молча таращил на Онкельскрута глаза.
все переделали по-своему, и теперь только мы с тобой знаем, как все выг-
лядело сначала! -- И Онкельскрут довольно сильно ткнул предка тростью в
живот. Послышался звон разбитого стекла -- старое зеркало треснуло и
рассыпалось; только в одном длинном узком осколке Онкельскрут успел за-
метить озадаченное выражение лица предка, но и эта зеркальная полоска
тут же упала, и на Онкельскрута глядел теперь лишь коричневый лист кар-
тона, который не мог ему сказать вовсе ничего.
был очень рассержен.
столом в кухне сидел хемуль, а перед ним была разложена груда чертежей.
какие-то кривые и все время рушатся. Их просто невозможно приспособить к
веткам.
очень-то приятно быть запертым в четырех стенах. Просто так сидеть на
дереве, пожалуй, приятнее, ночью можно озираться по сторонам и видеть,
что творится вокруг, не правда ли?
сам себе.
Наконец-то он понял, что ему надо делать. Все очень просто -- надо пе-
репрыгнуть через зиму и сделать большой шаг прямо в апрель. Нечего
расстраиваться, на это нет никаких причин! Надо лишь устроить себе уют-
ную ямку для зимней спячки и пусть себе все в мире идет своим чередом. А
когда он проснется, все будет так, как и должно быть. Онкельскрут пошел
в кладовую, поднял крышку с суповой миски, в которой лежали еловые игол-
ки, он очень повеселел, ему вдруг ужасно захотелось спать. Он прошел ми-
мо погруженного в размышления хемуля и сказал:
поглядел в след Онкельскруту, потом снова принялся ломать голову над
сложной задачей: как смастерить дом на ветвях клена.
док трещал под его лапами. Долина наполнилась морозной тишиной, на ее
склонах поблескивал снег. Стеклянный шар был пуст. Теперь он стал обык-
новенным голубым стеклянным шаром. Но черное небо было полно звезд, они
искрились и сияли миллионами алмазов, это были зимние звезды, излучавшие
холод.
облегченно вздохнул, свернул свои бумаги и сказал:
моложе, а сейчас ему нужно лишь, чтобы его оставили в покое. Но хомса
подумал и о другом: ведь Онкельскруту будет важно узнать, что кто-то ду-
мал о нем, пока он спал. Поэтому он отыскал вещи Онкельскрута и сложил
их рядом со шкафом. Потом накрыл Онкельскрута одеялом из гагачьего пуха
и хорошенько подоткнул его -- зима ведь может быть холодная. В шкафу
чувствовался аромат каких-то пряностей. В бутылочке оставалась капля
коньяка -- как раз хватит, чтобы освежиться в апреле. -==20==-
лине стало еще тише. Изредка раздавался стук молотка -- хемуль мастерил
беседку в ветвях клена -- или стук топора у поленницы. Но большей частью
здесь было тихо. Все здоровались друг с другом и прощались, но разгова-
ривать им не хотелось. Они ждали конца рассказа.
мя стоял на плите и не остывал.
больше подружились теперь, когда встречались реже. Голубой шар был сов-
сем пустой и готов был наполниться чем-то новым и неизвестным. Станови-
лось все холоднее.
треском обрушился вниз и большой клен стал таким же, как прежде, до то-
го, как хемуль затеял это строительство.
многое на свете повторяется (что со мною это уже было когда-то).
вится сидеть на ветке, а не в доме?
его вкусе, не правда ли? Я, конечно, мог бы вбить в дерево гвоздь для
сигнального фонаря. Но, пожалуй, лучше просто повесить его на ветку.
чашки поставили на блюдечки.
хемуль, помешивая ложечкой. -- И что же нам теперь делать?
бе только и остается ждать их возвращения, со мной дело обстоит совсем
иначе.
мне делать и что со мною будет, меня это так пугает, а ты твердишь себе:
будет снег или ветер, а то скажешь: "Дайте еще сахара"...
бя находит? Хорошо, что хоть ты злишься редко.
лудня поднимется ветер, мы с хемулем могли бы покататься.
парус. Хочешь покататься?
муль испугался. Но хемуль сказал:
рявились белые барашки. Снусмумрик пришвартовал лодку к мосткам ку-
пальни, поставил шпринтовый парус и велел хемулю сесть впереди. Было
очень холодно, и они натянули на себя всю шерстяную одежду, какая была в
доме. Небо было ясное, окаймленное у горизонта грядой зимних облаков.
Снусмумрик взял курс на мыс, лодка резко накренилась и набрала скорость.
побледнел и испуганно глядел на поручни на подветренной стороне, почти
касавшиеся зеленой воды. "Так вот каково оно, -- думал он. -- Вот каково
плыть под парусом. Весь мир накреняется и кружится, а ты висишь на краю
бездны. Тебе холодно и страшно, ты раскаиваешься, что пустился в путь,
но уже поздно. Хоть бы он только не заметил, как я трушу".
да-то издалека, Снусмумрик сделал поворот против ветра и продолжал путь.
муль стал зевать и глотать, потом вдруг как-то ослабел, почувствовал,
что все его тело слабеет, и ему захотелось умереть.
движения вызвали новый приступ боли у него в животе, ему показалось, что
несносное море перевернулось вверх дном.
Руль беспомощно завертелся сам по себе, пока хемуль, спотыкаясь и запи-
наясь о скамьи, добрался до кормы и вцепился в него посиневшими от холо-
да лапами. Парус забился -сейчас наступит конец всему свету, а Снусмум-
рик сидел и спокойно смотрел вдаль.
лодку натекала вода, а Снусмумрик все смотрел на горизонт. Хемулю было
так плохо, что он не мог сосредоточиться и правил наугад, и вдруг дело
пошло на лад, парус наполнился ветром, и лодка уверенно заскользила
вдоль берега по длинным волнам.
руль, и меня не вытошнит".
рый то поднимался на волне, то опускался, то поднимался, то опускался.
"Пусть парусник плывет хоть на край света, только бы мне опять не стало
худо, только бы меня не вырвало..." Хемуль не смел шевельнуть ни одним
мускулом, не смел изменить выражение мордочки, ни подумать о чем-нибудь
другом. Он упорно смотрел на нос лодки, то взлетавшей, подгоняемой по-
путным ветром, то опускавшейся, и их уносило все дальше и дальше в море.
для пола, лежавшие под кленом, и спрятал их за дровяным сараем. После
этого сел за кухонный стол и, прислушиваясь к ветру, стал ждать.