Шило, Д°гтяренко, Сыдоренко, Пысаренко, потом другой Пысаренко, потом
еще Пысаренко, и много было других добрых козаков. Все были хожалые, ез-
жалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям,
по всем речкам большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам
и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой зем-
ле; изъездили вс° Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в
пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили
немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку. Не
раз драли на онучи дорогие паволоки и оксамиты. Не раз череши у штанных
очкуров набивали все чистыми цехинами. А сколько всякий из них пропил и
прогулял добра, ставшего бы другому на всю жизнь, того и счесть нельзя.
Все спустили по-козацки, угощая весь мир и нанимая музыку, чтобы все ве-
селилось, что ни есть на свете. Еще и теперь у редкого из них не было
закопано добра - кружек, серебряных ковшей и запястьев под камышами на
днепровских островах, чтобы не довелось татарину найти его, если бы, в
случае несчастья, удалось ему напасть врасплох на Сечь; но трудно было
бы татарину найти его, потому что и сам хозяин уже стал забывать, в ко-
тором месте закопал его. Такие-то были козаки, захотевшие остаться и
отмстить ляхам за верных товарищей и Христову веру! Старый козак Бовдюг
захотел также остаться с ними, сказавши: "Теперь не такие мои лета, что-
бы гоняться за татарами, а тут есть место, где опочить доброю козацкою
смертью. Давно уже просил я у бога, чтобы если придется кончать жизнь,
то чтобы кончить ее на войне за святое и христианское дело. Так оно и
случилось. Славнейшей кончины уже не будет в другом месте для старого
козака".
шевой прошел промеж рядов и сказал:
приведется ли в жизни еще увидеться. Слушайте своего атамана, а испол-
няйте то, что сами знаете: сами знаете, что велит козацкая честь.
первые атаманы и, поведши рукою седые усы свои, поцеловались навкрест и
потом взялись за руки и крепко держали руки. Хотел один другого спро-
сить: "Что, пане-брате, увидимся или не увидимся?" - да и не спросили,
замолчали, - и загадались обе седые головы. А козаки все до одного про-
щались, зная, что много будет работы тем и другим; но не повершили, од-
нако ж, тотчас разлучиться, а повершили дождаться темной ночной поры,
чтобы не дать неприятелю увидеть убыль в козацком войске. Потом все отп-
равились по куреням обедать.
крепко и долгим сном, как будто чуя, что, может, последний сон доведется
им вкусить на такой свободе. Спали до самого заходу солнечного; а как
зашло солнце и немного стемнело, стали мазать телеги. Снарядясь, пустили
вперед возы, а сами, пошапковавшись еще раз с товарищами, тихо пошли
вслед за возами. Конница чинно, без покрика и посвиста на лошадей, слег-
ка затопотела вслед за пешими, и скоро стало их не видно в темноте. Глу-
хо отдавалась только конская топь да скрып иного колеса, которое еще не
расходилось или не было хорошо подмазано за ночною темнотою.
ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидали
при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не было на на мес-
те, что многих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все
задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать
время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с
товарищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их
всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде,
воротилась бодрость каждому в душу, на что способна одна только славянс-
кая порода - широкая, могучая порода перед другими, что море перед мел-
ководными реками. Коли время бурно, все превращается оно в рев и гром,
бугря и подымая валы, как не поднять их бессильным рекам; коли же без-
ветренно и тихо, яснее всех рек расстилает оно свою неоглядную склянную
поверхность, вечную негу очей.
особняком. Больше и крепче всех других он был в козацком обозе; двойною
крепкою шиною были обтянуты дебелые колеса его; грузно был он навьючен,
укрыт попонами, крепкими воловьими кожами и увязан туго засмоленными ве-
ревками. В возу были вс° баклаги и бочонки старого доброго вина, которое
долго лежало у Тараса в погребах. Взял он его про запас, на торжествен-
ный случай, чтобы, если случится великая минута и будет всем предстоять
дело, достойное на передачу потомкам, то чтобы всякому, до единого, ко-
заку досталось выпить заповедного вина, чтобы в великую минуту великое
бы и чувство овладело человеком. Услышав полковничий приказ, слуги бро-
сились к возам, палашами перерезывали крепкие веревки, снимали толстые
воловьи кожи и попоны и стаскивали с воза баклаги и бочонки.
у кого есть: ковш, или черпак, которым поит коня, или рукавицу, или шап-
ку, а коли что, то и просто подставляй обе горсти.
пак, которым поил коня, у кого рукавица, у кого шапка, а кто подставлял
и так обе горсти. Всем им слуги Тарасовы, расхаживая промеж рядами, на-
ливали из баклаг и бочонков. Но не приказал Тарас пить, пока не даст
знаку, чтобы выпить им всем разом. Видно было, что он хотел что-то ска-
зать. Знал Тарас, что как ни сильно само по себе старое доброе вино и
как ни способно оно укрепить дух человека, но если к нему да присоеди-
нится еще приличное слово, то вдвое крепче будет сила и вина и духа.
что вы сделали меня своим атаманом, как ни велика подобная честь, не в
честь также прощанья с нашими товарищами: нет, в другое время прилично
то и другое; не такая теперь перед нами минута. Перед нами дела великого
поту, великой козацкой доблести! Итак, выпьем, товарищи, разом выпьем
поперед всего за святую православную веру: чтобы пришло наконец такое
время, чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера,
и все, сколько ни есть бусурменов, все бы сделались христианами! Да за
одним уже разом выпьем и за Сечь, чтобы долго она стояла на погибель
всему бусурменству, чтобы с каждым годом выходили из нее молодцы один
одного лучше, один одного краше. Да уже вместе выпьем и за нашу
собственную славу, чтобы сказали внуки и сыны тех внуков, что были ког-
да-то такие, которые не постыдили товарищества и не выдали своих. Так за
веру, пане-братове, за веру!
сами.
дое, выпило за веру.
тихо старые, моргнувши седым усом; и, встрепенувшись, как молодые соко-
лы, повторили молодые: - За Сичь!
живут на свете!
за славу и всех христиан, какие ни есть на свете. И долго еще повторя-
лось по всем рядам промеж всеми куренями:
весело глядели очи их всех, просиявшие вином, но сильно загадались они.
Не о корысти и военном прибытке теперь думали они, не о том, кому пос-
частливится набрать червонцев, дорогого оружия, шитых кафтанов и чер-
кесских коней; но загадалися они - как орлы, севшие на вершинах обрывис-
тых, высоких гор, с которых далеко видно расстилающееся беспредельно мо-
ре, усыпанное, как мелкими птицами, галерами, кораблями и всякими суда-
ми, огражденное по сторонам чуть видными тонкими поморьями, с прибрежны-
ми, как мошки, городами и склонившимися, как мелкая травка, лесами. Как
орлы, озирали они вокруг себя очами все поле и чернеющую вдали судьбу
свою. Будет, будет все поле с облогами и дорогами покрыто торчащими их
белыми костями, щедро обмывшись козацкою их кровью и покрывшись разбиты-
ми возами, расколотыми саблями и копьями. Далече раскинутся чубатые го-
ловы с перекрученными и запекшимися в крови чубами и запущенными книзу
усами. Будут, налетев, орлы выдирать и выдергивать из них козацкие очи.
Но добро великое в таком широко и вольно разметавшемся смертном ночлеге!
Не погибнет ни одно великодушное дело, и не пропадет, как малая порошин-
ка с ружейного дула, козацкая слава. Будет, будет бандурист с седою по
грудь бородою, а может, еще полный зрелого мужества, но белоголовый ста-
рец, вещий духом, и скажет он про них свое густое, могучее слово. И пой-
дет дыбом по всему свету о них слава, и все, что ни народится потом, за-
говорит о них. Ибо далеко разносится могучее слово, будучи подобно гудя-
щей колокольной меди, в которую много повергнул мастер дорогого чистого
серебра, чтобы далече по городам, лачугам, палатам и весям разносился
красный звон, сзывая равно всех на святую молитву.
за татарами. С магистратской башни приметили только часовые, что потяну-
лась часть возов за лес; но подумали, что козаки готовились сделать за-