их машины, убивавшие и уже убившие жизнь в нашей реке и других
водоемах? Да, и мы с вами, сограждане, остались без электричества, и
нам отныне придется многое делать не так, как до вчерашнего дня, - но
предки наши на нашей земле столетиями жили без него - и только
благодаря их здоровой жизни мы и появились на свет! Вспомним о
предках, сограждане, и пожелаем стать такими, как они, и не сетовать,
но благославлять ту волю, благодаря которой все произошло... Ограничим
себя, сограждане, и в потребностях, и в поступках, будем жить скромно,
строго, целеустремленно и чисто...
прав! Он прав!
Очень уж не вяжется...
свою линию: идет к власти, к полной власти, к диктатуре, может быть...
Погодите, послушаем еще.
мы не поняли? Разве не раскаялись и не доказали этого делом?
почувствовал, как вздрогнула Ева, да и самому ему стало не по себе,
хотя он вроде бы привык в жизни ко всякому. Он их доведет до кипения,
- подумал Милов, - тогда уже не помогут никакие танки... Люди ревели,
топали, аплодировали, поднимали в воздух оружие - те, у кого оно было,
остальные вздымали над головой сжатые кулаки, размахивали флагами.
Казалось, взрыв этот никому не под силу унять, но оратор снова поднял
руку - и толпа затихла сразу, доверчиво, покорно. Да, он хорошо держит
их в руках, - подумал Милов. - Не зря оказался во главе.
уже заговорил снова:
оправданы. Мы все еще виноваты, виноваты в том, что были слишком
нерешительны, И на нашей благословенной Господом земле возникла
страшная язва, рассадник гибели. Вы отлично знаете, о чем ; я говорю:
о Международном Научном центре. Нельзя было допускать его. Нельзя было
идти ни на какие соглашения. Мы - допустили. И в этом - наша общая
вина, и теперь получить прощение матери-природы и самого Творца мы
можем только все вместе, общими действиями. Потому что, дорогие
сограждане, дело дошло до того, что и на, нашей земле стали рождаться
дети, которые не хотят жить. Это наша с вами гибель. Это преступление
не одного только нашего века - это величайшее преступление за всю
историю рода людского?
услышать бы:
рука.
тут он запнулся, почти незаметно, на полсекунды только, но все же
запнулся, словно ему надо было в чем-то преодолеть, убедить самого
себя, и это ему удалось, хотя и недешево стоило. - Всего лишь
несколько часов прошло с той поры, как остановились заводы, как
перестали они отравлять воздух - наш с вами воздух. И вот -
результаты! Наши дети (он снова на мгновение прервался, словно
перехватило горло), наши дети, о которых я сказал, были помещены в
условия, в которых не должны жить люди, только лабораторных крыс можно
использовать так. Вы спросите: а что еще было делать, нельзя же было
позволить им умереть! Отвечу: да, нельзя! Но не надо было для этого
замыкать их в непроницаемые камеры, словно приговоренных к пожизненной
тюрьме; надо было сделать то, что и сделали мы: убрать, обезвредить
источники отравления! Мы сделали это - и вот...
же, одна за другой, на балкон вышли четыре рослых женщины, одетых, как
сестры милосердия, и каждая держала на руках младенца - крохотное
тельце, аккуратно укутанное в одеяльце. Один ребеночек заплакал, и
такая тишина стояла на площади, что этот тихий плач услышал каждый.
нужных слов; молчание на миг стало невыносимо тяжелым - и тут
заговорил другой, стоявший рядом с ним, слева:
часов - и они уже дышат, как мы с вами, обыкновенным воздухом. Не
потому, что изменились они: изменился воздух!
по силам оказалось бы справиться с ним, не то, что новому оратору;
люди клокотали, как лава в кратере проснувшегося вулкана. Многие
плакали, не стесняясь.
другие дети...
Да здравствует! Ура! Ура!
снова:
ночью многие выступили против источников гибели. И обезвредили
некоторые из них. Но не, все! Успокаиваться рано, снова могут закипеть
котлы с адским варевом, в воздух и воду снова извергнутся плоды
дьявольской кухни! И еще не наказаны те, кто занимался и дальше готов
заниматься этими человеконенавистническими делами - если мы не
помешаем... Что же удивительного, мои сограждане, намуры и фромы: ведь
большинство из них не принадлежит к нашим народам, это пришлые люди,
чуждые нам, и они не станут щадить ни нас, ни наших детей, и если даже
все мы поголовно вымрем, никто из них не почешется. Люди бушевали, и
ров их, отражаясь от каменных стен, вихрился, креп, оконные стекла
звенели и, калалось, вот-вот разлетятся осколками. Говоривший снова
терпеливо обождал.
проявить милосердие и просто выбросить их за пределы страны; или же,
поскольку они ели наш хлеб и наносили нам ущерб, заставить их честным
человеческим трудом покрыть причиненные нам убытки. Да, собратья, мы
люди милосердные, и нам чуждо стремление причинить кому-либо вред. Но
ответьте: а они о нас думали, они нас жалели? Нет и нет! И мы поняли
одно: этих людей не переделать. Поступить со всеми ними, и
преступниками, и пособниками, милосердное - означало бы снова предать
наш народ, не избавить его от давно нависавшего дамой... дакло... ну,
от меча гибельной угрозы, черт меня возьми, мне эти чужие слова всегда
нелегко давались... - Он переждал одобрительное гудение толпы,
постепенно он обретал власть над нею. - Нет! - выкрикнул он затем. -
Мы не пойдем на предательство - да вы и не позволите нам, потому что в
своем сердце вы уже вынесли им приговор, и приговор этот - смерть!
но в разных углах площади все громче и определеннее раздавалось:
"Смерть! Смерть!" - и в конце концов сборище загремело еще грознее,
чем прежде.
стране, с традициями...
новое вызревает в недрах старого... Довольно противный голос, кстати.
того, что угрожает жизни. Все, что принесено извне в нашу жизнь, в
наши дома, на улицы, в леса и поля, реки и озера той болезнью, которую
именуют научно-техническим прогрессом - все это подлежит уничтожению.
Долой! Долой все то, что, как нам по нашей наивности казалось, делает
нашу жизнь удобнее, комфортабельнее, приятнее! Ибо все это, братья,
действительно делало удобнее-но не жизнь нашу, а смерть, нашу с вами и
всех тех, кому надлежало прийти от нас - после нас. Поэтому - не надо
жалости! Не надо сомнений! Чистый воздух, чистая земля, чистая вода,
чистый народ!..
Центр и расправиться...
в Центре: это же их дети! Но теперь... Дан, они ведь, по сути, решили
принести их в жертву, раз объявили здесь, что они здоровы и
благополучны, что там их больше нет. И Растабелл среди них, вот этого
я не могу понять...
него, насколько это было возможно в плотной толпе. Не размышляя, Милов
резко двинул рукой, почти наугад. Но в этой каше нельзя было ударить,
как следует, и кулак лишь скользнул по чьей-то скуле. Ева,
изловчившись, перехватила его руку.
Дан Милов, из России. Гектор, кто это вас так? Дан не мог... -
Простите, Гектор! - заорал Милов, чтобы перекричать толпу. - Я было
решил...
Посняков Андрей
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Прозоров Александр