как между сестрой и матушкой. Сходство это заключалось не в
лице, не в сложении, но в чем-то неуловимом: в руках, в манере
ходить, в особенности в голосе и в некоторых выражениях. Когда
Любочка сердилась и говорила: "целый век не пускают", это
слово целый век, которое имела тоже привычку говорить maman,
она выговаривала так, что, казалось, слышал ее, как-то
протяжно: це-е-лый век; но необыкновеннее всего было это
сходство в игре ее на фортепьяно и во всех приемах при этом:
она так же оправляла
же с досады кулаком била по клавишам, когда долго не удавался
трудный пассаж, и говорила: "ах, бог мой", и та же неуловимая
нежность и отчетливость игры, той прекрасной фильдовской игры,
так хорошо названной jeu perle *), прелести которой не могли
заставить забыть все фокус-покусы новейших пьянистов.
Любочке, которая перестала играть, увидев его.
знаешь, как я люблю тебя слушать...
руку, сидел против нее; потом, быстро подернув плечом, он
встал и стал ходить по комнате. Подходя к роялю, он всякий раз
останавливался и долго пристально смотрел на Любочку. По
движениям и походке его я замечал, что он был в волнении.
Пройдя несколько раз по зале, он, остановившись за стулом
Любочки, поцеловал ее в черную голову и потом, быстро
поворотившись, опять продолжал свою прогулку. Когда, окончив
пьесу, Любочка подошла к нему с вопросом: "Хорошо ли?", он
молча взял ее за голову и стал целовать в лоб и глаза с такою
нежностию, какой я никогда не видывал от него.
выпуская из рук цепочку его часов и уставляя на его лицо свои
большие удивленные глаза. - Прости меня, голубчик папа, я
совсем забыла, что это мамашина пьеса.
волнения голосом, - коли бы ты знала, как мне хорошо поплакать
с тобой...
волнение, подергивая плечом, вышел в дверь, ведущую через
коридор в комнату Володи.
посреди коридора. В это самое время мимо него проходила
горничная Маша, которая, увидав барина, потупилась и хотела
обойти его. Он остановил ее.
и покашливая, когда Маша прошла мимо и он увидал меня...
часто вмещает в себя мысли, оскорбляющие чувство, непонятные и
жестокие для него. И такие мысли, несмотря на то, что я
стараюсь удалить их, приходят мне...
голос ворчливой Гаши и хлопанье дверями чаще слышатся в ее
комнате, и она принимает нас уже не в кабинете, в
вольтеровском кресле, а в спальне, в высокой постели с
подушками, обшитыми кружевами. Здороваясь с нею, я замечаю на
ее руке бледно-желтоватую глянцевую опухоль, а в комнате
тяжелый запах, который пять лет тому назад слышал в комнате
матушки. Доктор три раза в день бывает у нее, и было уже
несколько консультаций. Но характер, гордое и церемонное
обращение ее со всеми домашними, а в особенности с папа,
нисколько не изменились; она точно так же растягивает слова,
поднимает брови и говорит: "Мой милый".
St.-Jerome, во время классов, предлагает мне ехать кататься с
Любочкой и Катенькой Несмотря на то, что, садясь в сани, я
замечаю, что перед бабушкиными окнами улица устлана соломой и
что какие-то люди в синих чуйках стоят около наших ворот, я
никак не могу понять, для чего нас посылают кататься в такой
неурочный час. В этот день, во все время катанья, мы с
Любочкой находимся почему-то в том особенно веселом
расположении духа, в котором каждый простой случай, каждое
слово, каждое движение заставляют смеяться.
дорогу, и мы смеемся. Оборванный ванька галопом, помахивая
концами вожжей, догоняет наши сани, и мы хохочем. У Филиппа
зацепился кнут за полоз саней; он, оборачиваясь, говорит:
"Эх-ма", - и мы помираем со смеху. Мими с недовольным видом
говорит, что только глупые смеются без причины, и Любочка, вся
красная от напряжения сдержанного смеха, исподлобья смотрит на
меня. Глаза наши встречаются, и мы заливаемся таким
гомерическим хохотом, что у нас на глазах слезы, и мы не в
состоянии удержать порывов смеха, который душит нас. Только
что мы немного успокоиваемся, я взглядываю на Любочку и говорю
заветное словечко, которое у нас в моде с некоторого времени и
которое уже всегда производит смех, и снова мы заливаемся.
Любочке одну прекрасную гримасу, как глаза мои поражает черная
крышка гроба, прислоненная к половинке двери нашего подъезда,
и рот мой остается в том же искривленном положении.
бледным лицом, выходя нам навстречу.
тяжелое чувство страха смерти, то есть мертвое тело живо и
неприятно напоминает мне то, что и я должен умереть
когда-нибудь, чувство, которое почему-то привыкли смешивать с
печалью. Я не жалею о бабушке, да едва ли кто-нибудь искренно
жалеет о ней. Несмотря на то, что дом полон траурных
посетителей, никто не жалеет о ее смерти, исключая одного
лица, которого неистовая горесть невыразимо поражает меня. И
лицо это - горничная Гаша. Она уходит на чердак, запирается
там, не переставая плачет, проклинает самое себя, рвет на себе
волосы, не хочет слышать никаких советов и говорит, что смерть
для нее остается единственным утешением после потери любимой
госпожи.
вернейший признак истины.
различные толки о ней. Толки эти преимущественно относятся до
завещания, которое она сделала перед кончиной и которого никто
не знает, исключая ее душеприказчика, князя Ивана Иваныча.
Между бабушкиными людьми я замечаю некоторое волнение, часто
слышу толки о том, кто кому достанется, и, признаюсь, невольно
и с радостью думаю о том, что мы получаем наследство.
нашего дома, рассказывает мне, что бабушка оставила все имение
Любочке, поручив до ее замужества опеку не папа, а князю Ивану
Иванычу.
несколько месяцев. Я учусь хорошо. Не только без страха ожидаю
учителей, но даже чувствую некоторое удовольствие в классе.
готовлюсь в математический факультет, и выбор этот, по правде
сказать, сделан мной единственно потому, что слова: синусы,
тангенсы, дифференциалы, интегралы и т. д. чрезвычайно
нравятся мне.
по-прежнему дурен и по-прежнему мучусь этим. Я стараюсь
казаться оригиналом. Одно утешает меня: это то, что про меня
папа сказал как-то, что у меня умная рожа, и я вполне верю в
это.
ненавижу его, но, когда он иногда говорит, что с моими
способностями, с моим умом стыдно не сделать того-то и
того-то, мне кажется даже, что я люблю его.