зубы, он дал ему пузырек с каплями. Разве у него самого не могли болеть
зубы? Вот он и придет за лекарством. И Пьер вошел в комнату, но краду-
чись, как вор.
рые волосы выделялись на белизне подушки, словно золотое пятно. Он не
проснулся, только перестал храпеть.
лодой человек не походил на Ролана: и Пьер опять вспомнил об исчезнувшем
портрете Марешаля. Он должен его найти! Посмотрев на него, он, быть мо-
жет, перестанет терзаться сомнениями.
светом свечи, которую брат поднес к его лицу. Тогда Пьер на цыпочках
отступил к двери и бесшумно притворил ее за собою; он вернулся к себе,
но в постель уже не лег.
бой их был полнозвучным и торжественным, как будто этот небольшой часо-
вой механизм вобрал в себя соборный колокол. Звон поднимался по пустой
лестнице, проникал сквозь двери и стены и замирал в глубине комнат, в
нечутких ушах спящих. Пьер шагал взад и вперед по комнате, от кровати к
окну. Что ему делать? Он был слишком потрясен, чтобы провести этот день
в семье Ему хотелось побыть одному, по крайней мере, до завтра, чтобы
поразмыслить, успокоиться, найти в себе силы для той повседневной жизни,
которую опять надо будет вести.
кишит пляж Это развлечет его, изменит ход его мыслей, даст ему время
свыкнуться с ужасным открытием.
года была хорошая, очень хорошая. Пароход в Трувиль отходил только в де-
вять часов, и Пьер подумал, что ему следовало бы перед отъездом прос-
титься с матерью.
шел к ее двери. Сердце его билось так сильно, что он остановился пере-
вести дыхание. Его рука, вялая и дрожащая, лежала на ручке двери, но он
не в силах был повернуть ее. Он постучал Голос матери спросил:
щеки лживым поцелуем, от которого его заранее мутило.
ки.
колпаке, повернувшись к с гене, упорно не желал просыпаться Разбудить
старика можно было, только тряся его изо всех сил за плечо В дни рыбной
ловли, в назначенный матросом Папагри час, звонком вызывали служанку,
чтобы она растолкала хозяина, спящего непробудным сном.
он впервые видит ее.
стул.
его мать! Это лицо, которое он привык видеть с детства, как только его
глаза научились различать предметы, эта улыбка, голос, такой знакомый,
такой родной, показались ему внезапно новыми, совсем иными, чем были для
него всегда. Он понял, что, любя мать, никогда не вглядывался в нее.
Между тем это была она, все мельчайшие черты ее лица были ему знакомы,
только он впервые видел их так отчетливо. Пьер изучал дорогой ему облик
с таким тревожным вниманием, что он представился ему совсем иным, каким
он никогда его раньше не видел.
узнать правду, терзавшему его со вчерашнего дня, сказал.
рет-миниатюра Марешаля.
том ответила:
секретере.
приятно.
всем было весело - коммерсантам, шедшим по своим делам, и чиновникам,
шедшим в канцелярии, и молоденьким продавщицам, шедшим в магазин.
Кое-кто даже напевал, радуясь ясному дню.
к корме, на деревянной скамейке.
он себя. - Потеряла она его или спрятала? Знает она, где он, или не зна-
ет? А если спрятала, то почему?"
пришел к такому выводу.
на виду до того самого дня, когда женщина, мать, первая, раньше всех,
заметила сходство портрета с ее сыном. Наверно, она уже давно со страхом
искала это сходство; и вот, обнаружив его, видя, что оно проявилось, и
понимая, что не сегодня-завтра его могут заметить и другие, она однажды
вечером убрала миниатюру и, не решаясь уничтожить ее, спрятала.
их отъезда из Парижа! Она исчезла, думалось ему, когда у Жана начала
расти борода и он вдруг стал похож на молодого блондина, улыбающегося с
портрета.
лекло его внимание. Поднявшись со скамьи, он стал смотреть на море.
ясь, подрагивая, направился к дальнему берегу, едва видневшемуся в ут-
ренней дымке. Там и сям маячил красный парус большой рыбачьей лодки, не-
подвижный над морской гладью, точно большой камень, выступающий из воды.
Сена, спускаясь от Руана, походила на широкий морской рукав, разделяющий
две соседние полосы суши.
панья, и Пьер отправился на пляж.
издали. На желтом песке, от мола до Черных скал, зонтики всех цветов,
шляпки всех фасонов, платья всех оттенков, то сгрудившиеся перед кабин-
ками, то вытянутые в несколько рядов у воды, то разбросанные где придет-
ся, поистине напоминали огромные букеты на необъятном лугу. Смутный
близкий и далекий гул голосов, разносившийся в прозрачном воздухе, возг-
ласы и крики купающихся детей, звонкий смех женщин - все эти сливалось в
непрерывный веселый шум, который смешивался с едва ощутимым ветерком и,
казалось, проникал в грудь вместе с ним.
он и тогда не почувствовал бы себя более затерянным, более оторванным от
всех, более одиноким, более во власти своих мучительных дум, чем здесь,
среди этих людей Он почти касался их, слышал, не прислушиваясь, обрывки
фраз, видел, не глядя, мужчин, любезничающих с женщинами, и женщин, улы-
бающихся мужчинам.
поднялась ненависть к ним, потому что они казались счастливыми и до-
вольными.
кружил возле них. Все эти разноцветные наряды, подобные букетам, рассы-
панным на песке, все эти красивые ткани, яркие зонтики, искусственная
грация талий, стянутых корсетом, все изобретательные ухищрения моды, на-
чиная от изящных башмачков до вычурных шляпок, пленительные жесты, вор-
кующие голоса и сияющие улыбки - словом, все это выставленное напоказ
кокетство внезапно представилось ему пышным цветением женской испорчен-
ности. Все эти разряженные женщины хотели одного - понравиться,
обольстить кого-нибудь, ввести в соблазн. Они украсили себя для мужчин,
для всех мужчин, исключая мужа: его уже не нужно было покорять. Они ук-
расили себя для сегодняшнего и для завтрашнего любовника, для первого
встречного, который им приглянулся, которому, быть может, уже назначено
здесь свидание.
ним, что уста их почти соприкасались, призывали их, желали, охотились за