Борменталь подлетел к нему и нежно и тревожно взял его за рукав.
повысил голос. Шариков отступил, вытащил из кармана три бумаги: зеленую
желтую и белую и, тыча в них пальцами, заговорил:
определенно в квартире номер пять у ответственного съемщика
Преображенского в шестнадцать квадратных аршин, - Шариков подумал и
добавил слово, которое Борменталь машинально отметил в мозгу, как новое
благоволите.
было видно по его глазам.
Борменталь.
Филиппович по-русски. - Имейте в виду, Шариков... Господин, что я, если вы
позволите себе еще одну наглую выходку, я лишу вас обеда и вообще питания
в моем доме. 16 Аршин - это прелестно, но ведь я вас не обязан кормить по
этой лягушечьей бумаге!
буду харчеваться?
никому, за исключением самого себя: пользуясь небольшой отлучкой
Борменталя, он завладел его бритвой и распорол себе скулы так, что Филипп
Филиппович и доктор Борменталь накладывали ему на порез швы, отчего
Шариков долго выл, заливаясь слезами.
- сам Филипп Филиппович и верный, привязанный к нему Борменталь. В доме
уже спали. Филипп Филиппович был в своем лазоревом халате и красных
туфлях, а Борменталь в рубашке и синих подтяжках. Между врачами на круглом
столе рядом с пухлым альбомом стояла бутылка коньяку, блюдечко с лимоном и
сигарный ящик. Ученые, накурив полную комнату, с жаром обсуждали последние
события: этим вечером Шариков присвоил в кабинете Филиппа Филипповича два
червонца, лежавшие под пресс-папье, пропал из квартиры, вернулся поздно и
совершенно пьяный. Этого мало. С ним явились две неизвестных личности,
шумевших на парадной лестнице и изъявивших желание ночевать в гостях у
Шарикова. Удалились означенные личности лишь после того, как Федор,
присутствовавший при этой сцене в осеннем пальто, накинутом сверх белья,
позвонил по телефону в 45 отделение милиции. Личности мгновенно отбыли,
лишь только Федор повесил трубку. Неизвестно куда после ухода личностей
задевалась малахитовая пепельница с подзеркальника в передней бобровая
шапка Филиппа Филипповича и его же трость, на каковой трости золотой вязью
было написано: "Дорогому и уважаемому Филиппу Филипповичу благодарные
ординаторы в день ...ъ", дальше шла римская цифра X.
Шарикова.
ему неизвестны, что они не сукины сыны какие-нибудь, а - хорошие.
ухитрились? - поражался Филипп Филиппович, глядя на то место в стойке, где
некогда помещалась память юбилея.
что-то неявственное насчет того, что вот, мол, он не один в квартире.
осведомился Филипп Филиппович тихим, но страшным по оттенку голосом.
предположение:
прикрывая на груди расстегнутую кофточку ладонью, - да как он...
мы все это устроим.
ключице.
заговорил Борменталь растерянно.
Филиппович.
нехорошо. Стукнувшись головой об стену он издал звук - не то "и", не то
"е" - вроде "эээ"! Лицо его побледнело и судорожно задвигалась челюсть.
спать, он, пошатываясь в руках Борменталя, очень нежно и мелодически
ругался скверными словами, выговаривая их с трудом.
пополуночи, но двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком с
лимоном. Накурили они до того, что дым двигался густыми медленными
плоскостями, даже не колыхаясь.
рюмку с стрекозиной талией.
забуду, как я полуголодным студентом явился к вам, и вы приютили меня при
кафедре. Поверьте, Филипп Филиппович, вы для меня гораздо больше, чем
профессор, учитель... Мое безмерное уважение к вам... Позвольте вас
поцеловать, дорогой Филипп Филиппович.
поднялся навстречу. Борменталь его обнял и поцеловал в пушистые, сильно
прокуренные усы.
Филиппович, - голубчик, я иногда на вас ору на операциях. Уж простите
стариковскую вспыльчивость. В сущности ведь я так одинок... "От Севильи до
Гренады..."
пламенны Борменталь, - если вы не хотите меня обижать, не говорите мне
больше таким образом...
полюбил как способного врача.
Борменталь, сорвался с места, плотнее прикрыл дверь, ведущую в коридор и,
вернувшись, продолжал шепотом, - ведь это - единственный исход. Я не смею
вам, конечно, давать советы, но, Филипп Филиппович, посмотрите на себя, вы
совершенно замучились, ведь так нельзя же больше работать!
говорили, что боитесь за меня, если бы вы знали, дорогой профессор, как вы
меня этим тронули. Но ведь я же не мальчик и сам соображаю, насколько это
может получиться ужасная шутка. Но по моему глубокому убеждению, другого
выхода нет.
комнате, закачав дымные волны, - и слушать не буду. Понимаете, что
получиться, если нас накроют. Нам ведь с вами на "принимая во внимание
происхождение" - отъехать не придется, невзирая на нашу первую судимость.
Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой?
ответил Борменталь, допивая коньяк.
Пакостнее и представить себе ничего нельзя. Впрочем, виноват, у меня еще
хуже. Отец - кафедральный протоиерей. Мерси. "От Севильи до Гренады... В
тихом сумраке ночей..." Вот, черт ее возьми.
какого-то извините за выражение, сукиного сына... Да разве они могут вас
тронуть, помилуйте!
останавливаясь и озираясь на стеклянный шкаф.
выскочить на мировом значении, простите... Я - московский студент, а не
Шариков.
французского древнего короля.
значит, что же? Теперь вы будете ждать, пока удастся из этого хулигана
сделать человека?
хлебнул, пососал лимон и заговорил:
физиологии, ну скажем, человеческого мозгового аппарата? Как ваше мнение?
Борменталь и развел руками.
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Василенко Иван