я ересиарх?! Я - собеседник. Меня старик один так прозвал. Я мальчишкой
жил у него.
собеседник.
щекоча кистью вспотевшие щеки, и судья в который раз отбрасывал кисть
досадливым жестом.
гордыни своей непомерной; признаешь ли запретное обучение черни
складыванию слов в витражи, властные над Стихиями; и попытку обойти...
распелся! Воистину собеседник - люди при нем говорят и говорят, а он
слушает. И на дыбе вон тоже... Убьют они его - кто их слушать будет...
говорить мы все мастера..."
все Мастера, а уж слушать - так совсем...
он не любил - грязь, и крику много, а толку нет. Вонь одна. Покойный брал
- и нежарко, и калить не надо, и чувствуешь - где правда, а где так -
судорога... Пальцами брал, и его научил, и он парня обучит, жаль,
неродной, а кому это надо? Судье, что ли, красномордому? Писцу?
Пытуемому?! Уж ему-то в последнюю очередь... Ничего, сегодня не кончится
еще, поговорим вечером...
коротыш с бегающими глазками и глубокой щелью между лохматыми бровями.
коллега твой, из Зеленой цитадели. По вызову к нам. С тобой работать
будет. А то, говорят, стареешь ты...
здороваться не пошел. Сопел, озирался. Потом шагнул к висящему человеку.
Мастер заступил ему дорогу. Ременной бич развернулся в духоте зала, и в
последний момент мастер неуловимо выгнул запястье. Конец бича обвился
вокруг калившихся клещей, и они пролетели над рядом разложенных
инструментов - в лицо длиннорукому. Тот ловко перехватил их за край, где
похолоднее - и, опустив клещи на стол, посмотрел на мастера. Мастер кивнул
и подошел к гостю. Длиннорукий поморгал и неожиданно всей пятерней уцепил
плечо мастера. Вызов был принят, и они застыли, белея вспухшими кистями и
не смахивая редкие капли выступившего пота.
даже висящий на дыбе, казалось, приподнял всклокоченную голову.
попытался ответить - и с ужасом воззрился на неподвижную плеть, повисшую
вдоль туловища. Несколько секунд он безуспешно дергал лопатками, потом
коротко поклонился и, ни на кого не глядя, вышел.
кисточки, и недоумение сквозило в его бархатном голосе.
кутенок был, - рассказывал мастер, сидя у скамьи и прикладывая пузырь со
льдом к обожженному боку собеседника. - Подводит, значит, а в пне трещина.
Фута три будет или поболе. До земли. И вставляет он в нее клин. Бери,
говорит, в щепоть и тащи. Я вцепился, а он, зараза, не идет. Ладно, отец
говорит, когда потянешь - позовешь. Неделю бился - позвал. Он поглядел - и
глубже вбил. И ушел. Молча. А когда усы у меня пробиваться стали - я отца
позвал и клин его до земли всадил. Сверху еле-еле оставил, только чтоб
ухватиться. Рванул - и в кусты забросил. Заплакал отец, обнял меня, потом
топор расчехлил и муравья на пень бросил. Руби, говорит, ему голову.
Срубишь - позовешь. И ушел. Такой у меня отец был. Умирал - меч передал:
старый меч, дедовский - сейчас не куют, топоры все больше... Ты, говорит,
теперь мастер. Спокойно, мол, ухожу. И ушел.
силы, но - ничего, хороший. Мечу учу, топору, пальцы ставлю. Чему учу -
хорошему?
хорошему. Мастер - учит. И не может иначе.
помоста откатившуюся голову, бережно сжимая обеими руками побелевшие щеки
и заглядывая в остановившиеся глаза.
вечность.
изрезанные руки. В углу помоста грузно лежала знакомая колода, и топор в
ней; и меч. Зачем - оба? Раз столб, значит - меч, по стоячему. Только кто
возьмется? Снять голову стоячему, да при людях, это уметь надо...
знакомой, и он всматривался в уверенные движения; всматривался до рези под
веками.
топор. Потом он приблизился к мастеру и положил меч у его ног. Топором? По
стоячему?
почувствовал привычную свинцовую тяжесть рукояти, скользнувшей в затекшую
ладонь.
глаза он не переставал следить за коренастым юношей в пунцовом капюшоне,
мерно вздымающим такой родной топор. Хорошо шел, легко, плечо
расслаблено...
спускавшегося впереди него в хранилище, но перед глазами трупожога до сих
пор мерно вздымался и опускался огромный меч с крестообразной рукоятью.
Скилу хотелось выть. Это Девона привычно растворялся в произносимых
фразах, это он был безумен - и лицо Упурка покорно истекало бесконечной
сменой выражений - а Скилъярд впервые в бестолковой своей жизни, дымной и
суетливой, впервые испытал таинство погружения в чужую, бесстыдно
распахнутую сущность; впервые осознавал, что значит быть внутри, быть
другим, просто - быть!.. Впервые - и треугольный меч полыхал в клубящемся
мраке, и непонятные слова лопались разрубленными веревками, и одна из
масок Упурка, не раз мелькавшая в течение рассказа, казалось Скилу странно
знакомой... Он не знал, где видел ее, не знал, чей образ примерял безумец;
Скил спотыкался о выщербленные ступени, протискивался в узкую дверь
хранилища, смотрел на повернувшегося к ним Сарта с безразличным музыкантом
у ног - и...
Он узнал черты, проступавшие в говорившем Девоне.
музыканту Гро на руку.
судорог в горле, но сил хватило лишь на свистящий шепот. - Говори, старик!
Дальше!.. Ты должен знать! Ты должен...
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Доценко Виктор
Прозоров Александр
Шилова Юлия