среди охваченного пламенем крааля, она кричала загадочные страшные слова.
Слух мои различил их сквозь песню огня. Вот эти слова: будто ты, Мопо,
сестра твоя, Балека, и твои жены сговорились подкинуть ребенка мне, не
желавшему иметь детей.
львиными глазами, прозванный Умслопогасом, и девочка, по имени Нада?
в скалах Сваци!
женой Макрофой.
ему и дорога. Наду можно еще добыть ассегаями. Но довольно о ней, поговорим
лучше о песне, петой моей покойной матерью в треске огня. Скажи-ка теперь,
Мопо, лжива ли она?
я. Слова ее непонятны!
сквозь дым костра. -- Странно, Мопо, очень странно! Но что это, тебе как
будто холодно, руки твои положительно дрожат! Не бойся, погрей их,
хорошенько погрей, всю руку положи в огонь!
ассегаем, на самое яркое место костра.
Он готовил мне пытку огнем.
дрожишь от холода? Встаньте, приближенные мои, возьмите руку Мопо и держите
ее в пламени, чтобы он согрелся и чтобы душа его ликовала, пока мы будем
говорить с ним о том ребенке, упомянутом моей матерью, рожденном от Балеки,
жены моей, от сестры Мопо, моего слуги!
подвергнуться пытке.
Спрашивай меня, о чем хочешь, услышишь правдивые ответы!
туда, где дымило. Кожа моя от страха покрылась потом, и несколько секунд
пламя обвивалось вокруг руки, не сжигая ее. Но я знал, что мука близка.
заговорил, как бы давая огню разгореться.
твоей сестры Балеки?
убил младенца, рожденного твоей женой Балекой, и принес тебе его тело! --
Между тем, отец мой, рука моя уже дымилась, пламя въедалось в тело, и
страдания били ужасны. Но я старался не показывать виду, так как знал, что
если я крикну, не выдержав пытки, то смерть будет моим уделом.
вскармливали никакого младенца, мной рожденного?
что глаза мои выскакивают из орбит, кровь кипела во мне, бросалась в голову,
и по лицу текли кровавые слезы. Но я невозмутимо держал руку в огне, а царь
и его приближенные с любопытством следили за мной. Опять Чека молчал, и эти
минуты казались годами.
я убежден в твоей невиновности. Если бы затаил ложь в сердце, то огонь выдал
бы ее, и ты бы запел свою последнюю песню!
чистым сердцем!
как обугленная палка, и ногтей не оставалось на искривленных пальцах.
была скрючена и мертва.
тому назад. Эта рука уже не служила мне с той ночи истязания, но правая
оставалась, и я с пользой владел ею.
жены, и дети. Мы устроим поминки, Мопо, такие поминки, каких не было еще
никогда в стране зулусов, и все народы земли станут проливать слезы. Мопо,
на этих поминках будет выслеживание, но колдуны не созовутся, мы сами будем
колдунами и сами выследим тех, кто навлек на нас горе. Как же мне не
отомстить за мать, родившую меня, погибшую от злых чар, а ты, безвинно
лишенный жен, чад, неужели не отомстишь за них? Иди теперь, Мопо, иди,
верный слуга мой, которого я удостоил погреться у моего костра! -- И,
пристально глядя на меня сквозь дым, он указал мне ассегаем на дверь шалаша.
Интункулу. Я до выхода шел медленно, но потом бросился бежать, терпя
страшные муки. Забежав на минутку к знакомому и обмазав руку жиром и завязав
кожей, я снова стал метаться от нестерпимой боли и помчался на место моего
бывшего дома. Там я в отчаянии бросился на пепел и зарылся в него, покрыв
себя костями своих близких, еще лежавших здесь.
и от холода ночи защищал меня пепел рожденных мной.
снова приобретал славу в стране, делался знаменитым. Да, я вытерплю свое
горе, сделаюсь великим, и тогда настанет день мщения над царем. Ах, отец
мой, тут, лежа в пепле, я взывал к Аматонго, к духу своих предков, молился
Элозию, духу хранителю, я даже дерзал молить Умкулункулу, Великого Мирового
Духа, живущего в небесах и на земле незримо и неслышно. Я молил о жизни,
чтобы убить Чеку, как он убил всех дорогих мне существ. За молитвой я уснул,
или вернее, свет мыслей моих погас, и я лежал, как мертвец. Тогда меня
посетило видение, посланное в ответ на мольбу, и, быть может, это был только
бред, порожденный моими горестями.
сумрачно, поверхность реки слабо освещалась, но далеко, на той стороне,
точно пылала заря, и в ее ярком свете я различил могучие камыши, колеблемые
легким ветром. Из камышей выходили мужи, жены, дети, выходили сотнями,
тысячами, погружались в волны реки и барахтались в них.
все выходившие из камышей; белых, как твой народ, вовсе не было, так как
видение изображало зулусское племя, о котором одном сказано, что оно "будет
оторвано от берега". Я видел, что из ступивших в воду одни быстро
переплывали, другие не двигались с места, точь-в-точь, как в жизни, отец
мой, когда одни рано умирают, а другие живут долгие годы. Среди бесчисленных
лиц я узнал много знакомых, узнал лицо Чеки и вблизи него себя самого, узнал
также Дингана, его брата, лицо отрока Умслопогаса, лицо Нады, моей дочери, и
вот тогда-то впервые я понял, что Умслопогас не умер, а только исчез.
увидел, что за мной поднималась скала высокая, черная, и в скале были двери
из слоновой кости. Через них изнутри струился свет, доносился смех; были в
скале и другие двери, черные, как бы выточенные из угля, и через них зияла
темнота, слышались стоны. Перед дверями находилось ложе, а на нем восседала
ослепительная женщина. Высокая, стройная, она сверкала белизной, белые
одежды покрывали ее, волосы ее были цвета литого золота, а лицо светилось,
как полуденное солнце. Тогда я заметил, что выходившие из реки, еще со
струящейся по ним водой, подходили к женщине, становились перед ней и громко
взывали:
жезл из слоновой кости, в левой -- из черного дерева. Когда подходившие к
трону люди приветствовали женщину, она указывала им то белым жезлом правой
руки на белую дверь, на дверь света и смеха, то черным жезлом левой руки на
угольные двери мрака и стонов. Тогда одни люди шли в одну сторону и вступали
в свет, другие -- в другую и погружались во мрак. Между тем, еще горсть
людей вышла из воды. Я узнал их. Тут находились Унанда, мать Чеки, моя жена
Ананди, сын мой Муса, а также остальные мои жены, дети вместе со всеми
бывшими у них людьми. Они остановились перед лицом Небесной Царицы, которой
Умкулункула поручил охранять зулусский народ, и громко взывали:
двигались с места. Тогда женщина вдруг заговорила тихим, грустным голосом:
дверь света!
тем, кто умертвил нас. Я, прозванная на земле Матерью Небес, больше всех
прошу этого!
небес, -- многие еще придут. Не бойся, Унанда, час его пробьет. Не бойся и
ты, Ананди, и вы, все жены и дети Мопо. Повторяю вам, его час пробьет. Копье
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Акунин Борис
Контровский Владимир
Орлов Алекс
Чернецов Андрей