построить определенную схему рассуждений и выводов, приведших его на
Программный съезд. Но лучше не тратить зря времени, а обождать до личной
встречи.
свои мысл и намерения, потому что в отличие от большинства прочих он не
представляет ни своей профессии, ни даже какого-то круга единомышленников.
В то же время что-то у него за душой имеется. Чтобы попасть в число
руководителей, нужен или крепкий тыл, или тугой кошелек, или... или еще
что-то. Ну что же, может быть, это "что-то" у него как раз и есть?
Интересно. Кстати, проинтраскопировать его и по линии отношений со
службой. У православного духовенства это давняя болезнь - может быть, и
сей не без греха.
Борисович, он же Ицхак-Липсис. Воистину - ряд волшебных изменений...
учредителей партии не может быть иностранцев...
задуматься - и все стало ясным. Когда Изя рвал когти отсюда, то направился
он самым естественным путем - на Ближний Восток. И позже восстановил
российское гражданство в полном соответствии с продолжавшим действовать
(как действует он и поныне) законом, который нацисты просто не успели,
видимо, отменить в целом, замотавшись с лишением подданства каждого еврея
в отдельности. Снова оказавшись в Москве, милый Изя обретает все права
российского гражданина и, следовательно, может участвовать в любой
политической акции. В учреждении партии в том числе.
протоиереем. Однако - это политика уже на том уровне, на котором
формальная логика не применяется, когда приходится прибегать к диалектике.
словечком не намекнул... О'кей. Теперь кто у нас? Лепилин. Просто и без
затей: Иван Петрович. Кем же изволит быть Иван Петрович? О! Не жук
накакал. Глава совета директоров промышленно-финансовой группы "Финэра".
Наслышаны.
во всех полушариях. Вот оно как. Чего же им-то нужно? Их как раз цели
партии никак не должны устраивать, потому что уже сейчас можно сказать:
деньги, которые придут в Россию, пройдут мимо них. Тому есть миллион и
одна причина. Неужели они рассчитывают переломить судьбу, привязать партию
к себе? Интересно... Это если он представляет группу. Но на этот счет нет
никаких доказательств; одни вопросительные знаки. А может быть - он играет
за свои полвиста? Есть повод для размышлений. Кто тут у нас остался? Ну,
два представителя анклавов - татарского и башкирского.
понятно: с ними все в порядке. Служба за них наверняка поручилась бы. Это
очень приятно знать, потому хотя бы, что если бы в этой шараге не было
никого от Службы, то это было бы противоестественно и следовало ожидать
какого-то подвоха; но они были. Разумеется, нигде не сказано, что они -
единственные. Напротив, я был совершенно уверен, что еще человека два-три
из перечисленных будут исправно информировать учреждение о ходе событий,
но это уже детали.
торжества, как видите, известны. Более или менее ясны и причины,
побудившие каждого из них ввязаться в сложную, но многообещающую игру. Не
установлено пока только одно.
может быть, и собственноручно совершать убийство человека, которому ходом
событий предназначено стать российским государем. Не Алексея, противника
азороссов, а как раз того, обеспечить избрание которого на престол и
должна эта партия.
для других целей срочно вызванный в Москву специалист по редактированию
политических... короче говоря, ваш покорный слуга. Да, кто-то решил играть
по-крупному. Хорошо; но ведь это лишь один из возможных вариантов. Но
проверка этой версии - самая трудоемкая. Поэтому и начать придется с нее.
поистине, у тебя власти над Моими рабами, - и довольно в твоем Господе
блюстителя".
необходимые меры.
заканчиваю.
возвращаться туда, где тебя не ждут, свойственно либо людям крайне
самонадеянным, либо весьма тупым; ему же принадлежит и другая мысль, не
менее глубокая: предаваться воспоминаниям могут лишь те, кто более не
способен ни на какое продуктивное действие.
был более чем уверен, что меня ждут везде и всегда, что же касается
воспоминаний, то у меня их еще просто не было.
образ жизни, я не разуверился в справедливости названных истин. И тем не
менее, не будучи ни самонадеянным, ни неспособным на действия, я учинил
вдруг и то, и другое - возвратился туда, где многие мне вряд ли
обрадуются, поскольку они меня не ждали и не звали. И привели меня сюда в
некотором роде воспоминания. Сказано ведь в суре "Свет", айяте двадцать
восьмом: "Не входите в дома, кроме ваших домов, пока не спросите
позволения". Но я все еще считал, что мой дом здесь, хотя и с оговорками.
А что касается мнения других, то я позволил себе роскошь об этом не думать
- до поры до времени. И напрасно: чуть не получил пулю.
познакомиться с нею поближе.
несколько растерянным. Не часто за все последние годы выдавались такие
дни, когда мне предстояло после долгой разлуки встретиться с женщиной, к
которой я был, как уже говорилось, весьма неравнодушен - чему имелось
вещественное доказательство, если только человека можно назвать вещью.
возвращали в молодость, то приближали к ней. Хотя, попытавшись поглубже
забраться в самого себя, я вдруг обнаружил, что никакого внутреннего
трепета при мысли о свидании, вообще об Ольге я почему-то не испытываю.
наживное, в особенности если оно когда-то имелось, и речь идет только о
его восстановлении.
заставили излишне взволновать ся. И я не успел еще как следует сообразить,
чтс делаю, как рука моя, как бы действуя совершение самостоятельно,
протянулась, сняла трубку телефоне и стала тыкать пальцем в кнопки. И ведь
знала, какие именно нужны, скотина пятипалая!
раз. В третий тоже. Эти женщины... И одна, и другая. Когда ош нужны, их,
конечно, не бывает на месте.
может выбить меня из спокойного рабочего состояния, не произошло, не
происходит и вообще никогда не произойдет. Иншалла.
контрастный душ, медленно оделся по-домашнему, получая немалое наслаждение
от этой нарочитой неторопливости, но не забывая и время от времени
поглядывать на часы - это рефлекс. Потом в дверь деликатно постучали.
Скорее всего то был официант, однако я на всякий случай, прежде чем
пригласить войти, приготовился к возможным неожиданностям.
не зря же я прожил все свои годы, в конце концов. Заняв удобную позицию, я
откликнулся на повторный стук.
слегка растерялся. Однако последующие его действия успокоили меня. Он не
стал вытаскивать пистолет и на сервировочной тележке под салфеткой не
угадывалось оружия. Тогда я показался ему. Он сдернул салфетку, глазами
спросил - налить ли кофе, я кивнул. Судя по запаху, кофе был не из худших
сортов и не растворимый, разумеется. Я подписал ему счет с полагающимися
чаевыми; он тем не менее не заторопился к выходу, и я снова насторожился.