всякий случай я стал копировать этот жест и вскоре освоил его так хорошо,
что даже ощутил себя своим среди всех этих сновавших по вокзалу
недосверхчеловеков.
начинался лабиринт заснеженных вагонов на маневровых путях. Со всех сторон
на нас смотрели усталые люди; проступавшая на их лицах однообразная
гримаса отчаяния объединяла их в какую-то новую расу. Я вспомнил одно из
стихотворений Соловьева и рассмеялся.
Польше во времена Чингиз-хана.
что такое зарука?
командирской заруке.
приходится говорить с массой, совершенно не важно, понимаешь ли сам
произносимые слова. Важно, чтобы их понимали другие. Нужно просто отразить
ожидания толпы. Некоторые достигают этого, изучая язык, на котором говорит
масса, а я предпочитаю действовать напрямую. Так что если вы хотите
узнать, что такое "зарука", вам надо спрашивать не у меня, а у тех, кто
стоит сейчас на площади.
очень близким выводам, только они касались разговоров об искусстве, всегда
угнетавших меня своим однообразием и бесцельностью. Будучи вынужден по
роду своих занятий встречаться со множеством тяжелых идиотов из
литературных кругов, я развил в себе способность участвовать в их беседах,
не особо вдумываясь в то, о чем идет речь, но свободно жонглируя нелепыми
словами вроде "реализма", "теургии" или даже "теософического кокса". В
терминологии Чапаева это означало изучить язык, на котором говорит масса.
А сам он, как я понял, даже не утруждал себя знанием слов, которые
произносил. Было, правда, неясно, как он этого достигает. Может быть,
впадая в подобие транса, он улавливал эманации чужого ожидания и каким-то
образом сплетал из них понятный толпе узор.
раза мы подныривали под пустые мертвые поезда. Было тихо, только издалека
порой доносились исступленные зовы паровозов. Наконец мы остановились
возле поезда, один из вагонов которого был бронированным. Над крышей этого
вагона уютно дымила труба, а у двери стоял на часах внушительный большевик
с дубленым азиатским лицом - почему-то я сразу окрестил его про себя
башкиром.
коротком коридоре. Чапаев кивнул на одну из дверей.
позволения, я на некоторое время вас покину - мне нужно отдать несколько
распоряжений. К нам должны прицепить паровоз и вагоны с ткачами.
будущем мы можем не сработаться.
- сказал Чапаев. - В будущее, о котором вы говорите, надо еще суметь
попасть. Быть может, вы попадете в такое будущее, где никакого Фурманова
не будет. А может быть, вы попадете в такое будущее, где не будет вас.
бронированной стене было плотно занавешено, а на столике стояла ваза с
гвоздиками. Я чувствовал себя измотанным; сев на диван, я некоторое время
не мог пошевелиться. Потом я вспомнил о том, что уже несколько дней не
мылся, и вышел в коридор. Поразительно, но первая же дверь, которую я
открыл, вела в туалетную комнату.
угольной печью), вернулся в купе и обнаружил, что кровать застелена, а на
столе меня ждет стакан крепкого чая. Напившись чаю, я повалился на диван и
почти сразу уснул, одурманенный забытым ароматом туго накрахмаленных
простыней.
под его колесами стучали стыки рельсов. На столике, где я оставил пустой
чайный стакан, теперь лежал непонятно откуда взявшийся сверток. Внутри
оказались безупречная черная пара, блестящие лаковые туфли, сорочка, смена
белья и несколько галстуков - видимо, на выбор. Я ничему уже не удивлялся.
Костюм и туфли пришлись мне впору; после некоторых колебаний я выбрал
галстук в мелкий черный горошек, оглядел себя в зеркале на дверце стенного
шкафа и остался вполне удовлетворен своим видом - правда, меня несколько
портила многодневная щетина. Выдернув из вазы бледно-лиловую гвоздику, я
оборвал ее ножку и продел цветок в петлицу. Какой недостижимо-прекрасной
показалась мне в этот миг прежняя петербургская жизнь!
Мне никто не ответил. Открыв дверь, я увидел большой салон. В его центре
стоял накрытый на троих стол с легким ужином и парой бутылок шампанского;
над столом в такт покачиванию поезда подрагивало пламя свечей. В воздухе
чуть пахло сигарой. Стены были оклеены светлыми обоями в золотых цветах;
напротив стола было большое окно, за которым медленно резали темноту
ночные огни.
Сзади стоял тот самый башкир, которого я видел у вагона. Посмотрев на меня
без всякого выражения, он завел стоящий в углу граммофон с серебряно
поблескивающим рупором и опустил иглу на завертевшийся диск. Раздался
луженый бас Шаляпина - кажется, он пел что-то из Вагнера. Раздумывая, для
кого предназначен третий прибор на столе, я полез за папиросой.
На нем был черный бархатный пиджак, белая сорочка и алая бабочка из такого
же переливающегося муара, что и красные лампасы на его шинели. Следом за
Чапаевым в салон вошла девушка.
прической. На ее еле сформированную грудь, обтянутую темным бархатом,
спускалась нитка крупных жемчужин; ее плечи были широкими и сильными, а
бедра чуть узковатыми. У нее были слегка раскосые глаза, но это только
добавляло ей очарования.
было назвать женской. Даже моя раскованная фантазия не смогла бы перенести
эти глаза, лицо и плечи в горячий мрак алькова. О нет, она не годилась для
трипперных бунинских сеновалов! Но ее легко можно было представить,
например, на льду катка. В ее красоте было что-то отрезвляющее, что-то
простое и чуть печальное; я говорю не о том декоративно-блудливом
целомудрии, которое осточертело всем в Петербурге еще до войны, - нет, это
было настоящее, естественное, осознающее себя совершенство, рядом с
которым похоть становится скучна и пошла, как патриотизм городового.
обнаженной шее.
губам, но она не позволила мне сделать этого, ответив формальным
рукопожатием в манере петербургских emancipe. Я чуть задержал ее ладонь в
своей.
вызвать у нее раздражение.
спросил я, отпуская ее ладонь.
смертью.
и разлил его по бокалам.
гипнотические глаза, - за то страшное время, в которое нам довелось
родиться и жить, и за всех тех, кто даже в эти дни не перестает стремиться
к свободе.
сделалось именно из-за стремления, как он метко выразился, "всех тех" к
так называемой свободе - кого? от чего? Но вместо того чтобы возразить, я
отхлебнул шампанского (этому простому рецепту я следовал всегда, когда на
столе было шампанское, а разговор шел о политике). Сделав несколько
глотков, я вдруг понял, до чего я голоден, и принялся за еду.
неправдоподобным, что эта неправдоподобность уже не ощущалась; так бывает
во сне, когда ум, брошенный в водоворот фантастических видений, подобно
магниту притягивает какую-нибудь знакомую по дневному миру деталь и отдает
ей все внимание, превращая самый запутанный кошмар в подобие ежедневной
рутины. Однажды мне снилось, что по какому-то досадному стечению
обстоятельств я стал ангелом на шпиле Петропавловского собора и, спасаясь
от пронизывающего ветра, пытаюсь застегнуть пиджак, пуговицы которого
Флинт Эрик
Лондон Джек
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Лукин Евгений
Белов Вольф