недоумеваешь, как могло развиться столь великое множество разных форм. Вы
проникаетесь этим чувством, впервые видя огромное сообщество копытных или
беспокойные полчища птиц. Вы проникаетесь этим чувством, видя, как бабочка
выходит из куколки, а стрекоза из личинки, наблюдая полные разнообразия
изящные брачные игры, ритуалы и запреты, связанные с продолжением рода. Вы
проникаетесь этим чувством, когда впервые видите, как палочка или лист
оборачивается насекомым, а пятнистая тень оказывается стадом зебр. Вы
проникаетесь этим чувством при виде гигантского, необозримого стада
дельфинов, восторженно ныряющих и кувыркающихся в своем голубом мире, - и
наблюдая крохотного паучка, исторгающего из собственного хрупкого тельца
нескончаемую прозрачную пить, вдоль которой он совершает воздушные вылазки,
исследуя окружающее его безбрежное пространство.
смиряющее, которое всякий натуралист должен испытать, пока он жив, - я
говорю о знакомстве с тропическим рифом. Думается, это тот самый случай,
когда работают едва ли не все ваши органы чувств; более того, вы
приближаетесь к таким восприятиям, о которых прежде и не подозревали. Вы
превращаетесь в рыбу, насколько это вообще возможно для человека, слышите,
видите, осязаете, как она, и в то же время вы подобны птице, парящей,
скользящей, петляющей над морскими выпасами и лесами.
Австралии, но там, к сожалению, у нас были только маски и дыхательные
трубки, а моя маска пропускала воду. Досада - не то слово: подо мной
простирался пленительный многоцветный мир, я же мог наблюдать его лишь
урывками, пока хватало воздуха в легких и пока маска, наполняясь водой, не
грозила утопить меня. Увиденные мельком дразнящие картины подводного мира
навсегда врезались в память, и я твердо, настроился при первой возможности
познакомиться с ним основательно. Такая возможность представилась на
Маврикии, где лагуна и обрамляющий ее риф находились буквально у порога
моего номера в гостинице "Хмурый Брабант". Ближе некуда, разве что вынести
кровать на пляж.
маврикийский ананас, я устроил чаепитие на веранде. К соседнему участку
пляжа приставали лодки с рыбаками. Кожа бронзовая, кожа смоляно-черная,
красивые лица, живые глаза, длинные волосы... И яркие одеяния, перед
которыми блекло пламя гибискуса и буганвиллеи в гостиничном саду. Каждая
лодка была до краев нагружена белоснежными кораллами, разноцветными конусами
и пятнистыми каури. Переливаясь радугой, на воткнутых в борта палках висели
ожерелья из мелких ракушек.
зеленовато-голубой цвет, позолотило флотилию степенно плывущих над океаном
пухлых облаков, обсыпало белыми блестками пенистый риф, превратило тихую
гладь лагуны в прозрачный сапфир.
разделить со мной утреннюю трапезу. Тут были майны в изящном черном и
шоколадном оперении, с бананово-желтыми глазами и клювом; вьюрки - самочка в
нежно-зеленом и бледно-желтом, самец в кричащем сернисто-желтом и черном
убранстве; черно-белые красавцы краснощекие буль-були с роскошным хвостом.
горячий, и алчно уставились на мой ананас. Я соскоблил остатки сочной мякоти
и положил бугристую, как у броненосца, кожуру на стол; в тот же миг она
исчезла под сплошным покровом из порхающих и препирающихся пичуг.
Стоило мне ступить на песок, как крабы-привидения (такие прозрачные, что,
застыв на месте, они превращались в невидимок) заметались по песочной ряби и
юркнули в свои норки. Море ласково облизывало белый берег, словно котенок,
лакающий молоко. Я вошел по лодыжки в воду - она была теплая, как в ванне.
бродил по мелководью, рисуя на песке расплывчатые контуры морских звезд.
Сотни таких узоров, располагаясь бок о бок, образовали некое удивительное
песочное созвездие. Ширина самого большого между кончиками лучей сантиметров
тридцать; самый маленький - диаметром с блюдце.
и выковырял из грунта. Оно подскочило вверх, сбрасывая тонкий слой песка, и
моему взгляду предстала роскошная, мясистая морская звезда с россыпью
тускловатых белых и красных крапин на бледно-розовом фоне. С виду - мягкая и
бархатистая, вроде звезд, которыми мы увенчиваем рождественские елки, а на
ощупь твердая и шершавая, точно наждак. Бесцеремонно исторгнутая мною из
песчаного укрытия звезда медленно опрокинулась в прозрачной воде ц легла на
дно спиной вниз. Брюшная сторона была окрашена в желтовато-белый цвет;
посреди каждого луча тянулась глубокая борозда, напоминающая расстегнутый
замок-молнию. В бороздах располагались бесчисленные крохотные ножки-щупальца
длиной не более четырех миллиметров, оканчивающиеся плоским присоском.
Каждая ножка двигалась самостоятельно, и в бороздах происходило непрерывное
шевеление, щупальца то вытягивались, то сокращались, ища, за что ухватиться
присосками. Не обнаружив ничего подходящего, морская звезда, вероятно,
заключила, что лежит неправильно, подвернула кончик одного луча и нащупала
опору. Луч продолжал сгибаться, мягко скользя по песку, за ним последовали
два соседних, и звезда начала плавно подниматься, отталкиваясь этой
треногой. В то же время противоположные лучи изогнулись вверх и вытянулись
для баланса, словно пальцы; и вот уже звезда стоит на твердеющих лучах,
подобно колесу. Затем верхние лучи растопырились, и звезда стала опускаться
на них медленно и грациозно, будто йог, выполняющий сложную и красивую
асану. Наконец звезда легла правильно, оставалось только выпростать
подогнутые лучи. Весь маневр был выполнен в темпе замедленного фильма с
изяществом, которое вызвало бы слезы зависти у любой балерины.
блистательной звезде балета. Опустившись на песок она... пропала. На моих
глазах исчезла, подобно Чеширскому коту, оставив не улыбку, а, так сказать,
намек на морскую звезду, расплывчатый рельеф на песке. Все объяснялось очень
просто: хотя звезда казалась совершенно неподвижной, сотни крохотных ножек
на брюшной стороне зарывались в грунт, и в итоге животное скрылось из виду
под слоем белых песчинок. И все, о чем здесь рассказано, с момента, когда я
выковырнул звезду из грунта, до ее исчезновения, заняло от силы две минуты.
между тем пять минут уже ушло на созерцание крабов-привидений, еще пять
минут я любовался прибитыми к берегу ожерельями и две минуты, стоя в воде,
смотрел, как гуру из мира морских звезд погружается в своего рода песчаную
нирвану. Все это время рыбаки, сидя в лодках на манер ярких птиц на
жердочках, рассматривали меня с таким же острым интересом, какой я уделял
природе береговой линии. Впрочем, они умело скрывали свое любопытство, и ни
один не пытался всучить мне свои товары с обычной для торгашей
назойливостью. Маврикийцы слишком хорошо воспитаны. Я помахал им, и они
дружно замахали в ответ, широко улыбаясь.
окунулся, чтобы немного остудить голову и спину, так как солнце даже в столь
ранний час заметно припекало. И едва маска погрузилась в воду, морской
простор исчез, все мое внимание сосредоточилось на подводном царстве вокруг
моих ступней.
простирался причудливейший мир, нисколько не уступающий тем, какие
живописуют авторы фантастических романов, изображая марсианскую живность. В
неприятной близости от моих ног лежало шесть-семь крупных приплюснутых
морских ежей, словно выводок погруженных в спячку настоящих ежиков. Из-за
застрявших между иглами кусочков водорослей и кораллов в первую минуту
вполне можно было принять их за обросшие зеленью темные обломки застывшей
лавы. Между морскими ежами на песке лениво простерлись, словно греющиеся на
солнце змеи, какие-то непонятные штуковины - круглые трубки длиной побольше
метра и около десяти сантиметров в окружности. Казалось, под водой очутился
шланг от не совсем обычного пылесоса, с сочленениями через каждые
семь-восемь сантиметров, сделанный из влажной, полупрозрачной оберточной
бумаги, местами обросшей косматой плесенью.
какой-то редкостной глубоководной водоросли, вынесенные приливом на отмель,
где они теперь беспомощно перекатывались, подчиняясь легкому качанию воды.
Однако приглядевшись, я вынужден был признать, что передо мной живые твари.
Известные под названием Sinucta muculata, эти диковинные создания и впрямь
можно сравнить с длинной трубкой, которая одним концом засасывает воду с
микроорганизмами, а другим выделяет фильтрат.
приятели - голожаберные моллюски, толстые бородавчатые улитки длиной около
тридцати сантиметров, смахивающие на ливерную колбасу наихудшего сорта. Я
взял в руки одну улитку; она была склизкая на ощупь, но достаточно плотная,
словно гниющая кожа. Оказавшись на воздухе, она повела себя в точности, как
ее средиземноморские сородичи: с силой выбросила струю воды и обмякла.
Исчерпав это средство самозащиты, улитка прибегла к другому и неожиданно
выстрелила невероятно клейким белым веществом, вроде жидкого латекса,
малейшая капля которого приставала к коже похлеще, чем липкая лента.
привяжет атакующего врага к улитке. Однако вряд ли природа снабдила бы такое
примитивное создание столь сложным оружием, не выполняй оно важную функцию.
Я отпустил улитку, и она легла на грунт, чтобы, перекатываясь по дну, вести
веселую, кипучую, полную впечатлений жизнь, заключающуюся в том, чтобы
вбирать воду одним концом и Выбрасывать ее другим.
близости от моих ног, я наконец всерьез приступил к изучению рифа. В первый
миг, когда вы ложитесь лицом вниз на воду и она словно исчезает под стеклом
маски, от неожиданности вам делается жутковато. Внезапно уподобившись
ястребу, вы парите над морскими лесами, горами и пустынями. Вы чувствуете
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Пехов Алексей