мяч, - и поднес ее к носу Рамона. Затем сжал его с внезапной злой
силой. Раздался хлопок и короткое громкое шипение, тут же угасшее
Дпф-ф-ф-ф! Пальцы проткнули мохнатую полупрозрачную поверхность мяча,
который, лишившись воздуха, превратился в лепешку.
мне веришь?
обнаружил, что дар речи все еще не вернулся. Он кивнул.
Рамон. Я знаю, ты всего лишь маленький вонючий педик, который в жизни
не имел дела с женщинами, разве что пару раз трахнул собственную
мамашу, когда был помоложе, знаешь, мне почему-то кажется, что ты это
сделал, признаться, ты производить такое впечатление - ну да ладно.
Напряги - свое воображение. Как ты думаешь, приятна вернуться домой и
увидеть, что твоя жена, женщина, которая клялась любить, почитать и,
мать твою, повиноваться тебе, - так вот, она сбежала из дому,
прихватив с собой твою кредитную карточку? Как ты полагаешь, приятно
узнать, что она получила по ней деньги, чтобы оплатить себе каникулы,
а потом выкинула ее в мусорный ящик на автовокзале, где ее и нашел
грязный вонючий гомик вроде тебя?
пожалуйста, офицер, не делайте мне больно, прошу вас, не делайте...
запястье натянулись, как гитарные струны. Волна боли, тяжелая, как
жидкий свинец, поднялась снизу до живота Рамона, и он попытался
закричать. Но из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.
дыхания несло теплом, паром, виски и сигаретами. - Неужели на большее
ты не способен? Что случилось с твоим языком, дружок? Ты случайно не
онемел? Все же... это не тот ответ, который я хотел бы получить.
Рамона превратилась в море боли, но пенис его по-прежнему оставался
напряженным. Он всегда старался избегать боли, не понимая извращенцев,
которые наслаждаются ею, и эрекция не спала, по всей видимости из-за
того, что коп уперся ему в пах основанием ладони, перекрывая отток
крови. Он поклялся себе в том, что если ему удастся выбраться из этой
передряги живым, он прямиком отправится в церковь Святого Патрика и
произнесет пятьдесят молитв во славу матери Божьей Марии.
сторону нового, блестящего стеклом здания полицейского управления
через улицу. - Они смеются, еще как смеются. Большой крепкий Норман
Дэниелс, вы слышали? От него удрала жена! Вот так потеха! К тому же
она забрала с его счета почти все деньги, представляете?
посетителей зоопарка, прогуливающихся между клетками с животными, и
снова сжал плоть Рамона. Боль взвилась до самого мозга. Мужчина с
усиками подался вперед, и его стошнило на собственные колени - его
вырвало, и он выплевывал белые куски творога в коричневых полосках,
представлявшие собой остатки сырной запеканки, которую он съел за
завтраком. Дэниелс, похоже, ничего не замечал. Он уставился в небо над
спортивной площадкой, погруженный в мир своих мыслей.
другие могли посмеяться? - спросил он. - Чтобы они могли повеселиться
не только в полицейском управлении, но и в зале суда? Нет, я этого не
допущу.
его улыбки Рамону захотелось кричать.
- И если ты соврешь, я оторву объект твоей гордости и скормлю его тебе
же.
парня поплыли темные круги. Рамон отчаянно пытался сохранить ясность
рассудка. Если он потеряет сознание, коп, скорее всего, разозлится и
убьет его на месте.
Я понимаю!
карточку в мусорную корзину. Это мне известно. Теперь я хотел бы
знать, куда она отправилась потом.
вне всякого ожидания, он знал ответ. Он проводил тогда взглядом
женщину, проверяя, не оглянется ли она... а потом, пятью минутами
позже, после того как, обрадованный неожиданной находкой, сунул
пластиковую карточку в бумажник, снова заметил ее. На нее трудно было
не обратить внимания - красный шарфик, яркий, как свежевыкрашенная
стена одинокого амбара в поле, бросался в глаза.
вокруг него темноты, - Она пошла к кассам!
руки. Рамону казалось, что кто-то расстегнул ему брюки, облил яички
керосином и поднес к ним спичку.
не то просмеялся ему в лицо Дэниелс. - Какого черта она отправилась бы
в Портсайд, если не собиралась уехать на автобусе? Чтобы провести
социологические исследования среди таких придурков, как ты? {К какой}
кассе, вот что мне надо знать - к какой кассе, твою мать, и в какое
время?
случайно знал ответы на оба вопроса.
голоса, казалось, на многие мили. - Я видел, как она пошла к окошку
кассы "Континентал экспресс", в половине одиннадцатого или без
четверти одиннадцать!
растопыренными пальцами свесилась до самой земли. Его лицо приобрело
мертвенно-серый оттенок, лишь высоко на скулах оставались два ярких
розовых пятна. Молодые мужчина и женщина прошли мимо, глядя на
упавшего на скамейку человека, потом вопросительно посмотрели на
Дэниелса, который к этому времени убрал руку с промежности Рамона.
эпилептик. - Он сделал паузу, улыбка стала еще шире. - Я позабочусь о
нем. Я - полицейский.
плечо Рамона. Прятавшиеся под кожей кости показались ему хрупкими, как
птичье крыло.
положение. Голова Рамона безвольно болталась, как цветок на сломанном
стебельке. Его тело снова начало заваливаться на бок, из горла
вырывалось густое булькающее хрюканье. Дэниелс опять усадил его, и в
этот раз Рамону удалось сохранить вертикальное положение.
которая, резвясь в свое удовольствие, бегала за пластмассовой летающей
тарелочкой. Он завидовал собакам, искренне завидовал. Им не нужно ни
за что отвечать, им не нужно работать - по крайней мере, в этой
стране, - их кормят, им предоставляют место для сна, им даже не надо
волноваться о том, что ждет их в конце пути, рай или ад. Однажды в
Обрейвилле он спросил об этом отца О'Брайена, и священник сказал ему,
что у животных нет души - умирая, они просто гаснут, как искры
фейерверка четвертого июля, и исчезают с лица земли. Правда, овчарку,
наверное, кастрировали месяцев через пять или шесть после ее рождения,
но...
Дэниелс. Он похлопал ладонью по трюкам Рамона, под которыми пенис едва
ощущался, зато яички распухли до невероятных размеров. - Все в
порядке, гигант?
который видит кошмарный сон.
предписано, все равно не уйти, так что радуйся тому, что имеешь".
Может, в следующей жизни ему повезет больше, и он родится овчаркой,
псом, не обремененным никакими заботами, с удовольствием догоняющим
летающие тарелочки, высовывающим массивную голову через заднее стекло
автомобиля по дороге домой, где его ждет вкусный и обильный ужин из
собачьего корма "Пурина дог чоу", но в этой жизни он родился мужчиной,
и в том-то и заключается вся беда.
компании "Континентал экспресс" в десять тридцать или без четверти
одиннадцать, и она не стала бы ждать чересчур долго - она слишком
боялась его, чтобы ждать долго, он готов поклясться в этом собственной
жизнью. Значит, ему нужно проверить автобусы, которые покинули
Портсайд, скажем, между одиннадцатью утра и часом дня. Вероятнее
всего, автобусы, уходящие в большие города, где она, как ей кажется,
смогла бы легко затеряться.