три бутерброда и запил все квартой пива.
некая сила толкала их вверх; океан отступал, оставляя мелкие лужи,
мокрые водоросли, мох, губки, светящиеся, коричневые, синие,
оранжевые. Дно было усеяно странным океанским мусором: обломки раковин,
клешни, большие и мелкие куски скелетов,- фантастическое кладбище,
точнее нива, кормящая морских обитателей.
голову непромокаемую шляпу. Взял свои ведра, банки, ломик, в один
карман сунул бутерброды, в другой термос с кофе, спустился со скалы и
стал работать, преследуя по пятам уходящую воду. Он переворачивал
ломиком камни, часто рука его стремглав уходила в воду и он выхватывал
из-под камня рассерженного детеныша осьминога, который пунцовел от гнева
и плевал ему на руку чернильную жидкость. Док тут же опускал осьминога в
банку с морской водой к другим пленникам; почти каждый новичок в ярости
бросался на своих сородичей.
маленьких осьминога, набрал много морских губок и сложил их в деревянное
ведро. Вода все отступала, Док подвигался следом, взошло солнце, утро
вступило в свои права. Отмель уходила в море на двести ярдов до
барьера - гряды оплетенных водорослями скал, и только за ними начиналась
настоящая глубина. Док дошел до края гряды. Он уже собрал почти все,
ради чего приехал, и теперь бесцельно заглядывал под камни, наклонялся к
воде, вглядывался в оставленные отливом лужицы, любуясь их
переливчатой мозаикой, их дышащей и суетящейся жизнью. Постепенно он
добрался до внешнего края барьера. Здесь по скалам сползали в воду
длинные кожистые плети бурых водорослей, лепились колонии красных
морских звезд, а за барьером мерно вздымалось и опадало море, ожидая
своего часа. Доку почудилось, что между двумя скалами, под водой среди
водорослей мелькнуло что-то белое. Он полез туда по скользким камням,
стараясь не оступиться, осторожно нагнувшись к воде, раздвинул плавающие
плети. И оцепенел. На него глядело девичье лицо, бледное, красивое лицо,
овеянное темными волосами, ясные глаза широко открыты, в чертах
неподвижность. Тела не видно, оно застряло в расщелине. Губы разомкнуты,
жемчужно белеют зубы, на лице написаны мир и покой. Слой воды, чистой
как стекло, делал его прекрасным. Доку казалось, что он вечность смотрит
на это лицо. И оно вошло навсегда в его образную память. Очень медленно
Док поднял руку и водоросли опять скрыли лицо. Сердце его глухо билось,
горло сдавило. Он взял ведро, банки, ломик и побрел по скользким камням
к берегу.
жесткий песок и стянул сапоги; маленькие осьминожки в банке сидели все
порознь, сжавшись в комок. В ушах Дока пела музыка: тонкий, высокий,
острый, как игла, сладчайший звук флейты выводил мелодию, которую он
никак не мог узнать; ее сопровождал прибой, похожий на шум ветра в
кронах. Флейта забирала все выше, уходя за предел слышимости, но и там
таинственная мелодия не прекращалась. У Дока по телу побежали мурашки.
Его била дрожь, глаза увлажнились, как будто в их фокус попало видение
несказанной красоты. Глаза девушки были серые, ясные, волосы колыхались
в воде, набегая легкими прядями на лицо. Картина эта будет жить у него в
памяти до конца дней. Так он сидел на берегу, по скалам барьера уже
потекли ручейки - вестники прилива. Сидел и слушал флейту, отбивая
ладонями такт, а море все затопляло усеянную камнями отмель. Тонкий,
пронзительный звук флейты высверливал мозг; глаза были серые, губы
слегка улыбались, дыхание замерло от немого экстаза.
стоял человек.
не видал ни одного.
виолончелей, а море все ближе подступало к берегу. Док стряхнул с себя
музыку, лицо, собственное оцепенение.
полагается вознаграждение. Забыл сколько.
Объеденный или уже совсем разложился?
флейты.
-==ГЛАВА XIX==-
Холмана, не имела столько благожелательных откликов, как этот
конькобежец на флагштоке. День за днем он кружил и кружил на маленькой
круглой площадке, а ночью его темный силуэт маячил в небе и все люди
знали, что он не покинул место бдения. Все, однако, знали и то, что
ночью через центр площадки пропускается стальной прут и конькобежец
привязывается к нему. Но сидеть не сидит, и поэтому возражений против
стального прута не было. Посмотреть на него приезжали из Джеймсбурга и
из других городков побережья, вплоть до Граймз-пойнта. Салинасцы
приходили смотреть толпами. а финансовые тузы города предложили сделать
Салинас местом следующего выступления, когда конькобежец наберет сил для
нового мирового рекорда. Чтобы и Салинасу было чем гордиться. Поскольку
не так-то много в мире конькобежцев на флагштоке, а этот к тому же
признан лучшим из лучших, то в прошлом году именно он побил мировой
рекорд, свой собственный.
проводил четыре распродажи - полотняных изделий, остатков, алюминиевой
посуды и фаянса. Улицы были полны народа, глазевшего на одинокую фигуру
в небе.
стрелял из духового ружья. Отдел выставок и вернисажей раскинул мозгами.
Высчитали углы и установили нарушителя общественного спокойствия. Им
оказался старый доктор Мерривейл; он прятался за шторами у себя в
кабинете, долго колдовал над своим ружьем и нажимал курок. Решили не
обнародовать имя виновника, и доктор дал обещание больше не баловаться с
оружием. Он был очень важной персоной в местном отделении масонской
ложи.
заправочной Рыжего Уильяма. Он испробовал все возможные философские
подходы к решению данной проблемы средствами живописи и решил построить
такую площадку у себя дома, чтобы поставить эксперимент на себе. Весь
город в той или иной степени подпал под влияние этого уникального
зрелища. На тех улицах, откуда ничего не было видно, торговля совсем
захирела; зато чем ближе к Холману, тем она шла бойчее. Мак с ребятами
тоже не устояли, пришли посмотреть на диво. Пришли и тут же ушли -
чепуха какая-то.
новый мировой рекорд, герой сразу спустится вниз и ляжет спать, даже не
снимая коньков. В изножье кровати висела небольшая карточка с фирменным
ярлыком матраса.
особенно интересовал и волновал всех один пикантный вопрос, которого
никто в разговоре не касался. Его избегали решительно все, тем не менее
язык у всех так и свербел. Миссис Тролат мучилась над ним, выходя из
шотландской булочной с полной кошелкой сдобных плюшек с изюмом. Тщетно
бился над ним мистер Холл из мужской одежды. Три девицы Уиллоуби, всякий
раз вспомнив об этом, хихикали. Но никто в целом городе не имел смелости
высказаться открыто.
молодого человека. Он совсем потерял покой. Ломал голову и в среду
вечером, и в четверг. А вечером в пятницу не выдержал, напился и
разругался с женой. Она немного поплакала и сделала вид, что уснула
Ричард Фрост тихонько выскользнул из постели, прошел на кухню и еще
выпил. Потом оделся и ушел из дому. Жена опять стала плакать. Было уже
за полночь. И миссис Фрост не сомневалась, что муж отправился в
заведение Доры.
вышел на Маячную улицу. Тут он свернул влево и устремился к магазину
Холмана. Карман его оттопыривала бутылка; подойдя к магазину, он сделал
для храбрости еще глоток. Уличные фонари едва светились. Город как
вымер. Кругом не было ни души. Ричард стоял посреди улицы и смотрел
вверх.
отхлебнул из бутылки. Сложил рупором ладони и хрипло крикнул:
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур