Чтение 17–й страницы книги ~Вторжение в Персей~

ангелы, и драконы, и Лусин верхом на драконе покатились вниз.

Если бы я мог любоваться этим зрелищем взглядом постороннего
наблюдателя, оно, вероятно, показалось бы забавным. И ангелы, и пегасы с
прежней энергией махали крыльями, но летели вниз, как лыжники с трамплина.

Ромеро приподнял и опустил бровь. Код его мимики был недопустимо
прост.

- Ну, что ж - звездолеты! - пробормотал мыслью Камагин. - Не везде же
будут эти чертовы машины!

Передние углубились в лес. К нам, обгоняя задних, добрались Труб и
Лусин. Труб был сконфужен неудачным весельем в воздухе, а Лусин сиял.
Громовержец показал свои летные способности, и это почти примиряло Лусина
с пленом.

- Хорошо, а? - похвастался он вслух.

Я промолчал, а Камагин, подкрепляя мысль взглядом, ответил через
дешифратор:

- Отлично Лусин. Твои крылатые друзья облегчат нам заключение.

Я обратился к Трубу, уныло поджавшему крылья:

- Как летается на высоте? Отвечай через прибор.

В отличие от Лусина, обретавшего красноречие при мысленных
объяснениях, Труб сразу начинал мекать, чуть переходил на прямую мысль. Он
был из тех, кого Ромеро называет косномысленными.

- Леталось... видишь ли, Эли... вроде на Земле! Лучше Оры... Выше -
труднее... Быстрое разрежение - вверх...

- Падалось легче, чем поднималось, - добавил Ромеро.

Из объяснений Труба я уяснил себе, что тяготеющее поле планеты
сконструировано не по Ньютону.

За поворотом металлической аллеи открылось металлическое сооружение в
зеленой чешуе окислов, в оползнях солей. Внутрь него вел туннель. Я
остановился и оглянулся.

Позади меня двигались все три экипажа звездолетов, за ними то шагом,
то короткими взлетами, то отставали, то торопились ангелы, шествие
завершали пегасы и драконы. Немыслимо было и думать, что такую ораву
пленных можно втиснуть в приземистое помещение.

- Нас приглашают, и пока вроде вежливо. - Ромеро кивнул на
охранников, усиленно мотавших в сторону дома мерцающими перископами.

- Подождем Орлана, - решил я.

Пока мы ждали, зеленая тучка, приползшая в зенит, пролилась зеленым
дождем из солей никеля. Сперва падали отдельные капли, быстро запятнавшие
нас, потом хлынул ливень, наподобие тех, что устраиваются на Земле в дни
летних гроз. В потемневшем небе засверкали молнии, темно-красные, и не
ослепительно яркие, как у нас, а тусклые.

Я отыскал Мэри и Астра и укрыл их своим плащом. Мэри дрожала, а сын с
обидой доказывал, что способен вынести все, что выносят другие мужчины.

- Безусловно, - утешил его я. - И если бы этот ливень вынуждал на
духовные или физические усилия, я сам потребовал бы от тебя: ну, поборись!
Но он только пачкает, а грязи добавлять не обязательно.

Ливень оборвался внезапно, как налетел, в небе засветился тот же
невыразительный белый карлик, медленно клонившийся к горизонту. Мы были
мокры и перепачканы, люди превратились в зеленые статуи, ангелы топорщили
повисшие зеленые крылья, Труб встряхивался, как пес, выбравшийся из воды,
я выжимал отяжелевший плащ.

За этим занятием нас застал Орлан.

- У нас под душ идут, чтобы очиститься, у вас - чтоб запачкаться, -
сказал я сердито.

- Никелевая планета! - пояснил он со снисходительным бесстрастием. -
Среди наших баз имеются марганцевые, железные, свинцовые, кобальтовые,
натриевые, золотые, ртутные... Для вас выбрана никелевая, потому что она -
зеленая.

- Я предпочел бы золотую, они нам знакомы, - оказал я, намекая на то,
что одну золотую планету мы уничтожили.

Он пропустил намек мимо ушей.

- Вы не вынесли бы там хлорных соединений золота. Великий хочет
сохранить вам жизни.

- Если вы заботитесь о наших жизнях, зачем загонять нас в эту тесную
берлогу?

- Места в ней хватит всем.

Туннель вел во вместительный вестибюль, откуда отпочковывались
широкие коридоры с самосветящимися стенами.

Под шапкой невзрачного домика скрывался обширный комплекс помещений.
Все здесь, как и снаружи, было никелевое, но соединения никеля потеряли
мертвенную зеленую однообразность, а металлически чистый, он уже блистал
синеватостью.

Не скажу, что я был восхищен богатством и теплотой цвета, но мне уже
не хотелось волком выть от "зеленой тоски".

- Направо - людям, прямо и налево - вашим союзникам, - распорядился
Орлан.

Я осведомился, имеют ли люди право общаться с своими друзьями. Право
такое было. Ангелы повалили прямо, пегасы с драконами понеслись налево, мы
с Орланом повернули направо.

Самосветящийся коридор вел в огромный четырехугольный зал, тоже с
самосветящимися стенами и потолком. Вдоль стен тянулись странные, похожие
на желоба, сооружения. В такой тюрьме можно было разместить команды целого
флота галактических кораблей, а не только три экипажа.

- Нары, - сказал Ромеро, показывая на желоба.

- Размещайтесь! - сказал Орлан и повернулся ко мне. - Вы пойдете со
мной, адмирал.

Ко мне подошли Осима и Камагин, сзади встал Ромеро.

- Мы не пустим адмирала одного, - сказал Осима.

Ничто не изменилось на бесстрастном лице Орлана.

- Адмирал пойдет один. Вы не нужны.

Ромеро указал на телохранителей Орлана:

- Разрешите заметить, что вас тоже сопровождают адъютанты. Охрана
положена нашему адмиралу по рангу.

- Он пойдет один, - холодно повторил Орлан.

- Не волнуйтесь, - сказал я друзьям. - Один я пойду или втроем, все
равно мы в полной их власти.

Я еле поспевал за моими проводниками: их плавные прыжки, напоминавшие
танец, а не ходьбу, были быстрее даже моего бега.

Временами они останавливались и поджидали меня, не оборачиваясь,
точно видели спиной так же хорошо, как глазами. Я не мог отделаться от
ощущения, что вокруг невидимки. По коридору можно было устроить шествие по
десять человек в ряду, а мне не хватало пространства. Притворяясь, что не
удержался, я раза три отскакивал в сторону, но везде была пустота,
столкнуться с невидимками не удалось.

В новом помещении, маленьком и скудно освещенном, Орлан приказал мне
остановиться. Я стоял посреди комнаты. Орлан с телохранителями подошел к
двери напротив, и она открылась им навстречу.

В помещение вприпрыжку вбежал человек, и я сразу узнал его.

Это был Андре.

Он двигался не как Андре, у него была старчески согбенная фигура, он
уныло, не как Андре, склонял голову, нелепо размахивал руками, нелепо
скрипучим голосом что-то бормотал. Ничего не было у него от Андре, все
было иное, незнакомое, неожиданное, непредставимое!..

Но это мог быть только Андре.

- Андре! - закричал я, кидаясь к нему.

Он поднял голову, и я увидел лицо его, постаревшее, изможденное, до
того непонятнее, что восторг встречи мгновенно превратился в страх. Я
схватил Андре, прижал к груди, застонал от ликования и боли, но уже в ту
первую минуту почувствовал, что не одну радость принесет воскрешение Андре
из небытия, и, может быть, меньше всего - радость.

Андре оттолкнул меня. Он меня не узнал.

- Андре! - молил я. - Взгляни, это же я, Эли, я твой друг Эли,
вспомни, я же Эли, я Эли, Андре! Андре!

Он с тоской отворачивался. Мое ликование превращалось в ужас. Я
рванул его к себе. Он смотрел на меня и не видел: зрячий, он был слеп.
Такие глаза я иногда подглядывал у людей, отдавшихся тяжкой думе. Только
здесь все было усилено безмерно, нечеловечески жестоко.

Я снова обрел Андре, но он не вышел ко мне, он был в каком-то своем,
далеком мире. Он лишь присутствовал здесь - его не было!

- Андре! - кричал я в отчаянии. - Это же я, Эли! Андре!

Он сумел вырваться и побежал. Я нагнал его, еще сильнее рванул к
себе. В исступлении я готов был бить его, рвать ногтями, кусать, целовать,
облизать слезами, только бы это вернуло его в сознание. Он должен узнать
меня, должен вспомнить себя и друзей - лишь это одно я отчетливо понимал в
ту минуту, когда, хрипя от ярости, тряс его.

Андре, страдальчески закрыв глаза, бессильно метался в моих руках. Он
вдруг побледнел, а длинные огненные кудри - единственное, что сохранилось
от старого Андре, - то закрывали, то освобождали лицо, вспышками пламени
проносились перед моими затуманившимися зрачками, это одно я видел с
ясностью: кудри Андре не проносились, а вспыхивали.

Орлан и два телохранителя, бесстрастные, стояли в стороне.

Я оставил Андре и подскочил к Орлану. Я был готов броситься на него.
Он не шевельнулся.

- Подлые уроды! - крикнул я. - Что вы сделали с Андре? Зачем его
лишили разума?