Чтение 17–й страницы книги ~Тень на Иннсмаутом~

более приподнятой суши -- рельсы здесь проходили через прорытый в нем
проход, окруженный с обеих сторон канавами, также обильно поросшими травой и
кустарником. Данное естественное укрытие оказалось как нельзя более кстати,
поскольку именно в этом месте дорога на Роули, если полагаться на результаты
моей рекогносцировки из окна гостиницы, проходила в опасной близости от
железнодорожною полотна. Сразу по окончании земляного проема она должна была
пересекать его и удаляться на более безопасное расстояние, Пока же мне
приходилось проявлять особую бдительность и радоваться уже тому, что
железную дорогу, похоже, пока никто не патрулировал.

Непосредственно перед тем как войти в этот проем, я бросил короткий
взгляд назад, однако преследования не обнаружил, С этого расстояния
рассыпающиеся шпили и крыши Иннсмаута, окруженные желтоватым, волшебным
сиянием лунного света, казались очень даже симпатичными и чуть ли не
воздушными, и я невольно подумал о том, как же прекрасно они смотрелись до
того, как над городом зависла эта страшная тень неведомого проклятия. Вслед
за этим, когда я перевел взгляд от города вглубь суши, мое внимание
привлекло нечто не столь умиротворяющее и даже пугающее, причем настолько,
что я поневоле на мгновение застыл на месте.

То, что я увидел -- или мне это лишь показалось? -- представляло собой
некое волнообразное колыхание, которое наблюдалось далеко к югу. Вскоре я
понял, что по дороге на Ипсвич передвигается громадная толпа неведомых мне
существ. Расстояние было слишком большим, а потому деталей я не различал,
однако вид этой продвигающейся колонны меня крайне встревожил. Слишком уж
странно она колыхалась и неестественно ярко поблескивала в лучах
сместившейся к этому времени к западу круглой луны. Несмотря на то, что
ветер дул сейчас в противоположном направлении, я вроде даже разобрал нечто
похожее на отдаленный шум, а долетавшее до моих ушей какое-то дьявольское
царапанье и мычание показались еще более отвратительными и грозными, чем все
те звуков, которые мне доводилось слышать до этою.

В моем мозгу пролетела вереница самых неприятных и, более того,
отчаянных догадок. Я почему-то подумал о тех кошмарных иннсмаутских тварях,
которые, как мне рассказывали, безвылазно скрывались, в гигантских,
зловонных муравейниках, буквально заполонивших все морское побережье. На
память пришли и те неведомые мне пловцы, которых я видел далеко в море.
Более того, если принять во внимание численность всех тех групп, которые мне
уже довелось наблюдать в эту ночь, а также тех отрядов, которые в настоящее
время, очевидно, охраняли выходившие из города дороги, массовость новой
толпы преследователей казалась странно большой для почти безлюдною
Иннсмаута.

Откуда же могла взяться вся эта армада, в настоящий момент представшая
перед моим взором? Неужели те древние, таинственные катакомбы и в самом деле
были заполонены полчищами представителей невиданной и неизвестной никому
жизни? А может, некое загадочное судно и в самом деле ссадило всех их на тот
дьявольский риф? Но кто они и почему оказались здесь? Ведь если столь
внушительный отряд бродит по дороге на Ипсвич, не могло ли оказаться так,
что патрули и на других дорогах также существенно усилены?

Я вступил в поросший кустарником проем в насыпи и принялся медленно
продвигаться по нему, когда в очередной раз почувствовал нахлынувшую
неизвестно откуда волну тошнотворного рыбьего запаха. Неужели ветер столь
стремительно изменил свое направление и стал задувать с моря, проносясь над
всем городом? Скорее всего, так оно и было, поскольку я тотчас же стал
различать шокировавшее меня гортанное бормотание, доносившееся с той
стороны, где доселе не было слышно ни звука. Но теперь к ним примешивались и
другие звуки -- нечто вроде слитного, массового хлопанья или постукивания,
почему-то навевавшего на меня образы самого отвратительного и жуткого
свойства. Я просто не знал, что и подумать о той волнообразно колыхавшейся
массе неведомых тварей, перемещавшейся по дороге на Ипсвич.

Внезапно все эти звуки и рыбья вонь как-то разом усилились, окрепли,
так что я на мгновение даже замер на месте, благодаря судьбу за то, что
оказался на время прикрыт возвышающимся краем земляного проема. Именно здесь
дорога на Роули проходила почти рядом со старым железнодорожным полотном,
прежде чем через несколько десятков метров отклониться и уйти в
противоположном направлении. Ко всему прочему по этой дороге сейчас что-то
двигалось, так что мне оставалось ничего другого, кроме как упасть на землю
и вжаться в нее в ожидании того момента, когда эта дикая процессия минует
меня и скроется в отдалении. Хвала Всевышнему, что эти ублюдки не взяли с
собой собак -- хотя, едва ли это принесло бы им пользу с учетом той
одуряющей, перешибающей любые посторонние запахи рыбьей вони, которая
наполняла сейчас всю атмосферу. Укрывшись за кустами, обильно
произраставшими в этой песчаной расщелине, я чувствовал себя в относительной
безопасности, хотя и понимал, что загадочные твари вскоре пройдут не более,
чем в ста метрах передо мной, и я смогу их разглядеть, тогда как они -- если
только судьба не сыграет со мной какую-нибудь злую шутку, -- меня не
заметят.

И все же мне вдруг стало жутко страшно даже просто поднять на них
взгляд. Я увидел залитое лунным светом открытое пространство, которое им
предстояло пересечь, и почему-то в мозгу промелькнула странная, даже нелепая
мысль о том, как же они загрязнят, изгадят всю эту местность. Пожалуй, из
всех иннсмаутских обитателей они были наиболее омерзительными -- такими,
которых никогда не захочешь вспомнить хотя бы для того, чтобы кому-то
рассказать о них.

Вонь становилась просто невыносимой, а звуки представляли собой
чудовищную смесь дикого покряхтывания, кваканья, завывания и лая, слившихся
в единый, сплошной гомон, по-прежнему не имевший ничего общего с нормальной
человеческой речью. Было ли это голосами моих преследователей? А может, они
все же где-то нашли и взяли с собой собак, хотя за весь день мне ни разу не
встретилось в городе ни одно из традиционных домашних животных. Это их
похлопывание или постукивание казалось чудовищным, и я не смел даже взгляда
поднять на порождавших его тварей, твердо вознамерившись держать глаза
плотно закрытыми вплоть до того, как они не скроются в западном направлении.

Теперь толпа проходила почти напротив того места, где я находился --
воздух был заполнен их хриплым гавканьем, а земля, казалось, подрагивала от
нелепых, чуждых всему человеческому шагов. Я почти не дышал и собрал всю
свою волю в кулак, лишь бы -- не дай Бог! -- не размежить веки.

Я и до настоящего времени не в состоянии точно определить, были ли
последовавшие за этим события реальностью или всего лишь кошмарной
галлюцинацией. Недавние действия властей, предпринятые после моих отчаянных
призывов и ходатайств, скорее всего подтвердят то, что это все же было
чудовищной правдой, но не мог ли я в те минуты и в самом деле увидеть
галлюцинации, порожденные псевдогипнотическим воздействием атмосферы
древнего, околдованного, одурманенного города? Подобные города обычно
обладают странной, неведомой нам силой, и мистическое наследство безумных
легенд вполне способно повлиять на психику отнюдь не одного человека,
оказавшегося среди тех мертвых, пропитавшихся омерзительной вонью улиц,
нагромождений прогнивших крыш и рассыпающихся колоколен.

Так уж ли невозможно, чтобы в глубине той зависшей над Иннсмаутом тени
таились бациллы самого настоящего, и к тому же заразного безумия? Кто может
сказать, где проходит граница между реальностью и выдумкой, после того как
услышит вещи вроде тех, что рассказал мне старый Зэдок Аллен? Кстати,
властям так и не удалось найти его и 'они не имеют ни малейшего
представления о том, что с ним сталось. Где же кончается сумасшествие и
начинается реальная действительность? Может ли быть такое, чтобы даже мои
самые последние страхи оказались всего лишь жуткой иллюзией, фантастическим
в своей нелепости бредом?

И все же я должен хотя бы попытаться рассказать о том, что, как мне
казалось, своими глазами увидел в лучах поддразнивающей, желтоватой луны --
увидел подрагивающим и вздымающимся, прыгающим и ползущим по дороге на Роули
прямо у себя перед глазами, пока лежал в густой траве того уединенного
железнодорожного переезда. Разумеется, мне так и не удалось заставить себя
не смотреть на происходящее; наверное, это было просто предначертано мне,
ибо может ли кто-то сомкнуть глаза, когда в каких-то ста метрах от него
струятся толпы, несметные орды квакающих и лающих порождений неведомой
бездны, оглушая своими омерзительными голосами окрестности?

Мне казалось, то я был готов к самому худшему, и, в принципе,
действительно был подготовлен к нему, если учитывать все то, что мне
довелось увидеть раньше. Мои прежние преследователи и так были чудовищно
аномальны, поэтому неужели я не смог бы перенести зрелище, к которому
добавлен еще один новый фрагмент, элемент, доза этой самой уродливости, и
взглянуть на существа, в которых вообще нет ни малейшего намека на что-то
хотя бы отдаленно привычное и нормальное?

Я лежал, закрыв глаза, вплоть до тех пор, пока из какого-то
пространства, располагавшегося практически прямо передо мной, не стал
доноситься сиплый и одновременно оглушающий шум. Я понимал, что в те минуты
довольно значительная их часть как раз должна была проходить по тому месту,
где края земляного проема чуть уплощались и шоссе пересекало железнодорожную
линию -- и в какое-то мгновение не мог уже более сдерживаться от того, чтобы
не посмотреть, какие же новые кошмарные чудеса преподнесет мне косой свет
желтоватой луны.

Казалось, это был настоящий конец -- конец всему тому, что осталось на
земле, конец любого крохотного остатка душевного спокойствия и веры в
единство природы и человеческого разума. Ничто из того, что я мог вообразить
и представить себе, даже если бы поверил каждому слову в сумасшедшем
рассказе старого Зэдока, не могло идти ни в какое сравнение с той бесовской,
проклятой Богом реальностью, которая предстала -- по крайней мере, я считаю,
что так оно и было -- перед моими глазами. Я уже пытался ранее делать
отдельные робкие намеки на то, что это было, поскольку надеялся таким
примитивным образом хоть ненамного отсрочить необходимость описания всего
этого на бумаге именно сейчас. Возможно ли было такое, чтобы та самая
планета, которая сотворила человека, действительно породила подобных
существ; чтобы человеческие глаза, как объективно данный нам орган чувств, и