ее доброго и отзывчивого сердца:
сыронизировать:
Пиль. И, не теряли времени даром на репетициях. Признайтесь... И, надеюсь по
крайней мере, я была вашей генеральной репетицией? Именно на мне вы
окончательно отшлифовали свои жесты, лексикон, слезы, восторги, эскизы
лучезарного, так сказать, будущего? Константина прям таки затрясло: - Нет.
Все не так. Поверь мне. Я люблю тебя вплоть до миров далеких. Но девушка
глянула на него как на присланное из химчистки платье: - И давно с вами
такая перемена? Или вы любили меня и тогда, когда на глазах у всех целовали,
тискали Чикиту? Вы, наверное, приговаривали ей при этом: "Ох, Чикита,
дорогая, как же я люблю эту Катю"... А потом вы с ней гуляли, развлекались и
ей так нравилось слушать ваши признания: "Прикинь, Чикита, как я люблю ту
девчушку..." Константин обречено выпустил ее из рук: - Да, я понимаю... Но
все не так. Все это время я действительно любил только тебя. Я ничего не
говорил Чиките. Как она ни требовала от меня, но ни разу я не признался ей в
своей любви. Потому что любил другую... Тебя... Но я целовал ее, да. Потому
что был рассержен на тебя. И не хотел подавать вида, что страдаю. Хотел
показать, раз ты с другим, так и я с другой. Я целовал ее, но не более. Все
эти дни я провел практически в одиночку. Я провожал Чикиту домой и под
предлогом каких-нибудь колик сматывался. Я уезжал на "Озеро сладких слез". Я
бродил по местам нашего с тобой пребывания. Я целовал песок, по которому ты
ходила... Но Катя, как будто уже осмотрев полученное из чистки платье и
найдя на нем старое пятно, не смягчилась: - Не верю. Паяцам больше я не
верю... - Что ж, для меня из этого дома, видимо, есть только один выход.., -
всколыхнулся Константин и в душевном порыве выбежал на балкон. - Ой-ой-ой.
Только не разыгрывайте меня. И не делайте глупостей, господин Пиль.., - с
внешней усмешкой выдавила из себя медленно опадающая на диван Катя. Но
Константин в этот день, очевидно, не был настроен на розыгрыши. Он без труда
вспрыгнул на узкие и не по весу хлипкие перила. И со всей высоты второго
этажа крикнул во все свое луженое телевидением горло: - Мне не нужна жизнь
без тебя, любимая. Я брошусь вперед головой. Как в омут нашей любви... -
Опять врете.., врешь.., - где-то в глубине души дрогнула отлеживающаяся на
диване Катя.
тому же кто-то наверху поливал цветы, и грязные струи заливали почти честные
глаза Пиля.
помнишь...
кинулась к балкону Катя. И услышала снизу: - Любимый?.. Значит, ты все еще
любишь меня? Катя так и присела на балконный пуфик: - Ты жив... Ответ
последовал откуда-то явно не с земли: - Чертовы стойки для белья... Я
зацепился пряжкой ремня и вот болтаюсь тут как... Но ты правда еще любишь
меня? - Люблю.., - не раздумывая, просунула она свою очаровательную головку
между прутьев балконной решетки, - Дай мне руку... Но Константин не
торопился: - Катя, но если ты меня любишь, как ты могла обниматься с
помощником главного продюсера? На глазах у всей студии. У меня на глазах...
- Глупый, - разъяснила девушка, - я так же, как и ты, была рассержена. И так
же не хотела подавать вида, что страдаю. Хотела показать, раз ты с другой,
так и я с другим. Мы обнимались, но не более. Все эти дни я провела наедине
с собой, со своими мыслями о тебе. Ну дай же мне руку... Держась за ее
хрупкие пальчики, Константин ловко взобрался обратно на балкон. И прижал
Катю к своей напряженной груди. Сердце его билось необычайно и громко.
Казалось, оно хочет выпрыгнуть из-под его ребер. И забиться под ребра Кати.
Прижаться к ее сердцу сразу и правым, и левым желудочком. И влюбленные тут
же, как две капельки ртути, слились в едином поцелуе. В таком же страстном,
как и прежде. До того как. А над городом зашелестел и крупно пролился на уже
политые цветы ласковый дождь. Капли падали и на оставленную на балконе
тарелку из-под пиццы. Капли падали и звонко считали: "раз", "два", "три",
"четыре", "пять", "шесть", "семь".., "двадцать семь".., "пятьдесят
восемь"... Однажды Константин и Катя все же устали и проголодались. И чтобы
не проглотить случайно-любовно друг друга, развели свои губы. - О, - помял
свой бурчащий живот Пиль, - я бы сейчас съел кого-нибудь потолще... -
Извини, что я не бройлерная, - в ответ прошлась руками по своей идеальной
фигуре Катя, - но как ты относишься к достаточно пухленькому сырокопченому
лангусту? - Всячески приветствую, - не моргнув глазом, проглотил наживку
Константин.
мелкой дрожью томимый голодом и жаждой жених. Увидев такое, невеста его
довольно достала из авоськи маленький пакетик: - И это еще не все. На десерт
у нас будут романтические баллады "Утешение-47"... - Пусть, - согласился
Пиль, - Нарезай. Наливай. Заводи...
одна кухарка. И телефон. Однако немота аппарата связи была не по душе
Чиките. Она испытывала все обостряющийся дефицит общения, и потому
непослушными руками набрала первый же всплывший в памяти номер: - Алло,
"Скорая помощь"?.. "Светская хроника"? Редакция? Ничего не понимаю... Какого
черта вы вмешивается в мой частный разговор! Я вас завтра же всех уволю, на
мелкие кусочки покромсаю вместе с Катькой к чертовой бабушке... - Тьфу, -
Чикита бросила трубку, полистала записную книжку и набрала другой номер, -
Канцелярия его превосходительства Большого Оленя? Соедините меня с самим...
Что?.. Его нет? Срочно отбыл на открытие конференции "Ягель в системе
клиринговых расчетов"?.. Когда будет?.. Через четыре часа?.. Я не доживу...
Она вздохнула и раскрыла альбом со своими детскими фотографиями. Какой
прелестный ребенок трогательно смотрел на нее из прошлого. Как он радовался
вкусной как торт жизни. Какой здоровый оптимизм наполнял его кремовое
тельце...
телефон: - Алло, клуб "Дипломат"? Дайте Зураба... Что?.. Его нет?.. Взял
мешок и уехал охотиться на кроликов?.. Мама, я, кажется, схожу с ума... Она
вздохнула и полистала альбом со своими юношескими. Какой задорный блеск был
в глазах у этой подрастающей тогда особы. С каким восторгом отражались в ее
глазах молодые люди, пока еще только легко пощипывающие под столом. Впрочем,
до вполне идентифицируемых родителями синяков...
трубку: - Алло, дайте мне маму, мою мамочку, мамулю дорогую... Отправилась в
музыкальный магазин на презентацию своего нового диска? О, это надолго... Я
точно сдохну прежде... Она вздохнула и полистала альбом, предназначенный для
ее свадебных фотографий. Пустой. И в нем уже никогда не будет Константина,
ведущего ее к алтарю за руку. Целующего ее. Надевающего на ее палец кольцо.
Несущего ее на руках по тротуару. По лестнице. В будуар... - Катька,
шлюха... Чикита не удержалась и налила себе еще рюмочку пунша. Снова
пододвинула телефон: - Отца, папулю позовите... В алмазной шахте...
Подписывает трудовой договор с профсоюзом шахтеров?.. Запретил соединять со
всеми?.. На полтора часа?.. И Чикита опрокинула еще. И вновь сжала в руке
трубку: - Алло, Святой Отец?.. Кто там мычит?.. Вы что: издеваетесь? Да вы
не человек, вы - скотина... До чего докатилась святая церковь. Матерь твою
божью... И вместе с этими нелестными антиклерикальными словами Чикита
бросила и трубку, и сам телефон. Заколбасила по комнатам: - Да на кого же вы
меня покинули?.. Все меня позабыли-позабросили, лоботрясы и разгильдяи.
Никому я отныне не нужна. Хоть повесься. Хоть застрелись... - Да, -
остановилась она как вкопанная возле мрачного сейфа отца, - А ведь это
вполне трезвая мысль... Они ведь тогда все мигом слетятся. Будут хором
причитать, гладить по головке, слова хорошие говорить. Но будет поздно. И
всю оставшуюся жизнь придется им корить себя, что не оказались в нужный
момент у телефона, не откликнулись на душевный порыв рабы божьей Чикиты
Каплан...