месяц-другой, с проклятиями возвращалась по домам, разнося великое свое
разочарование чуть ли не во все страны света; считанные единицы
становились сталкерами и быстро погибали, так и не успев ни в чем
разобраться. Некоторым удавалось поступить в институт, самым толковым и
грамотным, годным хотя бы на должность препаратора, а остальные вечера
напролет просиживали в кабаках, дрались из-за расхождений во взглядах,
из-за девчонок и просто так, по пьянке, совершенно остервенили городскую
полицию, комендатуру и старожилов.
красные, как у кролика, но он был страшно возбужден и с ходу принялся
рассказывать Рэдрику, как нынче утром на их улицу заявился покойник с
кладбища. Пришел, значит, в свой дом, а дом-то уже сколько лет заколочен,
все оттуда уехали - и вдова его, старуха, и дочка с мужем, и внуки. Сам-то
он, соседи говорят, помер лет тридцать назад, еще до Посещения, а теперь
вот привет! - приперся. Походил-походил вокруг дома, поскребся, потом
уселся у забора и сидит. Народу набежало со всего квартала, смотрят, а
подойти, конечно, боятся. Потом кто-то догадался: взломали дверь в его
доме, открыли, значит, ему вход. И что вы думаете? Встал и вошел, и дверь
за собой прикрыл. Мне на работу надо было бежать, не знаю, чем там дело
кончилось, знаю только, что собирались в институт звонить, чтобы забрали
его от нас к чертовой бабушке.
банкноту. Потом он постоял у ворот, подождал, пока такси уедет. Коттеджик
у Стервятника был неплохой: два этажа, застекленный флигель с бильярдной,
ухоженный садик, оранжерея, белая беседка среди яблонь. И вокруг всего
этого узорная железная решетка, выкрашенная светло-зеленой масляной
краской. Рэдрик несколько раз нажал кнопку звонка, калитка с легким
скрипом отворилась, и Рэдрик неторопливо двинулся по песчаной дорожке,
обсаженной розовыми кустами, а на крыльце коттеджа уже стоял Суслик,
скрюченный, черно-багровый, весь азартно трясущийся от желания услужить. В
нетерпении он повернулся боком, спустил со ступеньки одну судорожно
нащупывающую опору ногу, утвердился, стал тянуть к нижней ступеньке вторую
ногу и при этом все дергал, дергал в сторону Рэдрика здоровой рукой:
сейчас, мол, сейчас...
крышей беседки голые смуглые плечи, ярко-красный рот, машущую руку. Он
кивнул Суслику, свернул с дорожки и напролом через розовые кусты, по
мягкой зеленой траве направился к беседке.
стаканом в руке Дина Барбридж в почти невидимом купальном костюме; рядом
валялась книжка в пестрой обложке, и тут же, в тени под кустом, стояло
блестящее ведерко со льдом, из которого торчало узкое длинное горлышко
бутылки.
движение стаканом. - А где же папахен? Неужели опять засыпался?
глядя на нее сверху вниз. Да, детей себе Стервятник у кого-то в Зоне
выпросил на славу. Вся она была атласная, пышно-плотная, без единого
изъяна, без единой лишней складки - полтораста фунтов двадцатилетней
лакомой плоти, и еще изумрудные глаза, светящиеся изнутри, и еще большой
влажный рот и ровные белые зубы, и еще вороные волосы, блестящие под
солнцем, небрежно брошенные на одно плечо, и солнце так и ходило по ней,
переливаясь с плеч на живот и на бедра, оставляя тени между почти голыми
грудями. Он стоял над нею и откровенно разглядывал ее, а она смотрела на
него снизу вверх, понимающе усмехаясь, а потом поднесла стакан к губам и
сделала несколько глотков.
чтобы двусмысленность дошла до него, протянула ему стакан.
вытянул ноги.
скрывала плотная волна волос, упавшая на плечо, только улыбка ее сделалась
неподвижной, сахарный оскал на смуглом лице. Потом она машинально покачала
стакан, словно бы прислушиваясь к звяканью льдинок о стенки, и спросила:
случилось и как все это было. Наверное, он мог бы ей рассказать даже, как
возвращался к машине, держа наготове кастет, и как Барбридж просил, не за
себя просил даже, за детей, за нее и за Арчи, и сулил Золотой шар. Но он
не стал рассказывать. Он молча полез за пазуху, вытащил пачку ассигнаций и
бросил ее на красный мат, прямо к длинным голым ногам Дины. Банкноты
разлетелись радужным веером. Дина рассеянно взяла несколько штук и стала
их рассматривать, словно видела впервые, но не очень интересовалась.
бутылку, взглянул на ярлык. По темному стеклу стекала вода, и Рэдрик отвел
бутылку в сторону, чтобы не капало на брюки. Он не любил дорогого виски,
но сейчас можно было хлебнуть и этого. И он уже нацелился хлебнуть прямо
из горлышка, но его остановили невнятные протестующие звуки за спиной. Он
оглянулся и увидел, что через лужайку, мучительно переставляя кривые ноги,
изо всех сил спешит Суслик, держа перед собой в обеих руках высокий стакан
с прозрачной смесью. От усердия пот градом катился по его черно-багровому
лицу, налитые кровью глаза совсем вылезли из орбит, и увидев, что Рэдрик
смотрит на него, он чуть ли не с отчаянием протянул перед собой стакан и
снова не то замычал, не то заскулил, широко и бессильно раскрывая беззубый
рот.
фамильярностью потрепал его по плечу клешнятой рукой.
чего мне сейчас не хватало. Ты, как всегда, на высоте, Диксон.
здоровой рукой по бедру, Рэдрик торжественно поднял стакан, кивнул ему и
залпом отпил половину. Потом он посмотрел на Дину.
пополам, и еще раз пополам.
утверждала. - Пер его, дурак, через всю Зону, кретин рыжий, пер на хребте
эту сволочь, слюнтяй. Такой случай упустил...
по разбросанным банкнотам, и остановилась перед ним, уперев сжатые кулаки
в гладкие бока, загородив от него весь мир своим великолепным телом,
пахнущим духами и сладким потом.
по вашим башкам безмозглым... Погоди, погоди, он еще на костылях по вашим
черепушкам походит, он вам еще покажет братскую любовь и милосердие! - Она
уже почти кричала. - Золотой шар небось тебе обещал, да? Карту, ловушки,
да? Болван! Кретин! По роже твоей конопатой вижу, что обещал... Погоди, он
тебе еще даст карту, упокой, господи, глупую душу рыжего дурака Рэдрика
Шухарта...
она смолкла на полуслове, опустилась, как подрубленная, на траву и уткнула
лицо в ладони.
упустил... такой случай...
ткнул его Суслику. Говорить здесь было больше не о чем. Хороших деток
вымолил себе Стервятник Барбридж в Зоне! Любящих и почтительных!
кончать все эти дела, спать хотелось невыносимо, перед глазами все плыло,
и он таки заснул, навалившись на портфель всем телом, и проснулся, только
когда шофер потряс его за плечо.
в банк...
"Боржч".
раскалился под солнцем, стало очень жарко. Рэдрик почувствовал, что он
весь мокрый, во рту было гадко, глаза слезились. Прежде чем войти, он
огляделся. Улица перед "Боржчем", как всегда в этот час, была пустынной.
Заведения напротив еще не открывались, да и сам "Боржч" был, собственно,
закрыт, но Эрнест был уже на посту, протирал бокалы, хмуро поглядывая
из-за стойки на трех каких-то типов, лакавших пиво за угловым столиком. С
остальных столиков еще не были сняты перевернутые стулья, незнакомый негр
в белой куртке надраивал пол шваброй, и еще один негр корячился с ящиками
пива за спиной у Эрнеста. Рэдрик подошел к стойке, положил на стойку
портфель и поздоровался. Эрнест пробурчал в ответ что-то неприветливое.
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Каменистый Артем