тоскливо, тошно сил нет! Я легко могу представить, как в ортогональные от
здешнего пространства-времени измерения оттопырились Алкины запасные
прически и клипсы, ампутированная кисть-клешня Ник-Ника и его щетина... Но
вот Радий Тюрин, существующий в мире куда более основательно, чем, большими
идеями, а куда, в какие измерения запропастились черты его характера, я не
знаю.
доброжелателен. Если ничего не хочешь добиться, будь вежлив и доброжелателен
бескорыстно. К. Прутков-инженер. Советы начинающему гению.
положительный вклад. Для самоутверждения надо. Меня ждет неоконченный
эксперимент.
микроматрицы, половину столбиков которой я уже раздавил. Ну-с, попробуем еще
один... хруп! и он размололся под штырем верхнего контакта. Нет, этак я их
всех передавлю.
ногой только включать педаль тока. Так будет точней. Экспериментатору негоже
работать ногами, он не футболист! Ну-ка?
касании с шинкой полоски. Нажимаю педаль... контакт!
через четверть минуты соображаю, что я гляжу на лампочку в вытяжном шкафу.
Полоска улетела неизвестно куда.
правой рукой я подводил верхний электрод, а левой придерживал полоску на
нижнем. Сварочный импульс пошел через меня.
браться за два металлических предмета сразу; даже если один нож, другой
вилка. Вот Толстобров никогда бы так не взялся за электроды. Может, и у меня
будет такой рефлекс. Если я доживу до старости.
токи, малые дозы веществ... и экспериментатор вдруг врезал дуба! Очень
просто. Вот сейчас пошел в будущее вариант "без меня" "па муа", как говорят
французы. И с немалой вероятностью: ведь перед тем, как сесть к станку, я
поколебался, не вымыть ли руки. Тоже условный рефлекс, только технолога;
лишь то и удерживало, что опыт не химический. А если бы я взялся за
электроды влажными руками хана.
измерение, точки превращаются в линии. В некий замкнутый пунктир, выделяющий
меня-надвариантного из мира небытия. И я знаю немало точек, за которыми меня
нет сейчас.
говорится, в проекте, мама, беременная на четвертом месяце, отправилась на
митинг в городской парк. Должны были выступить приезжие писатели, среди них
два известных, их по литературе в школе проходят. В ограде летнего театра
собрались сотни горожан. Ждут нет. Потом выяснилось, что и не собирались
устраивать митинг-концерт, это была провокация лазутчиков. Стали расходиться
ворота площадки заперты, никто не открывает. А уже слышен вой сирен, ухающие
завывания "хейнкелей" воздушный налет. Мужчины сломали ворота. Только успели
разбежаться, как два "хейнкеля" прицельно положили на летний театр по
полутонной бомбе.
свалил тиф. Две недели без сознания, запомнил лишь одну подробность: в
начале болезни мама как раз принесла полкотелка пайкового маргарина,
рассчитывал полакомиться с хлебом и сахаром но когда очухался, котелок был
пуст. Плакал.
тащила другую. Именно за переднюю, на заднем борту ведомой не было места:
машин мало, а нас, бедовых мальчишек, много. Приятели кричали
предостерегающе, но я в упоении скоростью не слышал. Передний "студебеккер"
затормозил, стал и задний ударился бампером в него совсем рядом со мной.
Даже прищемило рубашку. Для моей смерти машине надо было стукнуться чуть
левей.
обогнавший меня на коньках Юрка Малютин. Мы бегали на равнинах, но у него
коньки были получше, "дутики". Ухнул и не показался более, лишь шапка
осталась на воде серая армейская шапка с завернутыми ушами.
тощих инженерных заработков, мой славный Иж! Тут уж вообще:
четыре. (Один, самый памятный с автоинспектором, который меня арестовал за
лихую езду и конвоировал в ГАИ на втором сиденье. Рухнули на крутом вираже,
на перекрестке: машины спереди, машины сзади... на метр ближе к ним и
конец);
луны, с девушкой на втором сиденье, которая взбадривала меня объятиями...
поэзия!) было... один. Другого и не надо, в сущности, это та же полутонная
бомба с "хейнкеля". Как уцелел!
тракта, наконец нашел, дал на радостях газок... и влетел на ремонтный
участок, на вывороченные полуметровые плиты брусчатки. Руль вырвало из рук,
мотоцикл в одну сторону, я в другую, головой на" трамвайные рельсы и
налетает сзади сверкающий огнями трамвай. "Вот и все", не успел даже
испугаться. Только досада будто отнимают недочитанную книгу.
пятимерном бытии выпадают они оба.
плоские, как льдины, четко черченные облака в ясном небе. Во всех них
курлычат вон те серые дикие голуби на карнизе дома напротив; не изменились,
наверное, ни рисунок коры, ни прожилки в листьях просвечиваемых солнцем лип
вдоль Предславинской. Мал человек! Значительными мы кажемся более всего
самим себе.
ведь сейчас я подвергался гораздо большей опасности, чем нанесение еще одной
"точки" на контуры моего пятимерного бытия! И это-то скверно: в каждом
варианте боль больна, смерть страшна хоть вечно жить ни в одном не
останешься. Но сейчас от электрического удара мог отдать концы и
вариаисследователь. Пропало бы новое, еще не привившееся в людях знание.
Разрушилась бы связь между вариантами по Пятому измерению. возможность
переходить от одного к другому.
выходит, еще абсолютной? Надо быть осторожней.
сейчас рядышком по Пятому вокруг моего бездыханного тела! Все сбежались,
испуганы, вызывают "скорую", пытаются делать искусственное дыхание... бр-р!)
Ник-Ник что-то записывает в журнал. Техник Убыйбатько проверяет схему, тычет
в нее щупы тестера и заодно покуривает. Смирнова выдвинула наполовину ящик
химстола, склонилась над ним читает в рабочее время художественную
литературу. Заунывно шипит вытяжка, журчит вода из дистиллятора.
задвигает ящик.
гальванотехника", сурово произносит Толстобров, или "Популярную
электронику". До сих пор ни схему собрать, ни электролит составить не
умеете!
возвращается на место, попутно одарив меня порцией отменного кареглазого
презрения. Ничего, цыпочка, на работе надо работать.
снова почувствовал, что здесь он, здесь даже Алла сидит на том же месте,
только за другим столом, с приборами медконтроля, да нет стены, отделяющей
Бажанов Олег
Акунин Борис
Никитин Юрий
Корнев Павел
Гюго Виктор
Володихин Дмитрий