стрекоза каким-то чудом двигалась все же по направлению к муравейнику.
нивал, никто не занимался посторонними делами, или разговорами, или иг-
рами, никто не лежал под кустом и не загорал, а главное, никто никем не
командовал и никто ни на кого не орал вроде нашей Зинки Фокиной. Вы бы
послушали, какой она шум поднимает на каждом субботнике!
ют. Необразованные личности! Наверное, даже не знают, что такое воскре-
сенье. А мы с тобой образованные! Мы с тобой работать не будем!
- Раз они ему подчиняются, значит, ОН существует!
сказал упрямым голосом Костя Малинин.
тинкту и в самом деле можно было не подчиняться, даже если он и сущест-
вует на самом деле... Каково же было мое удивление, когда мне вдруг ни с
того ни с сего совершенно неожиданно ужасно захотелось приступить к ра-
боте вместе с темными и необразованными муравьями. Это желание было
сильным и непреодолимым. Мне казалось, что если я сию же минуту не взва-
лю себе на плечо какой-нибудь груз и не начну трудиться, как все му-
равьи, то я просто умру на месте.
муравейнику. И тут мне сразу стало легче, как будто гора с плеч свали-
лась! Стало даже как-то весело и приятно. В это время то же самое случи-
лось и с Костей Малининым, то есть сначала, когда я взвалил на плечо су-
чок, он посмотрел на меня, как на ненормального, а потом тоже вдруг с
необычайной энергией и желанием подхватил ветку с другого конца и стал
молча помогать мне, падая и спотыкаясь на каждом шагу.
траву, за камни, скатывался с плеч, но мы продолжали над ним пыхтеть и
тащить его с большим удовольствием, пока не дотащили по подземному ходу
до самого муравейника. Возле входа в муравейник два муравья перехватили
у нас бревно и утащили в темноту, а мы с Костей послушно повернулись в
обратную сторону и побежали за новым стройматериалом.
"гуляющим" муравьям и стали вместе с ними "гулять" со всяким мусором на
плечах, то удаляясь от муравейника, то возвращаясь к нему обратно.
Взад-вперед! Взад-вперед! С ветками, с хвойными иголками на плечах, с
сухими листиками, с комочками земли бегали мы как заведенные и даже пе-
рестали разговаривать друг с другом - так занялись мы этой работой.
ное и, я бы сказал, глупое. Голову твою все время как бы сверлит одна
фраза: "Давай, Баранкин! Давай! Тащи! Волочи! Перетаскивай, Баранкин!
Ворочай, Баранкин!.." А ЗАЧЕМ "тащи"? ДЛЯ ЧЕГО "тащи"? Ты ничего не со-
ображаешь, а соображать тебе все время что-то не дает и мешает, и от
этого ты себя чувствуешь просто каким-то дураком и даже кретином... Один
раз только на меня нашло просветление, это когда мне надоело таскать
бревна на плече, и я быстренько соорудил для нас с Костей носилки, но
дурацкие ощущения в голове все равно не проходили, и фраза: "Давай, Ба-
ранкин! Давай! Тащи! Волочи! Перетаскивай!.." - продолжала тупо сверлить
мой мозг.
нина (раз уж он втравил меня в эту муравьиную историю), долго ли еще бу-
дет нас гонять этот проклятый инстинкт, но затем я с большим трудом сам
вспомнил, что я совсем недавно прочитал книгу "Пароль скрещенных ан-
тенн", где черным по белому было написано, что муравьев инстинкт застав-
ляет работать до самого-самого захода солнца...
равьиному конвейеру и действительно проработали до самого захода солнца,
если бы не одно происшествие, которое случилось, когда мы в двадцатый
или тридцатый раз возвращались с носилками к муравейнику. Именно в это
время мимо нашего (нашего!) муравейника проходил Венька Смирнов. Ничего
хорошего от этого произойти, конечно, не могло. Не успел я об этом поду-
мать, как Венька, насвистывая, ткнул два раза черенком лопаты в муравей-
ник и, так же насвистывая, ушел прочь.
нас с Костей, а всех муравьев. Что здесь с нами со всеми случилось! Мы
сразу все, как один, как по команде, к-а-к запсиховали, как занервнича-
ли, как заметались и к-а-к бросились все перевыполнять всякие нормы по
ремонту нашего общего муравейника. Было такое впечатление, что инстинкт
из-за этого Веньки взял нас всех и "переключил" с первой скорости на
третью, и поэтому мы все стали работать с удесятеренной силой.
ми по спине, но при всем желании я этого не мог сделать, потому что но-
силки с другой стороны держал Костя Малинин и еще потому, что мою голову
с удесятеренной силой продолжала сверлить фраза: "Давай, Баранкин! Ско-
рей давай! Тащи скорей! Давай! Давай! Скорее! Скорее!.." И еще потому,
что, как бы я ни сердился на Костю, я бы никогда не смог не только уда-
рить его, но даже тронуть пальцем.
частную голову в эту минуту тоже, вероятно, сверлит эта проклятая фраза:
"Давай скорей, Малинин! Давай! Тащи скорее! Волочи скорей! Ворочай! Да-
вай, Малинин! Давай! Давай! Давай! Скорей! Скорей! Скорей!.."
ло! Я понял, я окончательно уверился в том, что такой жизни, о которой я
мечтал, сидя на лавочке в ожидании Мишки Яковлева, такой жизни нет и не
может быть нигде - ни на земле и ни под землей... Ни у воробьев, и ни у
бабочек, и ни у муравьев!.. И у трутней тоже наверняка нет такой жизни.
И такого состояния, в котором можно ничего не делать, тоже, вероятно, не
существует, потому что если бы мы сейчас с Костей даже были трутнями, а
не муравьями, то мы бы с ним старались ничего не делать, а для того что-
бы ничего не делать, как я убедился, нужно обычно столько сделать, что
уж лучше что-нибудь делать, чем пытаться ничего не делать...
не существует! А если все это так, то зачем же тогда я и мой лучший друг
Костя Малинин все еще продолжаем быть муравьями? Почему мы на третьей
скорости ремонтируем муравейник, в котором даже не собираемся жить? За-
чем мы обливаемся потом и падаем на каждом шагу от усталости? Пора! Пора
возвращаться, пока не случилось какой-нибудь ужасной неожиданности. У
этих птиц и насекомых каждую минуту может случиться такое, что потом и
костей не соберешь. Я оглянулся на Костю Малинина. Малинин молчал, он ни
о чем меня не спрашивал, он не ворчал на меня за то, что в третий раз
попал в такую передрягу, он не ругал и не проклинал меня, и это было не-
выносимо. Уж лучше бы он меня разнес за все в пух и прах.
разгружался, снова нагружался и опять разгружался, носил, таскал, пере-
таскивал, не отставая от меня ни на шаг. Костя работал, как самый зап-
равский муравей.
тановиться. Надо сохранить силы для нашего возвращения. А то этот инс-
тинкт к вечеру загоняет нас с Костей до полусмерти, так, что не ше-
вельнешь ни рукой, ни ногой... В конце концов, пусть этому инстинкту
обыкновенные муравьи подчиняются без всякого рассуждения, а мы Е-М-У до-
кажем, что мы с Малининым разумные существа. Докажем! А как мы ему дока-
жем, если от моего этого самого разума в голове уже почти ничего не ос-
талось! И мыслей никаких, кроме "Жми! Тащи! Неси! Ворочай!.. "? И вот я
жму, тащу, несу, ворочаю, а сам себе тихонько командую: "Думай, Баран-
кин! Думай!.. Соображай все-таки назло этому самому инстинкту! Не подчи-
няйся ему! Не подчиняйся!.."
созрел план заговора, может быть, единственного в своем роде на всем
земном шаре. Я решил против инстинкта поднять самый настоящий бунт и са-
мое настоящее восстание!
громко на все поле боя, как Петр Первый под Полтавой.
разум заходить, раз он уже начал забывать значение самых обыкновенных
человеческих слов. Тогда я быстренько напомнил ему значение слова "заго-
вор" и объяснил ему, что это значит. Костя тупо выслушал меня и тупо
спросил:
смертельный - вот какой! Понимаешь?
Никитин Юрий
Конюшевский Владислав
Махров Алексей
Муркок Майкл
Белов Вольф
Беляев Александр