уже хозяйничали войска Нея и Даву. Он окликнул все свои резервы, даже полки
гвардейские. Огромное столпление баталионов и конницы запестрело в поле.
Ней, обдержанный в сечах, видит бурю и не колеблется. Оборотясь к ординарцу
своему Готпулю, маршал сказал: LДонесите императору, что неприятель собрал
слишком значительные силы: не надобно ль меня подкрепить?v Но посланный еще
не доехал до места, как поле заговорило под копытами многочисленной
кавалерии. Впереди всех несся всадник в своем живописном наряде: за ним
волновалась целая река его конницы. Казалось, который-нибудь из средних
веков выслал сюда все свое рыцарство! Могучие всадники, в желтых и
серебряных латах, на крепких конях, слились в живые медные стены. Тысячи
конских хвостов, пуки разноцветных перьев гуляли по воздуху. И вся эта
звонко-железная толпа неслась за Мюратом.
Наполеон велел посмотреть ему, что делается у редантов. Он прибыл, дал
знак, и войска французские врываются опять во второй из редантов, откуда их
перед тем вытеснили. Русские кирасиры бросаются на отчаянную пехоту, но
жестокий ружейный огонь удерживает пыл их, а 1-я бригада из дивизии Брюера
оттесняет назад. Между тем реданты все составляют мишень для артиллерии,
все цель и предмет для местной войны, и на соседний редант идет пехота
русская. Полки Виртембергские, из бригады Бермана, скачут навстречу и не
пускают идущую. Весь 1-й кавалерийский корпус понесся и обогнул реданты с
тылу. И вот три окопа, как три острова, тонут в живом разливе кавалерии:
целая туча конских хвостов плавает по воздуху, тысячи голов толпятся у
подножия редантов. Артиллерия французская коронует их! Тут и 4-й
кавалерийский корпус получил приказание выдвинуться из линии, перейти овраг
Семеновский и ударить на русские пушки в деревне этого имени. Нет пера,
которое могло бы передать все сцены при деревне Семеновской!
Оставим еще раз Вентурини сказать несколько слов об этом моменте: LРусские
пушкари были примерно верны своему долгу. Брали редуты, ложились на пушки и
не отдавали их без себя. Часто, лишась одной руки, канонир отмахивался
другою. У подножия редантов лежали русские, немцы и французы. Истекая
кровью, они еще язвили друг друга, чем кому было можно. Иные, как говорят,
грызлись зубами!v
Артиллерия наша вообще имела почти независимую свою деятельность в сражении
Бородинском. И между тем как во рвах, перелесках, у подножия укреплений и
на плоских промежутках низменностей полки, колонны, баталионы и толпы
рассеянные строились, двигались, смыкались и, как волны, с одного края на
другой переливались: ядра, картечь и гранаты, взвиваясь, издавая
рассыпчатый визг и, лопнув, вспыхивая синеватым огнем, то пронизывали
насквозь сжатые строи, то шипели, несясь по головам и срывая их вихрем
полета своего, то, с клохтанием пронося смерть над самыми головами и
изменяя своеобычно полет свой, с высоты на высоту перелетали. Батареи:
большая Горецкая, центральная Раевского и реданты Семеновские менялись
убийством с редутами левого французского крыла, с громадными батареями
Дантуара и Сорбье; и смерть то дугообразно, то в направлении линейных
выстрелов сновала туда и обратно. И все это делалось на воздухе! Земля же
между тем, на которой шла битва, в полном смысле слова, заплывала кровью.
Тысячи стрелков, таясь под закрытием, толпы конных, выскакивая из засады и
закрытий, и колонны, идущие в откровенный бой, палили, резались и в
отчаянных схватках пронимали друг друга штыками, дрались, боролись и,
умирая, еще грозили друг другу цепенеющими взглядами.
Несмотря ни на какой огонь артиллерии и пехоты нашей, генерал Латур-Мобург
едет вперед с Саксонскими кирасирами. Эти панцирщики, так же как и
вестфальцы, тук Германии, могучие, длинные, широкие, кони под ними как
медведи! Латур с своим медным легионом напирает на русских, косит направо и
налево и захватывает спорную позицию, между тем как генерал Нансути, ведя
кирасирскую дивизию Сен-Жермена, топчет и рубит все что ни попадется с
правой стороны редантов. Он очистил все поле до самого оврага Семеновского.
Пока все это происходило, выказался на высотах 8-й корпус Жюно. Ней, видя,
что атаки на реданты не имеют желанного успеха, замышляет другое дело и
отправляет корпус направо, к Понятовскому, который сражался на крайней
оконечности русской линии. Время сказать несколько слов и о левом крыле.
Это крыло, как мы видели, было уперто в большой лес и прикрыто высоко
торчащим курганом с 25-ю пушками. Еще два холма, увенчанные редутами,
находились неподалеку оттуда. Тучков стоял грозно. Корпус его построен был
перед деревнею Утицею в четыре линии. Четыре егерских полка, с князем
Шаховским, рассыпались вправо по кустарникам, чтоб занять промежуток между
войсками Тучкова и левым крылом главной линии. Князь Понятовский, пройдя
через Ельню, вынырнул из лесов на деревню Утицу, поднял перед собою тучу
русских стрелков и вытянулся в поле за Утицею. Сильная артиллерия Тучкова
громила его ужасно! Этот наступ Понятовского готовы были подкрепить: Даву,
Ней и, ближе всех, 8-й корпус Жюно, составленный из вестфальцев.
Расположась длинною лестницею, уступ за уступом, маршалы должны были
эшелонироваться справа, чтоб громить и огибать наше крыло левое. В помощь
Нею и Даву придан король Неаполитанский с корпусами Нансути, Монбрена и
Латур-Мобурга.
Тучков после сильного сопротивления оставил деревню Утицу и отступил левее,
на высоту, пристроясь к дивизии графа Строганова; оттуда открыл он ужасную
пушечную и ружейную пальбу. Поляки задумались.
При отправлении 8-го корпуса вправо был в виду стратегический замысел.
Вестфальцам ведено, подав руку Понятовскому, стараться выжить из больших
кустарников егерей наших, оборонявших промежуток, важный в смысле военном.
Ней хорошо и удачно предпринял этот опасный замысел. Удайся он ¬ и корпус
Тучкова подвергался опасности быть отрезанным от общей боевой линии, и
неприятель мог бы разбивать наши реданты с тылу, и наша линия могла быть
обойдена.
Но предусмотрительность Кутузова помогла делу. Багговут, заблаговременно
назначенный на помощь левому крылу, подоспел теперь со 2-м корпусом и
перетянул весы на нашу сторону. Два полка из новоприбывшего корпуса с
генералом Олсуфьевым отряжены на помощь Тучкову. В разных периодах, при
разных обстоятельствах XII-го года, в сражениях, на трудных переходах, на
биваках солдатских, привыкли видеть одного человека всегда первым в
сражении, последним в занятии теплой квартиры, которую он часто и охотно
менял на приют солдатский. Его искренняя привязанность к бивакам ясно
отражалась на его шинели, всегда осмоленной, всегда запудренной почтенною
золою походного огня. Он был молод, высок, худощав, белокур, с голубыми
глазами, с носом коротким, слегка округленным, с лицом небольшим, очень
приятным; в обхождении и одежде прост, стройный стан его небрежно опоясан
истертым шарфом с пожелтелыми кистями. Чудесно свыклись солдаты с этим
человеком в серой шинели, в форменной фуражке! Он любил с ними артелиться:
хлебать их кашу и лакомиться их сухарем. Никто не смел пожаловаться на
холод и голод, видя, как терпеливо переносил он то и другое. Трудно было с
первого раза, с первого взгляда угадать, что это за человек? Видя его под
дождем, на грязи, лежащего рядком с солдатами, подумаешь: LЭто славный
фрунтовой офицер!v Блеснет крест-другой из-под шинели, и скажешь: LДа он и
кавалер! Молод, а заслужил!v И вдруг бьют подъем, встают полки, и этот офи
цер (уж не простой офицер!) несется на коне, а адъютанты роятся около него,
и дивизия (4-я пехотная) его слушает, и более чем слушает: она готова за
ним в огонь и в воду! Так это уж не офицер, это генерал, да и какой! Он
подъезжает к главнокомандующему, к первым сановникам армии, и все изъявляют
ему знаки особенного уважения... Видно, это кто-то больше генерала? Это
принц Евгений Виртембергский. Его дивизия и удачно и вовремя подкрепила
кирасир. А между тем в том важном промежутке, в тех незапертых воротах,
между левым крылом и главною линиею на протяжении целой версты уже давно
разъезжал витязь стройный, сановитый. Кирасирский мундир и воинственная
осанка отличали его от толпы в этой картине наскоков и схваток.
Всякий, кто знал ближе приятность его нрава и душевные качества, не
обинуясь, готов был причесть его к вождям благороднейших времен рыцарских.
Но никто не мог предузнать тогда, что этот воин, неуступчивый, твердый в
бою, как сталь его палаша, будет некогда судиею мирным, градоначальником
мудрым и залечит раны столицы, отдавшей себя самоохотно на торжественное
всесожжение за спасение России!! Это был князь Дмитрий Владимирович
Голицын! С помощью дивизии принца Евгения он отстоял равнину слева от
деревни Семеновской, живые стены нашей конницы заменили окопы, которых тут
не успели насыпать. Вестфальцев, замышлявших обойти наших кирасир, прогнали
в лес. Все толпы неприятельские разлагались на палашах кирасир и под
картечью нашей конной артиллерии. Вестфальцы из дивизии Оксо и Таро
начинили было своими колоннами лес, который, опушая левый бок наших
кирасир, дозволял обойти их с края. Уже выказали обе колонны из лесу свои
головы, но кирасиры князя Голицына отсекли те головы. Колонны отшатнулись
обратно в лес. Но Брестский, Рязанский, Минский и Кременчугский пехотные
(2-го корпуса) полки, под предводительством принца Евгения Виртембергского,
бросились на эти колонны, ущемили их между чащами леса и искололи жестоко,
а лесом овладели. Во время таких боев с упрямыми немцами Понятовский велел
своим полякам сделать правое крыло вперед и добывать курган с батареек),
которую защищала 1-я гренадерская дивизия графа Строганова.
Под покровительством 40 орудий, вправо от Утицы, дивизии Заиончика,
Княжевича и конница Себастиани пошли в атаку и, вопреки всем усилиям
русских, овладели курганом. С потерею высокой господственной точки русские
должны были сойти со старой Смоленской дороги, и армия подвергалась обходу