унитазе читаем, с исчезником по сортирам душевно беседуем, а вот еще и
задержанным нам быть не нравится, странные мы люди, однако...
сообразить. Бесшумным призраком выныривает из-за угла Фол, отработанно
смыкаются вокруг меня, закрывая обзор, пятнистые комбезы, визжит Идочка где-то
сбоку - и над самым ухом бешеной вьюгой взвивается дикий рев Фимы Крайца, когда
доктор всяческих наук принимается расшвыривать парней из группы захвата, давая
кентавру возможность прорваться ко мне. Потом - несколько очень коротких
мгновений, состоявших из сплошной мешанины рук, ног, тел... оскаленный Ритка с
чьей-то дубинкой в руке размазывается между двумя опаздывающими архарами - и
медленно вырастает из крутящегося снега громада растрепанного Фола в неизменной
футболке со странной надписью "Халки"; на самом деле, конечно, не медленно, а
очень даже быстро, но время вдруг стало резиновым, как дубинки пришедших за
мной безликих людей, и в эти резиновые секунды до истукана по имени Алик
все-таки доходит, что мои друзья дерутся за меня, а я стою и моргаю, вроде я
тут ни при чем. Так что до того, как Фол обхватил меня своими ручищами и силком
зашвырнул себе на спину, я все-таки умудряюсь съездить по скуле ближайшего
архара, никак не ожидавшего от меня такой прыти, а когда гад почему-то не
захотел падать - искренне пытаюсь добавить ногой в пах. Но полюбоваться
эффектом этих действий мне не дает Фол, и, наверное, правильно не дает, драчун
из меня...
предельную, на мой взгляд, скорость. Я судорожно хватаюсь за его покатые плечи
и, оглянувшись, успеваю увидеть: пятнистые сбили с ног Ритку и сосредоточенно
топчут его сапогами, рядом сгибается в три погибели мой конвоир, у которого "в
паху дыханье сперло", а Фима, в разорванном пальто, без шапки и с окровавленным
лицом, еще держится, прижавшись спиной к их же машине, и по каменеющей
физиономии Крайцмана я понимаю, что если ребята вежливого полковника не свалят
Фимку в ближайшие несколько секунд, то потом им останется только убивать его -
когда у Фимы в горячке боя "упадет планка"...
тринадцатый. Разменивали бурно, утирая юшку из носов и гордо дымя ворованными у
родителей сигаретами. Самое дурное время: гормоны в крови стенка на стенку
ходят, круче нас только яйца, мочу возьми на анализ - сплошные пузырьки, как в
шампанском!
очкастенький; не человек - удовольствие для оболтусов, пометивших вокруг всю
территорию и уже в силу этого преисполненных всяческого орлизма по отношению к
чужакам.
портфельчик, и блестел себе по сторонам лупатыми глазками-сливами, а судьба уже
шла к нему, судьба в лице величайшего из великих, что было не раз доказано в
кровавых схватках между вождями мальчишечьих племен.
шнобель.
растолкав сладострастно ахающую толпу, и стал ждать продолжения.
касались Фиминого носа едва ли не ласково, словно боясь раздавить нечто хрупкое
до невозможности, а конопатое лицо величайшего из великих медленно наливалось
дурной кровью. Только когда из Риткиного рта донеслось что-то вроде сдавленного
мычания, я догадался опустить глаза - и меня чуть не парализовало. Толстенькая
лапка новичка находилась у величайшего Ритки в области... ну, мягко скажем, в
области промежности, и лапка эта благополучно успела сжаться в неприятный
кулачок, твердый даже на первый взгляд.
- Архимуд Серакузский.
его родители. Гаврила Крайцман, длинный, как жердь, тощий и нескладный очкарик,
и Фимина мама, весьма похожая на сына - приземистая и плотная, словно литая.
турнике. Дергался, корячился - ни в какую. Наш учитель, двухметровый плечистый
осетин с наголо бритой головой, за что получил банальнейшую кличку Фантомас,
долго смотрел на Крайцмана и укоризненно поджимал губы.
твердый и холодный пол спортзала. Рядом пыхтел Ритка, набирая лишний десяток
сверх нормы.
разгибать ручки.
этому безобразию не предвиделось.
журнал и нашел в нем Фимкину фамилию. Ткнул в нее толстым прокуренным ногтем,
погладил сизую макушку, нахмурился.
на турнике... у меня запястье было сломано. Срослось неудачно.
помнит.
экзамену по рукопашному бою (который уже тогда начали официально называть
"скобарем"), его готовили двое: преподаватель юридической академии Марта
Гохэновна Крайцман, в девичестве Марта Сакумото, и ее сын Фима-Фимка-Фимочка.
"Тетя Марта приласкала..."
мог, а через несколько секунд нам с Фолом стало вообще не до того - позади
истошно завыла сирена, по переулку заметались цветные сполохи счетверенной
"мигалки", и из-за угла вылетела приехавшая за нами машина. Проклятье, от
служебной тачки и на кенте не очень-то уйдешь!.. Фол рывком оглянулся, зло
выругался сквозь зубы и прибавил скорость, хотя, казалось, это было уже
невозможно. Ветер превратился в завесу из тонких ледяных игл, сквозь которую мы
с трудом прорывались, этому мучению не было конца, и я прижался к человеческой
спине кентавра, стараясь уберечь свое лицо.
захлебываюсь снежной пылью, и внутри у меня все обрывается - никогда мы с Фолом
не ездили так.
кентавр в последнее мгновение уклоняется, разойдясь с бешеным столбом на
какие-то сантиметры.
выворачивает новая машина, горбатый "жук" с невероятной турелью огней на крыше.
Вой сирены снова ударяет в уши, мечется по переулку в поисках выхода, бьется о
стены домов, как вихрь в ущелье, - и вслед за "жуком" в переулок влетают первые
преследователи.
по полу одной из машин? Или, избитые и брошенные, понемногу приходят в себя у
подъезда моего дома? Или...
раздаются ошалелые свистки постовых жориков, тонущие в переливах сирен; Икар с
афиши углового кинотеатра сочувственно подмигивает мне - дескать, у меня
крыльев не было, но и тебе, дорогой, сейчас перышки-то поощиплют!.. Минутой
позже впереди вспыхивает вывеска "Житня": на улице день, но Рудяк не поленился
зажечь свою рекламу - и правильно, народ надо привлекать, хотя народ разный
бывает, иные вот от властей драпают...
отваливаются челюсти.
похабной татуировкой на плече, - у нас жор на хвосте! Мотай к Папе,
перекрывайте объезд! А мы через яр, напрямую, поверху!
- мы во всю мочь гнали по Горелым полям и сворачивали к яру за "неотложкой". Я
с ужасом вспомнил шаткий узкий мостик, по которому и летом ходить-то,
придерживаясь за перила, - сущее наказание, а мчаться верхом на кентавре,
скользя по обледенелым доскам...
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Браун Дэн
Посняков Андрей