Мы посмотрим змею и договоримся о цене. Согласен?
и оставили ее на полу. Я вылил на змею два ведра воды, так как предполагал,
что она давно уже страдает от жажды. Затем я разрезал путы, с такой силой
стягивавшие хвост змеи, что на ее красивой коже отпечатались глубокие рубцы.
В течение нескольких минут я массировал хвост, чтобы восстановить нормальную
жизнедеятельность пострадавших участков туловища. После этого я выпроводил
из лагеря всех гостей и снова лег спать.
хотя длительное пребывание в тесной корзине, изготовленной, вероятно, уже
после его поимки, доставило ему немало страданий. После продолжительного
торга я купил змею по назначенной мною цене, и передо мной встал вопрос о
помещении для нового экспоната. Выбрав самый большой из имевшихся в лагере
ящиков, я дал задание Плотнику срочно сделать из него клетку для питона. К
полудню клетка была готова, на дно ее мы постелили толстый слой сухих
банановых листьев, чтобы обеспечить питона мягкой постелью. Затем перед нами
встала проблема перевода питона из корзины в клетку. При обычных
обстоятельствах, имея нескольких надежных помощников, переносить питона не
так уже сложно. Один человек держит голову змеи, другой удерживает ее за
хвост, а остальные придерживают в разных местах туловище. Если держать
питона вытянутым в длину и не давать ему возможности свернуться в клубок, он
становится совершенно беспомощным. Но все несчастье заключалось в том, что у
меня не было надежных помощников. Местные жители считают питона ядовитой
змеей, которая отравляет своим ядом не только при укусе, но и прикосновением
острого кончика хвоста. Тщетно пытался я уговорить их схватиться за туловище
змеи, соглашаясь взять на себя голову питона; мне объясняли, что каждый из
них может погибнуть от соприкосновения с хвостом питона. У меня не было
никакого желания, выпустив змею из корзины, остаться с ней один на один, без
всякой поддержки разбежавшихся помощников. После продолжительных дебатов я
рассвирепел окончательно.
полчаса змея не будет в клетке, никто из вас не получит жалованья.
медленно вытаскивать змею наружу. По мере появления туловища змеи дрожащие
черные руки, пара за парой, подхватывали его на некотором расстоянии друг от
друга. Держа в одной руке голову питона, я дождался появления из корзины
хвоста и схватил его другой рукой. Теперь питон был растянут по кругу: в
моих руках был хвост и голова, а несколько перепуганных слуг осторожно
удерживали его извивавшееся телo. Введя хвост в клетку, мы стали медленно,
фут за футом, вталкивать туда туловище змеи. В заключение я рывком втолкнул
туда голову змеи, захлопнул клетку и облегченно вздохнул. Мои соратники были
восхищены собственным мужеством и темпераментно объясняли друг другу, какие
трудности пришлось им преодолеть. Я послал слугу в деревню, поручив ему
купить цыпленка, так как, по моим предположениям, питон уже должен был
проголодаться. За ночь птица была съедена целиком, и я решил, что пленник
чувствует себя хорошо. А затем произошла одна из тех неожиданностей, которые
так часто осложняют нашу работу: на хвосте змеи, по-видимому, в результате
длительного наложения тугих жгутов, развилась гангрена. Эта болезнь,
возникающая у животных, если их слишком крепко связывать, опасна и в странах
прохладного климата; в тропиках же гангрена развивается и распространяется
со страшной быстротой. В течение десяти дней положение питона сделалось
безнадежным: он сохранял хороший аппетит, но загнивание хвоста
распространялось все дальше, несмотря на применение обеззараживающих
средств. Я вынужден был убить питона. Длина его составляла восемнадцать с
половиной футов. При вскрытии оказалось, что это самка, внутри мы обнаружили
несколько недоразвитых яиц. Питона такой величины я больше не видел, те
экземпляры, которых мне приносили в дальнейшем, были значительно меньших
размеров.
только поймать зверя и посадить его в клетку и на этом работа заканчивается.
В действительности же только после этого и начинается настоящая работа. С
какими бы трудностями ни была связана поимка зверя, содержание его в неволе,
связанное с поисками подходящей пищи, наблюдением за тем, как животное ест,
не болеет ли оно, не занозило ли себе лапу в деревянной клетке, не тесно ли
ему, достается охотнику значительно тяжелее. К этому прибавляются ежедневные
чистки клеток и кормление зверей, заботы о том, чтобы животные не находились
на солнце слишком много или, наоборот, слишком мало. Некоторые звери,
попадая в неволю, совершенно отказываются от пищи, и приходится иногда
часами изобретать всякие лакомства, чтобы соблазнить их на еду. Часто
охотнику это удается, и зверь привыкает к определенному роду пищи. Но бывают
и такие случаи, когда животное упорно отказывается от всякой пищи, и тогда
остается единственный выход -- отпустить его обратно в лес. В отдельных
случаях, к счастью чрезвычайно редких, мне не удавалось ни накормить
животное, ни отпустить его. Так получалось с пойманными молодыми животными,
лишь незадолго до поимки появившимися на свет. Наиболее мучительными для
меня были случаи с молодыми дукерами, доставившими мне много тяжелых
переживаний.
напоминают крупного фокстерьера, некоторые экземпляры достигают роста
сенбернара, окраска их в гамме от голубовато-серой до ярко-рыжей. В
окрестностях Эшоби чаще попадались рыжие дукеры. Я попал в Эшоби вскоре
после периода течки у дукеров; убив антилопу, охотники обычно находили около
нее маленького детеныша. В таких случаях малютку, как правило, приносили ко
мне. Попутно хочу отметить, что в Камеруне тогда не было никаких законов об
охране животных и охотники имели право убивать самок вместе с детенышами.
Для охотника это даже счастливый случай, так как он имел возможность убить
детеныша, не расходуя при этом лишний заряд. Судя по количеству приносимого
мне молодняка, избиение антилоп проводилось в больших размерах, и, хотя в
настоящее время дукеры еще довольно широко распространены в Африке, есть
основания опасаться, что в недалеком будущем они будут совершенно
истреблены.
отдельную клетку и от души радовался такому ценному пополнению моей
коллекции животных. Но очень скоро я понял, что иметь дело с дукером гораздо
труднее, чем с представителями любой разновидности ранее встречавшихся мне
оленей и антилоп. В первый день детеныш был очень возбужден и отказывался от
всякой пищи. На следующий день он решил, что я не намерен его обижать, и
начал ходить за мной, как собачонка, доверчиво глядя на меня большими
темными влажными глазами. Но от пищи он по-прежнему отказывался. Я прибегал
ко всевозможным ухищрениям. чтобы обмануть его и заставить пить молоко.
Купив шкуру взрослого дукера, я разложил ее на стуле и, когда детеныш
принялся ее обнюхивать, подсунул к нему из-под шкуры бутылку с соской.
Детеныш сделал несколько маленьких глотков и отошел в сторону. Я давал ему
горячее, теплое, холодное, сладкое, кислое, горькое молоко -- и все
безрезультатно. Накинув шнурок на шею дукера, я пошел с ним в ближайший лес,
так как детеныш был уже в таком возрасте, когда можно переходить на прикорм.
Я надеялся, что малыш наткнется на растения или листья, которые он станет
есть. Но единственным его занятием во время прогулки было рытье ямок в
листьях, изредка он облизывал землю. Я видел, как день за днем антилопа
становилась все слабее, и решил принять крайние меры: повалив дукера на
землю, мы силой влили ему в рот немного жидкости. Детеныш в это время так
перепугался, что при его слабом состоянии наша затея принесла больше вреда,
чем пользы. Тогда я поручил повару купить в ближайшем городе дойную козу.
Козы почти не разводятся в лесных районах, и повар вернулся только через три
дня; к этому времени дукер умер. Повар привел с собой самую уродливую и
глупую козу из всех представителей этого рода. Она оказалась для нас
совершенно бесполезной. За три месяца пребывания в лагере она дала не более
двух чашек молока. При виде детеныша дукера она наклоняла голову и пыталась
его боднуть. Трем человекам приходилось удерживать козу, пока детеныш сосал
молоко. В конце концов ее отправили на кухню, и она составила основу нашего
меню на ближайшие несколько дней.
от пищи, слабели и погибали. Иногда в лагере находилось одновременно до
шести красивых маленьких антилоп; они растерянно бродили по отгороженному
для них участку и временами грустно и протяжно блеяли, напоминая маленьких
ягнят. Каждый раз, когда в лагерь приводили нового дукера, я клялся, что не
буду его покупать; но, когда он прижимался влажным носом к моей ладони и
смотрел на меня большими темными глазами, я не выдерживал. Я начинал
надеяться, что именно этот детеныш будет вести себя иначе, чем остальные,
будет нормально пить и есть. Я покупал его, и оказывалось, что он ведет себя
точно так же, как все другие. При виде шести маленьких дукеров, с жалобным,
голодным блеянием бродивших по лагерю и отказывавшихся принимать какую-либо
пищу, настроение мое резко падало, в конце концов я отказался от дальнейших
покупок детенышей этих антилоп. Я знал, что обрекаю их этим на немедленное
съедение, но это была по крайней мере быстрая смерть, а не мучительное и
медленное угасание. Я никогда не забуду, какую долгую, утомительную борьбу
мне приходилось вести с этими маленькими существами. Часами водил я их на
поводке по лесу, предоставляя им выбор всевозможных листьев и трав. Часами
пытался я поить их из бутылок, но лишь редкие капли жидкости попадали в
горло животных. Я вставал в три часа утра и полусонный заново повторял все
свои попытки; дукеры при этом прыгали и брыкались, разрывая мой халат
острыми копытцами. Ноги их слабели, шерсть темнела, большие глаза западали в
глазницах и мутнели. Все эти впечатления больше, чем что-либо другое,
убеждали меня в том, что работа зверолова не так легка, как это принято
думать.
Камеруне я впервые столкнулся с представителями этой профессии, доставившими
мне в дальнейшем немало хлопот. Ночного сторожа я нанял по двум мотивам:
во-первых, ночью нужно было разводить огонь, кипятить воду для ночного
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Распопов Дмитрий