ве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго,
даже умучились, а до обеда все еще много времени остается.
зал бригадир, с негодованием поглядывая на небесное светило, медленно
выплывающее по направлению к зениту.
машки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал гово-
рить неподобные речи и, указывая на "деревянного дела пушечку", угрожал
всех своих амфитрионов перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Ва-
силий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но не гораздо.
твой приставник, - слова бы тебе, гунявому, не пикнуть, а не то чтоб за
экое орудие взяться!
ли-обедали, пили-пили, а солнце все высоко стоит. Начали спать. Спа-
ли-спали, весь хмель переспали, наконец начали вставать.
нимая запад за восток.
из стариков в Глупов за квасом, думая ожиданием сократить время, но ста-
рик оборотил духом и принес на голове целый жбан, не пролив ни капли.
Сначала пили квас, потом чай, потом водку. Наконец, чуть смерклось,
зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и расп-
ространяла смрад.
завернувшись в шинель, улегся спать во второй раз.
пастуха. Стали его спрашивать, кто он таков и зачем по пустым местам ша-
тается, и нет ли в том шатании умысла. Пастух сначала оробел, но потом
во всем повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть небольшой да
лоскуток от онуч.
тием.
вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком
виде приехали в другой угол выгона.
что допрашивали пастуха, и в него грешным делом из малой пушечки стреля-
ли. Вечером опять зажгли плошку и начадили так, что у всех разболелись
головы.
дало бригадира уже настоящее торжество. Слава о его путешествиях росла
не по дням, а по часам, и так как день был праздничный, то глуповцы ре-
шились ознаменовать его чем-нибудь особенным. Одевшись в лучшие одежды,
они выстроились в каре и ожидали своего начальника. Стучали в тазы, пот-
рясали бубнами, и даже играла одна скрипка. В стороне дымились котлы, в
которых варилось и жарилось такое количество поросят, гусей и прочей
живности, что даже попам стало завидно. В первый раз бригадир понял, что
любовь народная есть сила, заключающая в себе нечто съедобное. Он вышел
из брички и прослезился.
В особенности разливалась одна древняя старуха (сказывали, что она была
внучка побочной дочери Марфы Посадницы).
по плечу.
свой все-то плачем... все плачем! - всхлипывала в ответ старуха.
торожен, что еще перед закуской пропустил три чарки очищенной. Глаза его
вдруг сделались неподвижными и стали смотреть в одно место. Затем, съев-
ши первую перемену (были щи с солониной), он опять выпил два стакана и
начал говорить, что ему нужно бежать.
сидевшие по сторонам.
своего маршрута.
однако он превозмог себя и съел еще гуся с капустою. После этого ему пе-
рекосило рот.
ка, дрожала-дрожала и вдруг замерла... Глуповцы в смятении и испуге
повскакали с своих мест.
двукратным вразумлением глуповцев. "Была ли в сих вразумлениях необходи-
мость?" - спрашивает себя летописец и, к сожалению, оставляет этот воп-
рос без ответа.
их не завинили в преднамеренном окормлении бригадира и чтоб опять не
раздалось неведомо откуда: "туру-туру!"
Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством
принятых им административных мер заставил забыть всех старых градона-
чальников, в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородав-
кин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи
рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег раз-
велось такое множество, что даже куры не клевали их... Потому что это
были ассигнации.
тавлял совершенную противоположность своему предместнику. Насколько пос-
ледний был распущен и рыхл, настолько же первый поражал расторопностью и
какою-то неслыханной административной въедчивостью, которая с особенной
энергией проявлялась в вопросах, касавшихся выеденного яйца. Постоянно
застегнутый на все пуговицы и имея наготове фуражку и перчатки, он
представлял собой тип градоначальника, у которого ноги во всякое время
готовы бежать неведомо куда. Днем он, как муха, мелькал по городу, наб-
людая, чтоб обыватели имели бодрый и веселый вид; ночью - тушил пожары,
делал фальшивые тревоги и вообще заставал врасплох.
в себе крику, - говорит по этому поводу летописец, - что от оного многие
глуповцы и за себя, и за детей навсегда испугались". Свидетельство заме-
чательное и находящее себе подтверждение в том, что впоследствии на-
чальство вынуждено было дать глуповцам разные льготы, именно "испуга их
ради". Аппетит имел хороший, но насыщался с поспешностью и при этом роп-
тал. Даже спал только одним глазом, что приводило в немалое смущение его
жену, которая, несмотря на двадцатипятилетнее сожительство, не могла без
содрогания видеть его другое, недремлющее, совершенно круглое и любопыт-
но на нее уставленное око. Когда же совсем нечего было делать, то есть
не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох (в жизни са-
мых расторопных администраторов встречаются такие тяжкие минуты), то он
или издавал законы, или маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапож-
ного носка, или возобновлял в своей памяти военные сигналы.
десять лет до прибытия в Глупов он начал писать проект "о вящем армии и
флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic)
древней Византии под сень Российския державы уповательным учинить", и
каждый день прибавлял к нему по одной строчке. Таким образом составилась
довольно объемистая тетрадь, заключавшая в себе три тысячи шестьсот
пятьдесят две строчки (два года было високосных), на которую он не без
гордости указывал посетителям, прибавляя при том:
потому и Бородавкин не избегнул общих веяний времени. Очень часто видали
глуповцы, как он, сидя на балконе градоначальнического дома, взирал от-
туда, с полными слез глазами, на синеющие вдалеке византийские твердыни.
Выгонные земли Византии и Глупова были до того смежны, что византийские
стада почти постоянно смешивались с глуповскими, и из этого выходили
беспрестанные пререкания. Казалось, стоило только кликнуть клич... И Бо-
родавкин ждал этого клича, ждал с страстностью, с нетерпением, доходив-
шим почти до негодования.
го нашего географа, К. И. Арсеньева, довольно странную резолюцию: "Пре-
доставляется вашему благородию, - писал он, - на будущее время известную
вам Византию во всех учебниках географии числить тако: Константинополь,
бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград, стоит при излия-
нии Черного моря в древнюю Пропонтиду и под сень Российской державы при-
обретен в 17.. году, с распространением на оный единства касс (единство
сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санктпе-
тербурге употребление себе находить должны). По обширности своей город
сей, в административном отношении, находится в ведении четырех градона-