торонним, что у тебя в затылке заклепка, тоже радости мало. Так и оста-
лась фарфоровая парочка неразлучна. Пастушка и трубочист благословляли
дедушкину заклепку и любили друг друга, пока не разбились.
и вполовину хватило бы. И решили они посвататься к королевне - отчего же
нет? Она сама объявила, что возьмет в мужья того, кто за словом в карман
не лезет.
да и того достаточно: начатки знаний у них были, а это главное. Один
знал наизусть весь латинский словарь и местную газету за три года, с на-
чала до конца и с конца до начала. Другой изучил всю цеховую премуд-
рость: что какому цеховому старшине полагается знать; стало быть, мог
рассуждать и о делах государственных - так, по крайней мере, он сам по-
лагал. Кроме того, он был франт и умел вышивать подтяжки, а это немалое
искусство.
газету, - вороного, а тому, который был цеховым знатоком и умел выши-
вать, - белого. Оба смазали себе уголки губ рыбьим жиром, чтобы пошеве-
ливались побыстрей. Все слуги высыпали во двор поглядеть, как они сядут
на коней. И вдруг прибежал третий брат. Всего-то их было трое, да
третьего никто и в расчет не принимал. Далеко ему было до своих ученых
братьев, и называли его попросту Дурень Ганс.
барабанили по всей стране? - И они рассказали ему, в чем дело.
охота жениться. Возьмет меня королевна - ладно, а не возьмет - я ее
возьму.
ворить-то не умеешь. Вот братья твои - те молодцы.
собственный и небось довезет меня. - И он уселся на козла верхом, всадил
ему пятки в бока и помчался по дороге во всю прыть.
рошенько обдумать заранее все шутки и острые словечки, сразу-то ведь они
в голову не придут.
роге нашел. - И он показал им дохлую ворону.
роге валяется.
передка. Ты и его королевне подаришь?
находка так находка.
ролевна обрадуется.
жишь, так и ползет. - И он набил себе грязью карман.
и остановились у городских ворот, где женихи записывались в очередь и
получали номерки. Потом их всех выстроили по шести в ряд, да так тесно,
что и не шевельнуться. И хорошо, что так, а то они исполосовали бы ножа-
ми друг другу спины за то лишь, что одни очутились впереди других.
телось видеть, как королевна принимает женихов. А женихи входили в залу
один за другим, и как кто войдет, так язык у него и отнимается.
был все, пока стоял в очереди, а тут - паркет скрипучий, потолок зер-
кальный, так что видишь самого себя кверху ногами, и у каждого окна по
три писца да по одному писаке, и все записывают каждое слово, чтобы сей-
час же тиснуть в газету да продать за два гроша на углу. Просто ужас! К
тому же печку в зале так натопили, что она раскалилась докрасна.
левна.
что сказать в ответ - сказать-то ведь надо было что-нибудь остроумное. -
Э-э...
ворону?
У меня нет ни кастрюльки, ни сковородки.
ручкой. - И он вытащил старый деревянный башмак с отколотым передком и
положил в него ворону.
подливки?
- И он зачерпнул из кармана горсть грязи.
лезешь. Тебя я и возьму в мужья. Но знаешь, каждое наше слово записыва-
ется и завтра попадет в газеты. Видишь, у каждого окна три писца да еще
старший писака. Всех хуже самый главный, он ведь ничего не понимает.
по жирной кляксе.
го главного.
лицо грязью.
чусь.
же взяли все это прямо из газеты главного писаки, а на нее ведь поло-
житься нельзя.
занятна, но послушать ее разок не мешает. Так вот, жил-был этакий поч-
тенный старый уличный фонарь; он честно служил много-много лет и наконец
должен был выйти в отставку.
ше у него было как у старой балерины, которая в последний раз выступает
на сцене и знает, что завтра будет всеми забыта в своей каморке.
явиться в ратушу и предстать перед "тридцатью шестью отцами города", ко-
торые решат, годен он еще к службе или нет. Возможно, его еще отправят
освещать какой-нибудь мост или пошлют в провинцию на какую-нибудь фабри-
ку, а возможно, просто сдадут в переплавку, и тогда из него может полу-
читься что угодно. И вот его мучила мысль: сохранит ли он воспоминание о
том, что был когда-то уличным фонарем. Так или иначе, он знал, что ему в
любом случае придется расстаться с ночным сторожем и его женой, которые
стали для него все равно что родная семья. Оба они - и фонарь и сторож -
поступили на службу одновременно. Жена сторожа тогда высоко метила и,
проходя мимо фонаря, удостаивала его взглядом только по вечерам, а днем
никогда. В последние же годы, когда все трое - и сторож, и его жена, и
фонарь - состарились, она тоже стала ухаживать за фонарем, чистить лампу
и наливать в нее ворвань. Честные люди были эти старики, ни разу не об-
делили фонарь ни на капельку.
виться в ратушу. Мрачные эти мысли не давали ему покоя, и не мудрено,
что и горел он неважно. Впрочем, мелькали у него и другие мысли; он мно-