Чтение 17–й страницы книги ~Пасынки восьмой заповеди~

донесут, где ты да что ты!.. Короче, езжайте лесом, к вечеру доберетесь до
корчмы Габершляга - там и заночуете. Ждите меня в корчме до завтрашнего
полудня. Думаю, успею... ну что, брат Игнатий - in nomine Patris et Filii
et Spiritus Sancti! [Во имя отца и сына и святого духа (лат.)]

- Amen [Аминь (лат.)], - поспешно отозвался квестарь, спрыгивая на
землю.

...Когда тележные колеса совместными усилиями Михала и квестаря
Игнатия были извлечены из песка, ободренный присутствием аббата Яна
мельник взгромоздился на передок, причмокнул на кобылу - и телега ни шатко
ни валко покатилась в обратном направлении.

Следом за ней ехал возок настоятеля тынецкого монастыря, аббата Яна
Ивонича.

Марта и Михал переглянулись и свернули в лес. Дорога к корчме
Габершляга была воеводе Райцежу неплохо известна, беспокоиться за Яна пан
Михал не видел особых причин - тронуть духовную особу, да еще столь
славную в здешних местах, не осмелился бы никто - но Михал то и дело ловил
себя на том, что оборачивается и пристально вглядывается в чащу по обе
стороны дороги, словно надеясь что-то высмотреть в путанице стволов и
кустарника.

Что-то очень важное.

Одноухий Джош, сам того не замечая, жался к всадникам и нервно нюхал
воздух.

Пахло бедой.

Телега мельника ехала теперь впереди аббатского возка, как и положено
телеге - неторопливо, со скрипом переваливаясь на ухабах с боку на бок.
Узкая дорога, как-то незаметно свернувшая в лес и напрочь заблудившаяся в
нем, петляла, раздваивалась, растраивалась, несколько раз мельник
сворачивал то вправо, то влево, и квестарь Игнатий вскоре с тревогой
обнаружил, что не помнит пути назад. А значит, случись что с дедом -
плутать им с отцом-настоятелем по окрестным чащобам если не до скончания
века, то уж пару дней наверняка!

Разумеется, ничего страшного тут не было: вот доползут они до этих
самых треклятых Бугайцев, разберется отец Ян, что там натворил брат
мельника (небось, такой же вредный старый хрыч; и пусть бы жгли -
наверняка есть за что!), а от Бугайцев войт или еще кто укажет, куда
ехать...

Так-то оно так, но на душе у квестаря все равно скребли кошки. Тем
паче, что в своих странствиях исходил он не только окрестности Тыньца, но
и все Ополье с Косцельцом вдоль и поперек, а посему незнакомая дорога была
для него чем-то странным и подозрительным, вроде целомудренной вдовушки. И
когда впереди вместо ожидаемых Бугайцев показалась совершенно незнакомая
мельница с прилепившимися к ней ветхими сараюшками, амбарами и еще
какими-то строениями, квестарь Игнатий не выдержал.

- Эй, мельник, а где ж твои Бугайцы? Куда это ты нас затащил, борода?

Аббат Ян неодобрительно покосился на своего возничего, но промолчал.

- На мельницу мою, - нимало не смутившись, обернулся старик и
расплылся в детской улыбочке. - Дорога-то на Бугайцы аккурат через мою
мельницу и бежит. А если ты, святой отец, здешние тропки лучше меня знаешь
- езжай вперед и веди, аки пастырь...

Брат Игнатий не нашелся, что ответить, - но когда старик, доехав до
своей хаты, прятавшейся позади мельницы, остановил телегу, напрочь
перегородив ею дорогу, подозрения квестаря проснулись с новой силой.
Однако задать вполне законный вопрос обнаглевшему мельнику ему не дал
аббат Ян.

Отец-настоятель на удивление резво соскочил с возка и в два шага
оказался рядом с дедом.

- Что все это значит, старик? - жестко спросил он. - Или ты обмануть
меня решил? Где твой брат, где Бугайцы?

- Не только решил, но и обманул, отец мой, - не моргнув глазом,
признался мельник. - Бугайцы, понятное дело, на месте, где им и положено,
а брат мой помер от лихоманки еще позапрошлой зимой, так что палить его
нет никакой надобности.

- Ах ты!.. - задохнулся от негодования брат Игнатий, но ругаться
срамными словами в присутствии аббата не решился. - Да ты хоть понимаешь,
с кем говоришь? Святого отца обмануть, - и меня тоже, между прочим,
человека Божьего! - да тебе Господь такое вовек не простит! Гореть тебе в
аду, пень старый, раскаленные сковородки языком брехливым лизать...

- Угомонись, брат Игнатий, - отец Ян произнес это негромко, но так,
что толстый квестарь поперхнулся и мигом умолк.

- Может, и так, - согласился тем временем мельник, почесывая
клочковатую седую бороденку, - может, и гореть мне в огне адовом... на все
воля Божья.

- О том не тебе судить, - оборвал словоохотливого старика аббат Ян, -
и даже не мне. А теперь говори: зачем я тебе нужен? Раз обманом привел
меня сюда - значит, есть повод. Говори!

- Значит, есть, - охотно подтвердил мельник. - Стахом меня зовут,
святой отец. Стах Топор, из Гаркловских Топоров. Слыхали аль нет?

- Точно, что Топор, - проворчал с возка брат Игнатий, но ни аббат, ни
мельник не обратили на него внимания.

- А разговор у нас долгий будет - так что давайте-ка лучше, святой
отец, в хату пойдем, на лавку сядем, а квестарь ваш пускай покамест
лошадей распряжет.

- Нет у меня времени, мельник Стах, с тобой на лавках рассиживаться!
- отрезал аббат, и квестарь согласно закивал с возка, всем своим видом
показывая, что полностью поддерживает отца-настоятеля. - Разворачивай,
брат Игнатий, поехали отсюда!

Брат Игнатий с превеликой охотой принялся выполнять указание аббата,
и хотя развернуться на узкой дороге было не так-то просто, в конце концов
это ему удалось.

- Нету, так нету, - как-то уж слишком легко согласился старый Топор.
- Езжайте, святой отец. У меня-то времени много...

И, не оглядываясь, ушел в хату.

Когда, изрядно поплутав по разбегавшимся в разные стороны лесным
тропкам, аббатский возок в третий раз вывернул все к той же мельнице -
брат Игнатий не выдержал-таки и крепко выругался, и отец-настоятель ничего
на это не сказал. Зато сказал квестарь; много чего сказал - а под конец
своей длинной и заметно мирской речи обернулся к аббату и, понизив голос,
заключил:

- Колдовство это, отец-настоятель, как есть колдовство! И мельник
этот - колдун проклятый, душу Нечистому продал! Вот и водит нас теперь,
как окуня на крючке!

- Колдовство, говоришь? - спокойно переспросил аббат. - Ну что ж,
может, и так...

Покинув возок и воздев перед собой правую руку, в которой оказалось
небольшое распятие из полированного дерева, отец Ян неторопливо направился
к хате, читая на ходу молитву.

Дверь отворилась, и появившийся на пороге Стах Топор стал с
любопытством следить за действиями аббата.

- Аминь, - ухмыльнулся он, когда отец Ян дочитал молитву и подошел к
нему почти вплотную. - Не поможет, отец мой. Крещеный я, - и старик
широко, чтоб видели и аббат, и квестарь, перекрестился; а после распахнул
ворот рубахи, выпячивая впалую грудь и медный крест на почерневшем от
времени кожаном гайтане. - Мы, Гаркловские Топоры, не купленные-проданные,
а потомственные, от нас к врагу рода человеческого ниточка не тянется. Так
что извини, святой отец, ежели что не так. Пошли лучше в хату - говорить
станем.

- Не о чем святому человеку с таким лиходеем, как ты, толковать! - не
удержался осмелевший с перепугу брат Игнатий. Проявив неожиданное
проворство, он вдруг оказался рядом с аббатом и мельником, и в руках
квестаря обнаружилась увесистая сучковатая дубинка, коей в своих
странствиях по миру он не раз отмахивался от собак и лихих людей, особенно
от требующих платы корчмарей. - Ежели тебя молитвой не проймешь, то вот
это - в самый раз будет!

Но тут из-за венца хаты лениво выбрались три здоровенных парня с
одинаковыми скучающими физиономиями - то ли работнички, то ли подмастерья,
а, может, и сыновья Стаха Топора - и вразвалочку направились к
оторопевшему квестарю.

- Выпряги лошадь, брат Игнатий, - тронул квестаря за плечо аббат Ян и
некоторое время разглядывал остановившихся парней. После тяжело вздохнул,
поднялся по заскрипевшим ступеням и прошел в хату мимо посторонившегося
мельника.

Внутри оказалось неожиданно просторно; чисто выметенный пол, посреди
горницы - крепкий дубовый стол с лавками по бокам, несколько корявых
табуретов; привычной божницы в красном углу настоятель не обнаружил, зато
связок трав и кореньев по стенам висело преизрядно.

Окинув взглядом горницу, аббат Ян подошел к столу и опустился на
лавку. Старик подумал-подумал, пожевал впалым ртом и устроился напротив.

- Ну, говори, Стах Топор, зачем, Бога не побоявшись, тынецкого
настоятеля морочить решился - грех-то немалый, понимать должен! Итак?

- О грехах моих, да и о ваших, святой отец, после потолкуем, если
нужда будет. А зазвал вас сюда, потому как помощь мне ваша занадобилась.

- Это какая же? - недобро усмехнулся аббат Ян. - В ворожбе пособить?