сыграли важную роль в становлении как мышления Галилея, так и вообще науки
нового времени. В плане философском сюда следует отнести принцип совпадения
противоположностей Николай Кузанского, в плане собственно физическом -
теорию импульса (импетуса), восходящую к средневековой науке XIV в., а в
плане изучения движения с точки зрения его величины - прежде всего вывода
закона падения тел - средневековую теорию интенсии и ремиссии форм. Эта
теория была создана в XIV в. учеными-математиками сначала в Оксфорде (Томас
Брадвардин, Уильям Хейтсбери, Ричард Суисет, названный Калькулятором, и
Джон Дамблтон), а затем развивалась и уточнялась в Париже, где над ней
работали Жан Буридан, Альберт Саксонский, Марсилий Ингенский и особенно
Николай Орем.
не лишенное известных противоречий - целое. Так, например, только опираясь
на метод Архимеда, создавшего теорию о равновесии как геометрическую, а не
физическую науку, Галилей пришел к мысли о преобразовании физического
явления, а именно ускоренного движения падающих тел, в математический
объект, свойства которого можно изучать с помощью геометрии. Тем самым
теория широты качеств оказалась плодотворной при изучении интенсивности
движения (т.е. скорости); с помощью нового подхода Галилей преобразовал и
эту теорию.
природе, интересно проследить, как творчество Галилея соотносится с
предшествующим периодом в развитии естествознания. Рассмотренная таким
образом физика Галилея оказывается отличной как от средневековой физики,
так и от классической механики в ее зрелой форме: она несет в себе черты
переходного явления. Но именно это и позволяет разглядеть важнейшие моменты
становления науки нового времени.
совпадения противоположностей, введенный Николаем Кузанским и разработанный
далее Джордано Бруно, и применяет этот принцип при решении проблемы
бесконечного и неделимого. Необходимость обратиться к этим фундаментальным
понятиям научного и философского мышления вызвана задачей, которую ставит
перед собой Галилей, а именно пересмотреть теоретические предпосылки физики
и философии Аристотеля. Отвергнув динамику Аристотеля, которая была общей
теорией изменения, Галилей ограничил динамику только теорией перемещения.
перипатетической физики; критика Аристотеля лежит, так сказать, на
поверхности во всех сочинениях Галилея, ее нельзя не заметить с первого же
взгляда. Еще в конце XIX-начале XX в. было распространено представление,
что Галилей в своем отталкивании от Аристотеля и средневековой физики
опирается на традицию платонизма и строит свою научную теорию на основе
методологических принципов научной программы Платона и пифагорейцев.
Особенно много труда на обоснование этой точки зрения было приложено
неокантианцами Марбургской школы, в частности П. Наторпом и Э. Кассирером.
В пользу этой точки зрения действительно говорит тот факт, что Галилей
считает "книгу природы" написанной на языке математики, а потому видит в
математике единственно надежный инструмент для построения научной системы
физики. В этом, безусловно, сказывается сходство воззрений Галилея и
Платона. Однако философско-теоретическое обоснование математики, так же как
и ее содержательная интерпретация, у этих двух мыслителей различны.
Неокантианцы потому только не уделяли должного внимания этому различию, что
- под влиянием того же Галилея и всей опирающейся на него новой науки -
дали самому Платону и его научной программе не совсем адекватное
истолкование, модернизировав греческого философа и представив его как
прямого предшественника Галилея и Канта. В результате такого прочтения
Платона для Наторпа и Кассирeра оказались в тени также и те моменты в
понимании науки, которые связывали Платона с Аристотелем. Происходит
смещение реального положения вещей: Галилей становится слишком
"платонизированным", а Аристотель превращается в плоского формального
логика, не знающего иных методов, кроме силлогизма, и примитивного
эмпирика, каким он в действительности никогда не был.
проходят по той же линии, по какой было намечено различие между Николаем
Кузанским, с одной стороны, и Платоном и неоплатониками - с другой. Как и
Кузанец, Галилей критикует Аристотеля и уважительно отзывается о Платоне;
но, подобно Кузанцу, он в ряде принципиальных вопросов решительно отходит
от Платона, и отходит как раз в том направлении, которое было указано
Николаем Кузанским. Это легче всего увидеть при рассмотрении проблем
бесконечного и неделимого, как они решаются Галилеем.
связности тел, Галилей высказывает несколько гипотетических положений о
строении материи и в этой связи оказывается вынужденным поставить проблему
континуума. "По моему мнению, - говорит Сальвиати, представляющий взгляды
самого Галилея, - связность эта может быть сведена к двум основаниям: одно
- это пресловутая боязнь пустоты у природы; в качестве другого (не считая
достаточной боязнь пустоты) приходится допустить что-либо связующее, вроде
клея, что плотно соединяет частицы, из которых составлено тело". При
последующем обсуждении оказывается, что вторую причину нет надобности и
допускать, поскольку для объяснения сцепления тел вполне достаточно первой
причины. "...Так как каждое действие должно иметь только одну истинную и
ясную причину, я же не нахожу другого связующего средства, то не
удовлетвориться ли нам одной действующей причиной - пустотою, признав ее
достаточность?"
своего рода пор ("мельчайших пустот") приводит Галилея к той проблеме,
которая на протяжении средних веков, как правило, была связана с гипотезой
о существовании пустоты, а именно к проблеме непрерывности. Ведь допущение
пустот в виде мельчайших промежутков между частями тела требует обсудить
вопрос о том, что такое само тело: есть ли оно нечто непрерывное или же
состоит из мельчайших "неделимых" и каково, далее, число этих последних -
конечное или бесконечное?
смысле Галилей еще не выходит за рамки средневековой науки в своей
постановке этих вопросов. Но вот в решении их Галилей выступает отнюдь не
как средневековый ученый. Он допускает существование "мельчайших пустот" в
телах, которые и оказываются источником силы сцепления в них. Обратим
внимание на интересное отличие Галилея от античных атомистов: у последних
пустоты, поры в телах выступали как причина их разрушаемости, почему и надо
было Демокриту предположить, что неразделимость атома обусловлена
отсутствием в нем пустоты, которая разделяла бы его на части. У Галилея же,
напротив, пустота выступает как сила сцепления. О силе пустоты Галилей
вслед за средневековыми физиками рассуждает в понятиях Аристотеля, а не
атомистов: по Аристотелю, природа "боится пустоты", чем Аристотель и
объясняет целый ряд физических явлений, в том числе движение жидкости в
сообщающихся сосудах и т.д. К таким же объяснениям прибегали некоторые
средневековые физики. Их принимает и Галилей, когда пишет: "Если мы возьмем
цилиндр воды и обнаружим в нем сопротивление его частиц разделению, то оно
не может происходить от иной причины, кроме стремления не допустить
образования пустоты".
помощью физического аргумента, а затем в подкрепление его обращается к
аргументу философскому, а именно к вопросу о структуре континуума. К этому
переходу побуждает Галилея естественный вопрос: как можно объяснить
огромную силу сопротивления некоторых материалов разрыву или деформации с
помощью ссылок на "мельчайшие пустоты"? Ведь, будучи мельчайшими, эти
пустоты, надо полагать, дают и ничтожную величину сопротивления. Чтобы
разрешить возникшее затруднение, Галилей прибегает к допущению, сыгравшему
кардинальную роль в становлении науки нового времени. Он заявляет, что
"хотя эти пустоты имеют ничтожную величину (заметим, что величину, хоть и
ничтожную, они все же имеют. - П.Г.) и, следовательно, сопротивление каждой
из них легко превозмогаемо, но неисчерпаемость их количества неисчислимо
увеличивает сопротивляемость". Неисчислимость количества ничтожно малых
пустот - это в сущности бесконечное множество бесконечно малых, можно
сказать, пустот, а можно сказать, сил сопротивления. Потом окажется, что
этот метод суммирования бесконечно большого числа бесконечно малых -
неважно чего: моментов времени, частей пространства, моментов движения и
т.д. - является универсальным и необычайно плодотворным инструментом
мышления.
Галилеем метод суммирования, сравним между собой античное и средневековое
понимание суммирования частей - пусть даже очень малых, но конечных - с
предложенным Галилеем способом суммирования бесконечно малых "частей". В
"Беседах" прежний метод излагает Сагредо, собеседник Сальвиати: "...если
сопротивление не бесконечно велико, то оно может быть преодолено множеством
весьма малых сил, так что большое количество муравьев могло бы вытащить на
землю судно, нагруженное зерном: в самом деле, мы ежедневно наблюдаем, как
муравей тащит зерно, а так как зерен в судне не бесконечное множество, но
некоторое ограниченное число, то, увеличив это число даже в четыре или в
шесть раз, мы все же найдем, что соответственно большое количество
муравьев, принявшись за работу, может вытащить на землю и зерно, и корабль.
Конечно, для того, чтобы это было возможно, необходимо, чтобы и число их
было велико; мне кажется, что именно так обстоит дело и с пустотами,
держащими связанными частицы металла.
сочли бы вы это невозможным?
противном случае...".
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Грабб Джеф