космосе нет таких красивых закатов, как на Платее и Ниобее. Небо пылало
тысячью разнокрасочных пожаров. Я вяло вглядывался в мистерию заката и
думал о Барнхаузе и его подруге. Послать депешу на Землю придумала
Агнесса, он подчинился ее настоянию. Вот же проницательная женщина: ни
единой секунды не верила, что со мной удастся соглашение, и тайно нанесла
предупредительный удар! А Барнхауз верил, что сумеет меня переубедить.
Иронизировал, ерничал, пускался в философские отвлеченности - старался
зажечь мою холодную душу, они ведь оба видят ее холодной и бесчувственной.
А когда не вышло, расплакался по-ребячьи. Еще недавно, при наших с ним, в
общем-то, мирных отношениях, и он мне не нравился, и она еще больше не
нравилась. А сейчас оба пошли стеной против меня, и я начинаю им даже в
чем-то симпатизировать. Как она просила быть помягче с ним, как умоляюще
подрагивали ее колокольчики! И ненавидела, и умоляла, и оскорбляла, и
унижалась - все сразу. Любовь, конечно. Нет, любовь не для таких местечек,
как Ниобея. Чудовищно неделовое, абсолютно несправедливое чувство! Кто-то
вдруг становится важней всех людей, чуть ли не единственным в мире, а чем
он лучше миллиардов других? Для возвеличивания одного способна губить
целые народы - вот что такое любовь!
"Не для таких местечек, как Ниобея!" А сам ты? Или не влюбился? Или все,
что делал на этих двух планетах, не шло' под знаком несправедливого и
неделового чувства? Сучок в чужом глазу разглядел, а как с бревном в
собственном? Вот скоро к тебе придет муж женщины, в которую ты так глупо,
так горько влюбился. Что скажешь ему, сухой чинуша, бездушный космический
бюрократ, высокомерный вельможа? Что вдруг потерял голову, стал
необъективен, несправедлив, пристрастен, и от таких неделовых чувств
погибла молодая женщина, его любимая женщина, столь дорогая и тебе?..
Осмелишься ли на признание? Найдешь в себе силы на честный ответ?
дверь и сказал в темноту:
что мы не виделись, он постарел лет на десять. Некоторое время мы молчали,
потом он сказал:
получится спокойствия, хоть и силитесь быть спокойным.
сказать что-либо ясней. Я не знал, зачем он пришел ко мне.
очень надо отомстить вам за гибель Ирины. Но вот гляжу на вас и понимаю:
не смогу вынуть оружие. Взял с собой пистолет, но... не могу.
потому и не могу. Посмотрел на вас и понял: какая это месть - убить?
Оставить вам жизнь - это месть! Посмотрите на себя в зеркало, Штилике, вы
за одну неделю так переменились... Вы сами мстите себе - это горше, чем
пуля в сердце.
разжижать ее жалкими словами.
ненавижу. Но вижу и ваше горе. И знаю, что оно не меньше моего. Вы любили
Ирину.
вам. Я это увидел тогда по вашему лицу, услышал в голосе.
выдаете себя. Штилике, я сам влюбился в Ирину с первой встречи, с первого
взгляда, с первого слова, сразу и навсегда. Мне ли не понять, что и с
другим это может произойти?
полная энциклопедия всех предписанных добродетелей. Даже страшно быть
рядом с таким безгрешным, так она сказала. Но видите ли, Штилике, ее
покоряло все удивительное. А что удивительней, чем нестарый мужчина с
ангельскими крылышками на плечах и с громкой славой звездопокорителя? Я
ревновал вас, Штилике. Я боялся потерять Ирину. И потерял ее. И вы виновны
в том, что ее нет ни для меня, ни для нее самой, ни даже для вас.
Вероятно, ему ампутируют ногу, левая рука тоже не скоро поправится. Но
сознание у него не ампутировано. И он рассказал, как уговаривал и Ирину, и
вас, чтобы она не ходила на мерзкое пиршество каннибалов. Вы могли
запретить ей, но не захотели.
сознание своей вины вам горше, чем расставание с жизнью. Вам предстоят
мучения, куда тяжелей обычной смерти. Я жалею вас, Штилике, что назначаю
вам такую безмерную кару, хоть вы и не поймете моей жалости, такие чувства
вам неведомы.
огонь. - Совершено злодеяние, надо мстить. Или вам и такое человеческое
чувство незнакомо?
же не статуя святого, вы же пока живой. Взываю к вашей чести! К вашей
любви к Ирине, наконец!
на нас, и устроите космический показательный процесс?
размахивал руками и наступал на меня.
планет. Но для каждого правила есть исключения. Лететь с оружием на Ниобею
и пустить оружие в дело! Потом можете арестовать меня, Штилике, но сейчас
не мешайте. Молю вас вашим чувством к Ирине - не мешайте мне отплатить за
ее гибель!
наговорил. Но намерение его было ясно. Я сказал:
руках власть, я не дам вам воли на преступление.
горячим, он чаще леденел, впадая в исступление. Только что он кричал и
судорожно дергал руками. Теперь каждым размеренным словом веско
подчеркивал угрозу:
поверьте. За смерть Ирины я вас уже простил. А что до дальнейшего, то
предупреждаю: и рука не дрогнет, если появится нужда...
Да и не хотел что-либо говорить. Виккерса надо было вывести из тяжелого
состояния. Косморазведчик, потерявший душевное равновесие, непригоден на
дальних планетах. Но он впал в ярость, любое мое слово могло лишь усилить
неистовство. Завтра, послезавтра, думал я, отправят тело Ирины на Землю,
будет еще время встретиться, что-то по-доброму решить. "Завтра,
послезавтра..." Я постепенно цепенел от душевной усталости, все мысли
выветривались из головы. Так и заснул, не выбираясь из кресла.
нетленным доставить тело на Землю. В прозрачном саркофаге она выглядела
красивей, чем в жизни, я долго не мог оторвать от нее глаз. И как десять
лет назад, когда умирала Анна, я с горечью думал о том, как несправедлива
судьба: лучшее, что мне было начертано в программе жизни, я уже выполнил,
а ей бы жить и жить. Нет, выбрали ее, а не меня! Непереносимо, чудовищно
несправедливы были эти две смерти, две скорбные вехи в моей жизни.
ярость. Он не пожелал встретиться взглядами - глядел на одну Ирину. Ярости
нет, ожесточение не прошло, думал я, уходя из морга. Потом заперся в
номере и два дня никуда не выбирался. Даже на звездолеторемонтные и
механические заводы - я на них еще не бывал - идти не хотелось. Вокруг
меня на Платее густела атмосфера вражды, я не имел противогаза против
носящегося в воздухе яда. Мальгрем эвакуировал Ниобею, его работники -
геологи, шахтеры, строители, охрана - заполнили поселок. Видеть их мрачные
физиономии было выше моих сил.
печальные проводы. Не помню, как провел этот день. Знаю лишь, что был
день, и была ночь, и настало утро. Утром на стене засветился экран. Это
был Барнхауз. Он всматривался в меня, словно сомневался, я ли это. Я
раздраженно сказал: