поглядел на отца. Терентий тут же велел ему вернуть переяславских
дружинников к воротам, а московитов поставить охранять терема. Михаил
хотел было спросить еще что-то, видно, про Окатия, по велению коего в
воротах были поставлены вместо переяславцев москвичи, но не спросил,
махнул рукой, побежал исполнять отцовский приказ.
што: Гаврилыча постеречи не грех, и Онтонова сынка с Еремеем. Те-то,
доброхоты Окинфовы, не открыли бы ворота отай!
не услыхал бы кто. - На то моя старая голова еще сгодилась!
улыбнулся тоже. Нет, не предаст он старика, как не предал в свою пору
покойного князя Ивана Митрича!
воротах, ворочайси назад. Мыслю, без тебя вести Протасию передать не
мочно. Дороги перегорожены все!
Коротко доложил, что народ успокоен, улица очищена, и городовым воеводам
воля забивать в осаду слобожан из рыбацкого окологородья, благо озерные
ворота свободны и Окинфовых ратных тамо покамест нет. Долагал он в
стольной палате, перед лицом московского княжича, напряженно и неловко
застывшего в княжеском кресле, и бояр, что уже не толпились, как давеча,
посередь палаты, а чинно сидели по лавкам, кто с любопытством, кто со
скрытою улыбкою поглядывая на Федора. Утренняя сшибка его с Окатием,
видно, не прошла даром.
головы, вопросил Федора, сумеет ли тот пробраться мимо Акинфовых застав
гонцом от княжича Ивана на Москву? Окатий тут не выдержал, тоже подал
голос, предлагая послать с Федором кого-нито из московских ратных.
иным и пропасти мочно. Конь надобен добрый и сани.
спрошенное вполголоса одним из московитов: <Верный?> Осуровев лицом, он
повернулся к вопрошателю и громко, гася улыбки бояр, отмолвил:
перекинулси, я сотню людей у ево увел! И грамоту на Переславль от князя
Ивана Митрича привозил я!
медленно и веско утвердительно наклонил голову. Тогда Иван, порозовев,
приподнялся и звонко сказал Федору:
ослабли и задрожали ноги. Он остоялся, морщась, стараясь справиться с
собою. Без мысли следил, как из собора выносят кресты и толпа ратных и
горожан начинает присягать на верность московскому князю, обещая не
предатися в руки врагу.
что и как надобно передать Протасию. (Федора, опасу ради, посылали без
грамоты.) Терентий, наказав все, помолчал, глянул просительно. Федор
понял, сказал:
тетере. Мне нынь час мал поспать бы...
Федор с блаженным облегчением повалился на овчины и вытянул ноги. Как оно
поворотится нынешней ночью, схватят его или сумеет он уйти от Окинфовых
застав, - все это отодвинулось посторонь. Сейчас Федор хотел только
одного: спать.
мгновение испугался: не проспал ли он? Прислушался к себе. В теле была
отвычная легкость, и в голове чуть-чуть звенело - видно, отступила
болесть. Выходя, он столкнулся с Терентием. Старый боярин сам шел будить
Федора. Конь, и сани, и припас - все было готово уже.
Терентий и перекрестил на прощание.
сани.
мужика подняли переполох в Акинфовом стане, Федор сразу свернул влево и
хорошей рысью проскочил до раменья. Лишь тут его заметили и пустились
всугон. Теперь надо было только не оплошать. Спасло его то, что он знал
все проселки как свои пять пальцев, а сторожа была, видать, из тверичей и
далась на обман: заманив их в частолесье, Федор оторвался от погони, круто
свернул знакомой тропой, по которой в зиму возили сено, а вдосталь
попетляв по перелескам, загнал сани в непролазный ельник, выпряг коня,
наложив на него приготовленные седло и сбрую, и, бросив сани на произвол
судьбы, начал чернолесьем и оврагами выбираться к московской дороге.
Теперь он одного лишь боялся: как бы и там не напороться вновь на изгонную
Акинфову рать.
и топот одинокого всадника далеко разносился окрест. На пригорках Федор
останавливался, прислушиваясь. Ночь уже переломилась, и нужно было очень
спешить. Сменного коня он мог добыть только в боярском селе под Радонежем.
опор, когда, подымаясь по склону, заслышал со стороны московской дороги
смутный гул, какой бывает от проходящего коневого стада или большой толпы.
Проскочив поневоле открытую поляну, Федор резко остоялся, уже в самой
опасной близи от дороги, и замер. Он стоял за кустами, сдерживая дыхание,
и молился лишь, чтобы не заржал конь. Вдоль всей дороги шевелилась рать.
<Свои али тверичи? - гадал Федор, все не решаясь выступить из кустов. -
Коли тверичи, пропаду. Догонят>. Холод, не столько от ледяного ветра,
сколько от страха, заползал за воротник. Помог счастливый случай. Один из
ратников, грубо ломая кусты, отошел от своих и, почти на расстоянии
протянутого копья от Федора, начал мочиться. Дождав, когда затихло
тоненькое журчание струи, Федор окрикнул негромко и возможно деловитее:
шарит отставленное оружие.
Я тута один. Чьи вы?
Только сейчас он еще мог удрать, да и то выложив из коня все, на что тот
был способен.
созови! - крикнул он вслед и сам тихонько начал пятить коня. Скоро во тьме
замаячили верховые, затопотали кони.
прогладив по щеке, заставили его вздрогнуть. (<Пропал!> - подумалось
где-то внутри.)
- решил он и, решив, охрабрел. Сам торнул коня, подъезжая.
учуялось - боярин. И все же было не ясно, не обманывают ли его?
оступивших его людей и коней.
него по спине (не поверят!). Москвичи, верно, подумали то же самое, потому
что боярин жестко потребовал:
помнил один Протасий, а его-то как раз и не было. Да тут еще кто-то из
ратных, спрошенный со стороны, у него за спиной вымолвил весело:
знают? Как звать-то тебя?
- торопливо отозвался Федор.
боярин. Совсем стало зябко Федору. Подумалось: <А ну как и воеводе не
доложат?> И вдруг молодой и не сразу узнанный голос окликнул его из
темноты:
сын, Федор (разом как отпустило в черевах) посунулся встречь, и они, с
коней, бросив поводья, обнялись и долго не выпускали друг друга из
Зыков Виталий
Панов Вадим
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Емилина Ника
Березин Федор