заключенной в ней эстетики является первобытнообщинный строй. Сейчас
необходимо внести сюда некоторые уточнения, хотя и придется для этого
воспользоваться одним не очень ясным термином. Термин этот - "раннее
рабовладельческое общество". Дело в том, что расцвет греческой мифологии со
всей ее глубокой, наивной и простой, совершенно еще нетронутой верой в
сверхъестественное относится ко второй половине II тысячелетия до н.э., т.е.
к микенскому периоду греческой истории. Но именно этот период историки
трактуют как период раннего рабовладения. Спрашивается: если мифология
расцветает в период первобытнообщинного строя, то как же она может
расцветать в Микенах, где историки констатируют наличие уже ранней
рабовладельческой формации? На этот вопрос мы однажды15 уже имели случай
ответить в книге "Античная мифология". Там мы ссылались на учение Маркса о
сущности восточного способа производства, а также на исследования советских
историков С.Я.Лурье и Я.А.Ленцмана. Там же приводится библиография трудов
этих советских историков, куда сейчас необходимо прибавить вышедшую после
того в свет книгу С.Я.Лурье "Язык и культура Микенской Греции" (М. - Л.,
1957, стр. 269 - 285). В результате указанных исследований, основанных на
расшифровке линейных письмен В, рисуется следующая картина:
исчезла вместе с Микенами, т.е. существовала всего несколько столетий (1500
- 1100), придя к полной гибели в связи с дорийским переселением в конце
второго тысячелетия.
размеры. Она была только в немногочисленных культурных центрах н
существовала только в пределах верхней и наиболее имущей общественной
прослойки. Все прочие обширные районы Микенского царства, не говоря уже о
прочей Греции, и вся масса свободного населения той эпохи не пользовались
рабским трудом, а продолжали существовать по прежним нормам родовых и
племенных общин или союза племен.
рабовладельческая формация и сама по себе имела мало общего с позднейшим,
классическим рабовладением, так как только крайние полюсы общественного
развития содержали здесь в себе более или менее резкое различие между
свободными и рабами, а все, что находилось между этими полюсами,
представляло собою смешение свободы и рабства и даже множество типов этого
смешения16.
использование рабского труда не вело здесь родоплеменную структуру общества
к разложению, как это было позже, в период восходящего классического
рабовладения. Наоборот, особенно если иметь в виду абсолютизацию власти
царя, бывшего, по Марксу, олицетворением самой родовой общины, эта
родоплеменная структура общества в данный период скорее только укрепилась.
Во всяком случае родовое сознание, отличая себя от рабского элемента в
обществе, приходило здесь к оформлению и углублению самого себя,
превращалось в устойчивое и оформленное самосознание и создавало более
крепкую и оформленную мифологию.
мифологии и религии, который характеризуется переходом от смутных
фетишистско-антимистических образов к образам антропоморфическим. Наличие
рабовладения не могло не обострить индивидуального самосознания и мышления у
свободных. Но так как полного разделения труда свободных и рабов еще не
было, то не было и настолько большого развития индивидуального мышления,
чтобы можно было говорить о критике мифологии. Однако уже была критика
стихийных форм мифологического сознания и первобытной магии, т.е. был
героизм, или в переводе на язык эстетики, - антропоморфизм.
это, прежде всего, греческая олимпийская мифология в ее нетронутом,
дорефлективном виде, дошедшая до степени антропоморфизма и сильно
укрепившаяся в нем. Поскольку, однако, здесь перед нами не просто
первобытнообщинный строй, а тот строй, который дошел до раннего
рабовладения, необходимо сказать, что микенская (или крито-микенская)
эстетика характеризуется также огромным и тончайшим развитием мастерства,
которое археологи находят и в архитектуре, и в живописи, и в керамике, и в
разнообразных изделиях военного и мирного быта; в различного рода украшениях
и туалетах, в поражающем своей свежестью реализме картин природы и жизни
микенского времени. Перед нами здесь то раннее рабовладельческое общество,
которое является не началом классического рабовладения в те позднейшие века,
когда оно было ведущим или, по крайней мере, восходящим, а скорее концом
первобытнообщинного строя, его последним оформлением и укреплением, после
которого уже начиналось его ослабление (весьма заметное в последние века
Микенской Греции, еще задолго до дорийского переселения). Крито-микенская
эстетика, таким образом, есть эстетика первобытнообщинного строя,
переходившего в период раннего рабовладения к своей перезрелости и к своему
разложению. Конкретно же говоря, это была эстетика антропоморфизма.
по всей Греции в конце II тысячелетия, дошли до Крита и оттеснили в разные
стороны тех эоло-ахейцев, которые были создателями микенского царства.
Началась смутная эпоха первобытнообщинного строя в его более ранних и более
грубых формах, имевших мало общего с крито-микенской культурой. Века XI - VI
ознаменованы постепенным и медленным созданием новой греческой культуры,
которая получила название греческой классики и которая развивалась уже без
прямого воздействия исчезнувших крито-микенских достижений. То был период
всходящего рабовладения со всеми присущими ему классовыми особенностями.
Этот период наступил в результате полного развала родоплеменного строя и
превращения родовой общины в общину гражданскую.
II тысячелетия, продолжала существовать в памяти греческого народа еще
долгое время, а вернее, в течение всего античного мира. Она закрепилась в
древнегреческом эпосе, будучи сначала, несомненно, идеализацией
невозвратного прошлого в консервативно мыслящих и аристократических кругах
первых веков I тысячелетия до н.э. Скоро, однако, микенская перезрелая
роскошь стала объединяться с растущими потребностями демократического
общества. В "Илиаде" и "Одиссее" Гомера наука уже давно открыла способы
различать разные напластования, начиная от домикенских и микенских и кончая
культурной обстановкой указанных первых веков I тысячелетия, включая большой
рост индивидуального мышления, весьма свободное и даже ироническое отношение
к старинным богам и героям и даже (как, например, в гомеровских сравнениях)
включая психологию и быт маленького и слабого человека, а не только
старинного мощного и роскошного героизма. Вот почему подробное изучение
Гомера не может не входить в историю античной эстетики. Получивши свое
последнее оформление на границе между первобытнообщинной и классической
рабовладельческой формацией, гомеровские поэмы отражают в себе все периоды
первобытнообщинной формации, но отражают их вполне критически. С другой
стороны, в них уже вполне заметно веянье и нового духа восходящей
демократии, но без тех крайностей индивидуализма, которые отличают собою
позднейшую греческую демократию. Вследствие этого можно понять, почему
древние греки никогда не расставались со своим Гомером, пока оставались
древними греками17. Отражая обе первые формации человеческой истории, Гомер
стал выше их и не превратился в идеолога какой-нибудь одной из них.
разложения и смерти. И так как все на свете развивается через переход в
противоположность и через вмещение в себя этой своей противоположности, то и
род встречается с внеродовым принципом, родственные отношения рано или
поздно сталкиваются с неродственными отношениями и связями и, кроме того,
рано или поздно происходит разъединение этих двух принципов, родства и
внеродственных связей. Это и вполне понятно, потому что родовая община в
эпоху своей перезрелости перестает экономически содержать сама себя и в силу
элементарной необходимости ищет жизненных ресурсов уже за пределами себя
самой, вступая в ту или иную органическую связь с внеродовым миром и тем
самым переходя на совершенно новый этап развития.
по самой природе своей имеет дело с вещами (товарами в том широком значении
этого слова, на которое было указано выше), т.е. с предметами, не имеющими
никакого отношения к родству. Сюда же присоединяются и другие факторы, не
столь непосредственно и прямо противоположные роду, но связанные с указанной
основной противоположностью. Такова территория, которая может объединить
людей независимо от их родства. Таковы войны, ведущие к победе или поражению
и основанные на столкновении "своих" с "чужими".
противостоит производство вещей. И вот, на известной стадии оба принципа
вступают в объединение, в результате чего мы и получаем государство, которое
является разрешением противоречия между родственными и внеродственными
связями. Государство есть, в сравнении с родовым коллективом, совершенно
новая социальная реальность. Возникая из объединения двух указанных
принципов, оно, во-первых, так же как и род, есть некий авторитет и основная
социальная сила, которой всякий индивидуум обязан подчиняться. Сила эта
также обладает здесь характером природного непосредственно и стихийно
возникающего факта. Но государство, во-вторых, по типу внеродовых отношений,
прежде всего производства, объединяет людей в новую общность не потому, что
они - родня, а именно потому, что они - друг другу чужие, и принцип
объединения почерпается таким образом из внеродственной сферы, прежде всего
из сферы производства. Получается новое объединение людей, в котором функции
Лукьяненко Сергей
Круз Андрей
Андреев Николай
Жюль Верн
Посняков Андрей
Контровский Владимир