нет!.. Что? Гражданин! Вы отнимаете у меня время! Нету у меня ника...
Что? Ах! - Торопецкая стала красной с лица. - Ах! Простите! Я не узнала
голоса! Да, конечно! Конечно! Прямо в контроле будут оставлены. И
программу я распоряжусь, чтобы оставили! А Феофил Владимирович сам не
будет? Мы будем очень жалеть! Очень! Всего, всего, всего доброго!
Пряхина. - Погублено зерно, испорчен день!
зайти к нему.
подняла брови.
да, вспомнила! Да и как не вспомнить, - тут Людмила Сильвестровна
рассмеялась так, что холодок прошел у меня по спине, - на "у" и не
разжимая губ, - как не вспомнить эту Королькову, которая испортила мне
подол? Что же она наябедничала на меня?
парикмахерах, - ласково сказала Торопецкая, и при этом в ее
хрустальных глазах на мгновение появилось мерцание.
Пряхина вдруг широко и криво, как у зубного врача, открыла рот, а из
глаз ее двумя потоками хлынули слезы. Я съежился в кресле и почему-то
поднял ноги. Торопецкая нажала кнопку звонка, и тотчас в дверь
всунулась голова Демьяна Кузьмича и мгновенно исчезла.
голосом:
господь! Да взгляни же хоть ты, пречистая матерь, что со мною делают
в театре! Подлец Пеликан! А Герасим Николаевич предатель! Воображаю,
что он нес обо мне в Сивцевом Вражке! Но я брошусь в ноги Ивану
Васильевичу! Умолю его выслушать меня!.. - Голос ее сел и
треснул.
него была склянка и рюмка. Никого и ни о чем не спрашивая, он
привычным жестом плеснул из склянки в рюмку мутную жидкость, но
Пряхина хрипло вскричала:
вон.
доктором, вынырнув откуда-то, топая в разные стороны подагрическими
ногами, полетел Демьян Кузьмич.
голос страстно пропел:
развернулся, - "ра-а..." - но двери захлопнулись, и голос
погас.
улыбаясь.
Торопецкая идеально владела искусством писать на машинке. Никогда
я ничего подобного не видел. Ей не нужно было ни диктовать знаков
препинания, ни повторять указаний, кто говорит. Я дошел до того, что,
расхаживая по предбаннику взад и вперед и диктуя, останавливался,
задумывался, потом говорил: "Нет, погодите..." - менял написанное,
совсем перестал упоминать, кто говорит, бормотал и говорил громко, но
что бы я ни делал, из-под руки Торопецкой шла почти без подчисток
идеально ровная страница пьесы, без единой грамматической
ошибки - хоть сейчас отдавай в типографию.
Писали мы под аккомпанемент телефонных звонков.
Первоначально они мне мешали, но потом я к ним так привык, что они
мне нравились. Поликсена расправлялась со звонящими с необыкновенной
ловкостью. Она сразу кричала:
проволоки, терялся и начинал лепетать всякий вздор и был мгновенно
приводим в порядок.
я убедился по телефонным звонкам.
билетов у меня нет... Я застрелю тебя! (Это - мне, повторяя уже
записанную фразу.)
контрамарок... Этим ты ничего не докажешь. (Мне.)
охотников ходить даром в театр в Москве. И вот странно: никто из них
не пытается проехать даром в трамвае. Опять-таки никто из них не
придет в магазин и не попросит, чтобы ему бесплатно отпустили коробку
килек. Почему они считают, что в театре не нужно платить?"
Мадрас, Аллогобад... Нет, адрес не даем! Да? - говорила она мне.
окном у моей невесты, - с жаром говорил я, бегая по предбаннику.
поминутно. Опять гремел телефон.
выбегает на балкон.
билеты у Фили в конторе. Всего доброго.
сожалению, адрес дать не могу, Альберт Альбертович... Не
застрелится!..
знала. Она писала десятью
пальцами - обеими руками; как только телефон давал сигнал, писала
одной рукой, другой снимала трубку, кричала: "Калькутта не
понравилась! Самочувствие хорошее..." Демьян Кузьмич входил часто,
подбегал к конторке, подавал какие-то бумажки. Торопецкая правым
глазом читала их, ставила печати, левой писала на машинке: "Гармоника
играет весело, но от этого..."
что-то бравурное... Или нет... погодите, - я дико смотрел в стену, не
зная, как гармоника играет. Торопецкая в это время пудрилась,
говорила в телефон какой-то Мисси, что планшетки для корсета захватит
в Вене Альберт Альбертович. Разные люди появлялись в предбаннике, и
первоначально мне было стыдно диктовать при них, казалось, что я
голый один среди одетых, но я быстро привык.
меня, жал мне предплечье и проходил к себе в дверь, за которой, как я
уже узнал, помещался его аналитический кабинет.
капризно выпяченной нижней губой, председатель режиссерской
корпорации Иван Александрович Полторацкий.
он и проходил в другую дверь, комически поднимая ноги, чтобы
показать, что он старается не шуметь. Если дверь приоткрывалась,
слышно было, как он говорил по телефону:
оригинально - приехали на бега в подштанниках. Но Индия не примет...
Всем сшил одинаково - и князю, и мужу, и барону... Совершенные
подштанники и по цвету и по фасону!.. А вы скажите, что нужны брюки.
Мне нет дела! Пусть переделывают. А гоните вы его к чертям! Что он
врет! Петя Дитрих не может такие костюмы рисовать! Он брюки
нарисовал. Эскизы у меня на столе! Петя... Утонченный или
неутонченный, он сам в брюках ходит! Опытный
человек!
представить себе, как выразить поточнее, что вот... человек падает...
роняет револьвер... кровь течет или не течет?.. -
вошла в предбанник молодая, скромно одетая актриса и воскликнула:
цветочков принесла!
желтоватые астры.