тонким, как шнурок, ремнем. На мое счастье, это был неразговорчивый человек.
Засыпая, я слышал, как он напевает низким, густым голосом:
Глава XIX
одиннадцать узлов в час на ровной килевой качке. Я встал с тихой душой и,
умываясь на палубе из ведра, чувствовал запах моря. Высунувшись из кормового
люка, Тоббоган махнул рукой, крикнув:
жарила рыбу. Повязка отсутствовала, а от опухоли, как она сообщила, осталось
легкое утолщение внутри нижнего века.
небольшую каюту с маленьким окном в стене кормы, служившую столовой, и сел
на скамью к деревянному простому столу, где уже сидел Тоббоган. Он смотрел
на меня с приязнью и несколько раз откашлялся, но не находил слов или не
считал нужным говорить, а потому молчал, изредка оглядываясь. По-видимому,
он ждал рыбу или невесту, вернее то и другое. Я спросил, что делает Проктор.
"Он спит", - сказал Тоббоган; затем начал сгребать крошки со стола ребром
ладони и оглянулся опять, так как послышалось шипение. Дэзи внесла шипящую
сковородку с поджаренной рыбой. Неожиданно Тоббоган обрел дар слова. Он стал
хвалить рыбу и спросил, почему девушка - босиком.
мне сковородку и начиная есть сам. - Она, знаете, неосторожна; как-то чуть
не упала за борт.
толстые стеклянные стаканы; потом села и продолжала: - Мы плыли по месту,
где пять миль глубины. Я перегнулась и смотрела в воду: может быть, ничего
не увижу, а может, увижу, как это глубоко...
упасть. Тоббоган зверски схватил меня и поволок, как канат. Ты был очень
бледен, Тоббоган, в эту минуту!
на его лице нервную тень.
будешь опять скакать на одной ноге.
втыкая нож возле его локтя. Воткнувшись, нож задрожал, как бы стремясь
вырваться. - Вот так ты трепещешь! У вас, верно, есть книги? Мне иногда
скучно без книг.
сказал я, желая сделать приятное человеку, заметившему меня среди моря одним
глазом, - я ожидаю в Гель-Гью присылки книг, и вы сможете взять несколько
новых романов". На самом деле я солгал, рассчитывая купить ей несколько
томов по своему выбору.
глаза. Это у нее вышло удачно: в каюте разлился голубой свет. Тоббоган стал
смущенно благодарить, и я видел, что он искренно рад невинному удовольствию
девушки.
Глава XX
солнца над океаном смешиваешь пространство с временем. Когда-то еще наступит
вечер! Однако, не забывая о часах, видишь, что подан обед, а там набегает
ночь. После обеда, то есть картофеля с солониной, компота и кофе, я увидел
карты и предложил Тоббогану сыграть в покер. У меня была цель: отдать
десять-двадцать фунтов, но так, чтобы это считалось выигрышем. Эти люди,
конечно, отказались бы взять деньги, я же не хотел уйти, не оставив им
некоторую сумму из чувства благодарности. По случайным, отдельным словам
можно было догадаться, что дела Проктора не блестящи.
знак, а Проктор, взяв карты, отбросил их со вздохом и заявил:
потому дал клятву и сдержу ее - не играть даже впустую.
когда оба мы выложили на стол по нескольку золотых, его глаза выдали игрока.
положив меж ладоней лицо, - а я буду смотреть. - Так просидела она, затаив
дыхание или разражаясь смехом при проигрыше одного из нас, все время. Как
прикованный, сидел Проктор, забывая о своей трубке; лишь по его нервному
дыханию можно было судить, что старая игрецкая жила ходит в нем подобно
тугой леске. Наконец он ушел, так как били его вахтенные часы.
шпаги. Я мог безнаказанно мошенничать против себя потому, что идея
нарочитого проигрыша меньше всего могла прийти в голову Тоббогану. Когда
играют двое, покер весьма часто дает крупные комбинации. Мне ничего не
стоило бросать свои карты, заявляя, что проиграл, если Тоббоган объявлял
значительную для него сумму. Иногда, если мои карты действительно
оказывались слабее, я открывал их, чтобы не возникло подозрений. Мы начали
играть с мелочи. Тут Тоббоган оказался словоохотлив. Он смеялся,
разговаривал сам с собой, выигрывая, критиковал мою тактику. По моей милости
ему везло, отчего он приходил во все большее возбуждение. Уже восемнадцать
фунтов лежало перед ним, и я соразмерял обстоятельства, чтобы устроить ровно
двадцать. Как вдруг, при новой моей сдаче, он сбросил все карты, прикупил
новых пять и объявил двадцать фунтов.
что моя сдача составила пять червей необыкновенной красоты: десятка, валет,
дама, король и туз. С этакой-то картой я должен был платить ему свой
собственный, по существу, выигрыш!
удачей. Каково было бы ему видеть моих червей! Я бросил карты вверх крапом и
подвинул ему горсть золотых монет.
карты с остальной колодой. С ее красного от смущения лица медленно схлынула
кровь, исчезая вместе с улыбкой, которая не вернулась.
Тоббоган?
что у вас тоже каре!
желаете...
говорить так, потому что это обидно всякому игроку, а значит, и мне.
трогательно гневным взглядом, на что я мог только сказать:
для нее очень забавен, так как теперь она уже искренно и звонко
расхохоталась. Шутливо, но так, что можно было понять, о чем прошу, я
сказал:
если сказать, - всю жизнь игрок будет только платить.
выбрать для Дэзи книги. Разыскав два романа, я передал их матросу с просьбой
отнести девушке.
смотрел на море.
сказал {многий}, лишенный имени. Нет берегов, - правда, но такая правда
прекрасна. Горизонт чист, правилен и глубок. Строгая чистота круга, полного
одних волн, подробно ясных вблизи; на отдалении они скрываются одна за
другой; на горизонте же лишь едва трогают отчетливую линию неба, как если