Чтение 17–й страницы книги ~Ориноко~

предусматривала теперь не одну, а две опасности: происки шамана и
возможность нападения со стороны акавоев. К несению караула мы привлекли
всех мужчин нашего рода. Такого свойства предусмотрительность была чужда
природе здешних индейцев, совершенно лишенных дара предвидеть и упреждать
опасность, но мне удалось склонить их к этому, поскольку они уважали меня
и не хотели огорчать.

Оставалось загадкой, кого ранил ночью Арасибо. Во всяком случае, не
из нашего рода и не Карапану, Конесо, Пирокая или Фуюди, как стало мне
вскоре известно.

В предвидении стычек с акавоями мне хотелось иметь подробную карту
лесов, гор, рек и тропинок между нижним течением Ориноко и рекой Куюни на
юге, и я посылал Арнака к жителям Серимы, которые могли бы дать подробные
сведения об этих краях. Они давали их охотно, и в итоге мне удалось
составить со слов недурную карту. Заодно Арнак пытался осторожно собрать в
селении сведения о ночном госте. Однако здесь он мало преуспел - тот
провалился, словно камень в воду. Если этот человек и отлеживался где-то,
излечиваясь от ран, то под большим секретом и весьма тщательно укрытый в
каком-то потайном месте.

Однажды утром я отправился с Вагурой и Ласаной на охоту. Мы шли своей
обычной тропой, которая уходила, как мне говорили, на десятки миль к югу,
ведя через ущелья гор Итамаки в долину реки Куюни, и с незапамятных времен
служила индейцам торговым путем. За поясом у меня был пистолет, на плече
легкое, но метко бьющее ружье, хотя и не столь дальнобойное, как мушкет. У
Ласаны был лук, из которого она редко промахивалась, а Вагура вооружился
нечасто применяемым в этих краях оружием - "воздуходувкой". Стрелы ее,
небольшие и легкие, представляли тем не менее страшную опасность:
отравленные ядом кураре, они, даже слегка задев крупного зверя или
человека, через несколько минут его умертвляли.

Когда часа через два мы добрались до мест, изобиловавших разной
дичью, нас застиг такой ливень, что в лесу сделалось почти темно. Ласана и
я прижались к стволу могучего дерева, называемого индейцами мора, а Вагура
укрылся шагах в двадцати от нас.

Несмотря на сухую пору, мы чуть ли не ежедневно были свидетелями
подобных ливней, длившихся час-два, после чего снова вспыхивало жаркое
солнце и чистейшая лазурь заливала небо. На этот раз ливень продолжался
каких-нибудь полчаса. Вскоре небо начало проясняться, в лесу посветлело.

Мы все еще стояли под деревом, и я по охотничьей привычке стал
оглядывать окружающую нас чащу и кроны ближайших деревьев.

В расточительном нагромождении здесь росли как бы сразу три леса в
одном: обычный высокоствольный лес, под ним лес непроходимых зарослей
кустарника, а вверху, на стволах и ветвях деревьев, лес третий - целые
армии паразитирующих растений. К тому же весь этот хаос во всех
направлениях перевивался дикой путаницей сетей из лиан-канатов. Я любил
вглядываться в эту бурю расточительности и отдаваться ее пьянящему
дурману.

Вдруг взгляд мой замер, пульс учащенно забился. Я вскинул к плечу
ружье - в каком-нибудь десятке шагов от нас над самой землей на ветвях
дерева притаилась огромная змея. Это была не серая анаконда, живущая
поблизости от воды, - тело змеи было ярко раскрашено желтоватыми пятнами
по серо-красному фону. Я не мог определить ее длины, поскольку видел лишь
часть тела, но, судя по толщине, это был настоящий исполин. Высунув голову
из-за листьев, змея следила сверху за происходящим на земле. Нас она давно
заметила.

Я еще раздумывал, что делать: то ли стрелять, то ли выждать, как
вдруг внимание наше было отвлечено от змеи странными звуками, долетевшими
откуда-то издали, из глубины леса. Сразу в нескольких местах там трещали
ломаемые кусты, и треск этот, поначалу приглушенный, все более
приближался, становясь явственнее, а потом мы услышали и другие звуки,
глухие и яростные: не то пыхтенье, не то хрюканье.

- Сагуино! - шепнула мне Ласана. - Дикие свиньи!

Целое стадо их двигалось прямо на нас. Я немало наслышался рассказов
о том, какие это опасные для человека звери, если их нечаянно раздразнить.
Ослепленные бешенством, они бросаются на любого врага, будь то человек или
ягуар, и, как бы он ни защищался, чаще всего разрывают его на части. Лишь
поспешное бегство на дерево может тогда спасти от верной смерти.

Самый нижний сук ответвлялся от ствола моры, под которой мы стояли,
на высоте десяти футов от земли, и я, подхватив Ласану, помог ей уцепиться
за него и вскарабкаться наверх, а затем взобрался туда и сам. Мы успели
заметить, что Вагура тоже взобрался на дерево.

Я проверил порох на полках - не намок ли, что, к сожалению, часто
случалось в здешних влажных лесах, - и подсыпал свежего и в ружье и в
пистолет.

- Посмотри, - указала Ласана на змею.

Удав, услышавший, как и мы, приближение стада свиней, вдруг ожил. Он
медленно сполз чуть ниже. Теперь голова его и верхняя часть туловища
висели над самой землей, а хвост обвивал ветви дерева где-то высоко
вверху. Повиснув так в полной неподвижности, более похожий на толстую
лиану, чем на громадную змею, он таил в себе скрытую угрозу, и под
сплющенным его лбом, как видно, копошились какие-то коварные замыслы.

Стадо тем временем приблизилось. Кабаны не торопясь двигались по
кустарнику прямо под нами и вокруг нас. Их было огромное множество, целая
лавина, штук сто, а может быть, и больше. Я не спешил стрелять, выжидая,
пока пройдет основная масса, зато Ласана с расстояния шагов в двадцать
свалила из лука одну из ближайших самок. Пронзительно взвизгнув, свинья
вырвала клыками из раны стрелу, но вторая стрела пронзила ей сердце, и она
замертво рухнула на землю. Неистовый визг привлек к себе часть стада.
Возбужденные непонятным явлением кабаны обступили погибшую самку и,
ощетинив загривки, усиленно принюхивались, но обнаружить нас не смогли.

И тут напал удав. Схватив в пасть поросенка весом никак не меньше
нескольких десятков фунтов, он легко, словно крохотного птенца, мгновенно
утащил его наверх. Пронзительный визг жертвы разнесся по лесу. Удав,
невзирая на вопли и отчаянное сопротивление поросенка, поднялся чуть выше.
Там, прижав добычу к стволу, он обвил и ствол и поросенка одним витком
своего тела. Объятие было смертельным. С наверняка поломанными ребрами и
раздавленными внутренностями поросенок немного подергался и затих.

Все это происходило на глазах стада, наблюдавшего за лесной трагедией
с немым отупением. Но уже при последних конвульсиях жертвы кабаны внизу
задвигались. Несколько из них бросилось к дереву, на котором находился
удав, и принялись рвать ствол клыками. Примеру их последовали и другие.

Дерево не было особенно толстым - четыре мужские ладони, наверное,
могли бы его обхватить. Под напором яростных клыков ствол затрясся от
корней до самой верхушки. Удав заполз выше. Обезумевшее стадо
неистовствовало. От ствола летели щепки. С глухим стуком на землю упало
тело мертвого поросенка. Стадо отпрянуло как бы в испуге, но тут же
бросилось в новую атаку с удвоенной яростью. Было ясно, что дереву долго
не выстоять.

Сообразил это и удав.

А Ласана не теряла времени даром. Схватка происходила прямо под нами,
в каких-нибудь двадцати шагах, и каждая стрела из ее лука попадала в цель,
хотя и не каждая оказывалась смертельной.

Я невольно то и дело поглядывал на эту редкостную женщину. Как же она
была прекрасна, раскрасневшаяся, с развевающимися прядями волос! Обхватив
ствол крепкими ногами, она грациозно изгибала стан, натягивая лук, и не
могла не вызывать восхищения.

Наконец и я решился выстрелить по кабанам из своего ружья. Кабаны,
конечно, слышали грохот над головой, но, разъяренные и ослепленные одним
врагом - змеей, видели только ее и все относили на ее счет. А я тем
временем спокойно перезаряжал ружье и не без успеха слал пулю за пулей в
кабанье стадо.

Удав понял, что прибежище его становится все более ненадежным и он в
любую минуту может оказаться на земле. По соседству стояли другие деревья,
вплетаясь своими ветвями в крону того, на котором притаился убийца. Но
ветви эти, слишком тонкие, не выдержали бы тяжести огромного тела. Зато
были лианы, притом довольно мощные, которые, перекидываясь, словно
гирлянды, с дерева на дерево, связывали меж собой соседние стволы.

Одну из них удав и выбрал себе для бегства. Выбрал неудачно. Сами по
себе плети были толстыми и прочными, но с ветвями сплетались слабо. Удав,
двигаясь с величайшей осторожностью, не добрался еще и до середины лианы,
как помост этот под огромной тяжестью начал медленно оседать.

Удерживаться удаву на столь шаткой опоре становилось делом сложным. В
какой-то миг он, словно потеряв равновесие, перевернулся, хвост его при
этом оторвался от лианы и повис в воздухе. В это мгновение огромный старый
вепрь прыгнул высоко вверх, и на этот раз удачно - он ухватил конец
хвоста. Хватка была мертвой. Мощный рывок, и тело удава соскользнуло вниз.
Мгновенно подскочили другие кабаны, впились клыками, стащили врага на
землю. Удав-великан справился бы, вероятно, с двумя-тремя кабанами, но не
со всеми. Пока он сжимал в пасти рыло одного, остальные с неудержимой
яростью в мгновение ока его растерзали.

В воздухе пахло мускусом. Кабаны, насладившись одержанной победой,
постепенно успокаивались.

И тут несколько животных задрали морды вверх, словно принюхиваясь.
Что-то их насторожило. В первый момент я решил, что они обнаружили нас,
людей. Но нет, смотрели они не на нас, а, пожалуй, в сторону зарослей,
откуда пришли. Зафыркав, они сорвались с места и бросились наутек вдогонку
за стадом, ушедшим прежде вперед. Миг, и на поле боя не осталось ни одного
кабана, за исключением убитых нами и раненых, находившихся при последнем
издыхании.

До нас все еще доносился треск со стороны, куда умчались кабаны,
когда в зарослях под нами мелькнуло мощное тело. Желтоватое, пятнистое,
длинное.