыла чья-то тень:
каждая новая волна перехлестывала другую; холодный пот струился по спине и
по бокам.
выкатились на самый лоб.
отчаявшись найти помощи у молодого человека Эгерта, увидела вдруг темную
пустоту под противоположным сидением.
защелку заело, минуточку...
ткань, покрывающая сиденье, полностью спрятала ее от взглядов снаружи.
надежду на спасение. Надежда эта была на самом деле мнимой - но
затуманенный мозг Эгерта не понял этого, им овладело одно-единственное,
огромное, на грани безумия желание: спрятаться!
Кажется, она отбивалась; кажется, она укусила его за локоть, изворачиваясь
в руках, пытаясь заползти обратно - но Солль был сильнее. Изнемогая от
ужаса, он втиснулся под лавку сам, вжался в самую темную щель - и тут
только осознал, что произошло.
распахнулась, наконец, дверца, и новая волна страха лишила Солля
способности соображать. Все пассажиры были выдворены из экипажа; сквозь
черную пелену, застилавшую ему глаза, лежащий под сидением Эгерт увидел
сначала огромные кованые сапоги со шпорами, потом волосатую, упирающуюся в
пол руку и, наконец, дыбом стоящую черную бороду с двумя горящими в ней
глазами:
испуганно поводили мордами, косясь на огромное дерево, лежавшее поперек
дороги и преграждавшее путь. Кучеру с оплывшим, почти закрывшимся глазом
связывали руки, и он услужливо подставлял их, жалобно улыбаясь. Из
багажного отделения летели узлы и корзины торговца - часть их,
выпотрошенные, как заячьи тушки на базаре, валялась тут же.
пуговицы на куртке. У писца отобрали кошелек; торговец только трясся да
всхлипывал, глядя, как взламываются замки на пузатых сундуках. Девушку
держали за руки сразу двое; она вертела головой, переводя взгляд с одного
на другого, и что-то просительно повторяла.
ни одного лица. Закончив грабеж, они рассовали добычу по седельным сумкам
и сгрудились вокруг дилижанса. Писца привязали к торговцу, возницу - к
дереву, только Эгерта оставили свободным - но он и не мог бежать, ноги не
служили.
- Эгерт с трудом сообразил, что кидают жребий. Чернобородый удовлетворенно
кивнул; те двое, что держали девушку, выпустили ее локти - чернобородый
по-хозяйски взял ее за плечо и повел к дилижансу.
сопротивляясь, только без устали повторяя какую-то обращенную к мучителям
мольбу. Чернобородый втолкнул ее в экипаж; остальные выжидательно
расположились на траве. Дилижанс качнулся; заскрипели, мерно прогибаясь,
рессоры, и приглушенно вскрикнул изнутри тонкий голос.
сознание его раздвоилось: он то и дело кидался на разбойников, круша им
ребра и ломая шеи - а потом понимал внезапно, что по-прежнему сидит на
земле, вцепившись скрюченными пальцами в траву и мерно раскачиваясь
взад-вперед, свободный - и связанный по рукам и ногам болезненным,
воспаленным ужасом...
По лицу его хлестали ветки - кажется, он все-таки бежал, только ноги, как
в плохом сне, отказывали и подгибались. Сильнее боли и страха мучило в те
минуты желание не-быть - не быть, не рождаться, потому что кто он теперь,
светлое небо, кто же он после всего этого, и какое преступление ужаснее
того, что уже совершило чудовище страха, поселившееся в нем против его
воли, раздирающее его изнутри...
находить в лесу людей.
четырнадцати; белая и твердая, как статуя, она сидела, привалившись спиной
к стволу, и сжимала в руках пустую корзинку. Отшельнику так и не довелось
узнать, кто она была и что привело ее навстречу гибели.
синяками, одержимую бредом. Он принес ее в землянку - но на другой день
пришлось похоронить и ее тоже.
и тяжелее самого отшельника, и потому тащить его через лес было особенно
трудно. Едва переводя дыхание, старик умыл его водой из ручья - тогда
найденыш застонал и открыл глаза.
Он всплеснул руками и одобрительно замычал - с рождения лишенный дара
речи, он только так и умел выражать свои чувства.
верхушки их пытались уплыть по течению, простираясь, будто в мольбе - но
корни, увязшие в темном земляном дне, удерживали их. Над ручьем зависали
стрекозы - грузные, глупые, перламутровые, как дамские украшения.
стебли и на стрекоз. Иногда это зрелище разнообразилось - склонившись над
темным зеркалом, Эгерт видел в нем худого бродягу со шрамом на щеке.
Редкая рыжеватая щетина не могла скрыть отметины.
понадобилась целая неделя, чтобы научиться не вздрагивать при его
приближении. Добросердечный старик соорудил для гостя постель из
высушенной травы и честно делил с ним трапезу - рыба, да грибы, да невесть
из чего выпеченные лепешки сменяли друг друга с завидным постоянством.
Взамен от Эгерта требовалось немного - собрать хвороста на другом берегу
ручья или поколоть заранее припасенные дрова; впрочем, почти сразу же
стало ясно, что для Солля и это непосильный труд.
связанные веревками. Сам ручей в этом месте был Эгерту по пояс, а мостик
почти не возвышался над поверхностью воды - и все-таки Соллю было страшно
доверить расползающимся бревнам вес своего тела.
пытается преодолеть возникшее перед ним препятствие. Шаг по мосту, от силы
Шломо Вульф
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Доценко Виктор
Корнев Павел
Маккэфри Энн