Чтение 17–й страницы книги ~Мемуары папы Муми-тролля~

одна за другой, и мысленно представляют себе, как Фредриксон без
передышки все строит e строит, изобретает и изобретает, а обо мне и
думать забыл.

Мне было почти досадно, что я не родился, как хатифнатт, под
неизвестными блуждающими звездами и не мог, как они, плыть и плыть к
недосягаемому горизонту, молчаливый и равнодушный ко всему, и чтобы
никто не ждал от меня ничего другого.

В этом печальном настроении я пребывал до самого вечера. Наконец,
устав от своего одиночества, я побрел по холмам туда, где подданные
Самодержца продолжали строить свои дурацкие стены и устраивать
пикники. Повсюду горели маленькие костры, взлетали самодельные
фейерверки, и подданные кричали, как всегда, "ура!" своему королю.
Проходя мимо банки Шнырька, я услышал, как он разговаривает сам с
собой. Речь, как мне показалось, шла о форме какой-то пуговицы,
круглой и в то же время продолговатой, если на нее посмотреть с
определенной стороны. Юксаре спал у себя на дереве, а Мюмла бегала
где-то, чтобы показать своей маме, какая она самостоятельная.

Глубоко ощущая собственную никчемность, я направился в парк
Сюрпризов. Там царила полная тишина. Водопады не работали, лампочки не
горели, карусель спала под большим коричневым чехлом. Трон Самодержца
был тоже накрыт чем-то драгоценным, а под троном стояла туманная
сирена. На земле повсюду валялись фантики от конфет.

И тут я услышал стук молотка.

-- Фредриксон! -- завопил я.

Но он не ответил -- продолжал стучать молотком. Тогда я завел
туманную сирену. Минуту спустя в темноте зашевелились уши Фредриксона.

-- Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово, --
сказал Фредриксон. -- Ты пришел слишком рано.

-- Я и не думаю глядеть на твое изобретение, -- немного обиделся
я. -- Мне просто хочется поговорить.

-- О чем же? -- удивился он.

Немного помолчав, я спросил:

-- Милый Фредриксон, а что должен делать вольный искатель
приключений?

-- Что ему хочется, -- отвечал Фредриксон. -- Ты что-нибудь еще
хотел сказать? Вообще-то мне немножко некогда.

Приветливо помахав ушами, он скрылся в темноте. Вскоре я снова
услышал, как он заколачивает гвозди. Всю дорогу меня одолевали
совершенно никчемные мысли -- ни одна не могла стать Идеей, мне,
пожалуй, впервые не доставляло никакого удовольствия думать о самом
себе. Я погрузился в состояние глубокой меланхолии. Увы, подобное
случалось, и не раз, со мной и в дальнейшем, когда я видел, что
кто-нибудь делает что-нибудь лучше меня.

Подумав, я все-таки решил, что это, казалось бы, не очень-то
приятное чувство, на самом деле косвенно свидетельствует о моем
скрытом таланте. И еще я заметил: если я впадаю в меланхолию, если
начинаю вздыхать, уставясь в морскую даль, это мне явно доставляет
некоторое удовольствие. Мне становится жалко себя, а это так приятно.

Пребывая в столь нехорошем настроении, я с помощью инструментов
Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной
каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что
для дома она слишком тесная.

Это была печальная, но важная для моего развития неделя. Я
забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одной гениальной
идеи не родилось в моей голове.

Ночь со среды на четверг выдалась тихая и светлая. На небе сияла
полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать
"ура!" и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний
этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина,
что было слышно, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.

И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При
первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда, скользя, оно
приблизилось, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было
прозрачное. Сквозь него я отчетливо различал камни, потому что оно
просвечивало насквозь и не имело тени! Если добавить, что это нечто
было закутано во что-то похожее на тончайшую белую занавеску, то
каждому станет яснее ясного, что это было привидение.

Я взволнованно поднялся. Заперта ли входная дверь? Может быть,
привидение захочет пройти сквозь нее... Куда же мне спрятаться?
Заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся и подул мне в
затылок.

Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что так уж испугался,
наверное, просто решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под
кровать и стал ждать. Чуть погодя заскрипела лестница. Один раз
скрипнула, второй... Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту
лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Я сосчитал до
девяти. Потом стало совсем тихо, и я подумал: "Теперь Оно стоит за
дверью..."

На этом Муми-папа сделал эффектную паузу.

-- Снифф, -- сказал он, -- подкрути-ка фитиль керосиновой лампы.
Подумать только, когда я читаю про ночь с привидениями, лапы у меня
становятся совершенно мокрыми!

-- Кто-то что-то сказал? -- пробормотал Снифф, проснувшись.

Папа Муми-тролля осуждающе взглянул на Сниффа:

-- Да нет, ничего. Просто я читал свои мемуары.

-- Про привидение -- это хорошо, -- одобрил Муми-тролль. Он лежал,
натянув одеяло до ушей. -- А про печальное настроение, по-моему,
лишнее. Получается слишком длинно.

-- Длинно? -- обиделся папа. -- Что ты называешь длинным? В
мемуарах должно быть описание печальных чувств. Во всех мемуарах это
есть. Я пережил кризис.

-- Что пережил? -- не понял Снифф.

-- Мне было ужасно плохо, -- немного сердясь, объяснял папа. -- Я
был так несчастлив, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!

-- А были яблоки на яблоне Юксаре? -- спросил Снусмумрик.

-- Нет, -- отрезал папа и, поднявшись, захлопнул тетрадь в
клеенчатой обложке.

-- Послушай, папа, -- сказал Муми-тролль, -- про привидение
действительно ужасно интересно.

Но папа уже спустился в гостиную -- бывшую навигационную каюту --
и уставился на барометр-анероид, который по-прежнему висел над комодом.

"Что же тогда сказал Фредриксон, увидев мой дом? "Надо же, что ты
смастерил! Надежная защита". Но другие-то и не заметили, что дом стал
выше! Может, и вправду надо сократить главу о чувствах? Может, она и
впрямь глупая и вовсе не занимательная? Может, и вся книга глупая?"

-- Никак ты сидишь в темноте? -- удивилась Муми-мама, открывая
кухонную дверь.

-- Мне кажется, глава о переживаниях моей юности нелепая, --
сказал папа.

-- Ты говоришь про начало шестой главы? -- уточнила мама.

Папа что-то пробормотал.

-- Это одно из лучших мест во всей книге, -- твердо сказала
Муми-мама. -- У тебя получается гораздо правдивее, когда ты перестаешь
хвастаться. Детишки слишком малы, чтобы понять это. Я принесла тебе
бутерброды на ночь. Ну, пока.

Она пошла наверх. Лестница проскрипела точно, как тогда, --
девять раз. Но эта лестница была сделана гораздо прочнее, чем старая...

Папа съел один бутерброд. Потом еще один. Потом тоже поднялся
наверх, чтобы читать продолжение Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.

Щель в дверях чуть расширилась, и маленький белый дымок влетел в
комнату. Свернувшись в кольцо, он таращил два белых мигающих глаза --
из своего укрытия под кроватью я это видел совершенно отчетливо.

"Это и в самом деле привидение", -- сказал я себе. (Во всяком
случае, смотреть на него было не так страшно, как слушать скрип на
лестнице.) В комнате стало холодно, как во всех рассказах о
привидениях, из всех углов дуло, и привидение вдруг чихнуло.

Дорогие читатели, не знаю, как бы вы к этому чиху отнеслись, но я
из-за чихания начал относиться к привидению с меньшим уважением; я
выполз из-под кровати (между прочим, привидение уже и так заметило
меня) и сказал, впрочем, очень вежливо:

-- Будьте здоровы!

-- Сам будь здоров, -- сердито буркнуло привидение. -- Призраки
ущелий скулят, как бродячие псы, в такую мрачную злосчастную ночь!

-- Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? -- спросил я.

-- В такую злосчастную ночь, -- угрюмо продолжало привидение, --
скрипят забытые кости на морском берегу.

-- Чьи кости?

-- Забытые кости, -- отвечало привидение. -- Бледно-желтый ужас
скалит зубы над заклятым островом. Берегитесь, смертные, я вернусь в
пятницу, тринадцатого, сего месяца.

Тут привидение распрямилось и, бросив на меня устрашающий взгляд,
улетело через полураскрытую дверь, но прежде ударилось макушкой о
притолоку и крикнуло: "Ой! Гоп-ля-ля!" Потом скользнуло вниз по
лестнице, вылетело на лунный свет и трижды издало вой, будто гиена. Но
все это уже не произвело на меня сильного впечатления.

Увидев, как привидение растворилось в вечерней мгле, я
расхохотался. Теперь-то у меня есть сюрприз для колонистов! Теперь я
могу совершить такое, на что никто не осмелится!

В пятницу, тринадцатого, незадолго до полуночи я повел колонистов