эту потасовку, то есть не следовало обращать на нее внимания; Б: раз уж ты
обратил на это внимание, то тебе следовало вступиться, и ты правильно
сделал, что вступился: В: вступившись, лапик, ты вел себя идеально, как
человек с высоким нравственным потенциалом, и вопрос только в том, правильно
ли ты закончил этот любопытный эпизод, то есть нужно ли было называть
старика "грязным стукачом". И, наконец, Г: темный страх, который ты испытал
под взглядом дяди Коли, -- вот что мне представляется самым существенным,
ведь мы-то знаем с тобой, Марлуша, какой прозрачный этот страх и где его
корни. Если хочешь, мне вся эта история представляется как бурный
подсознательный твой протест против живущего в тебе и во мне, да и во всем
нашем поколении страха. Ну, а если это так, тогда все объяснимо и
ес-тест-вен-но, ты меня понимаешь? Что касается возможного доноса со стороны
припадочного старика, то это... -- Вера Павловна отмахнула пятый пункт своих
размышлений всей кистью руки, легко и небрежно, как бы не желая для такой
чепухи и пальчики загибать.
благодарностью поглаживая женино плечо, -- как она меня понимает. Какая
стройная логика, какой нравственный потенциал! "
факультетского партбюро, членом правления Общества культурных связей СССР --
Восточное Средиземноморье, и действительно ей нельзя было отказать в только
что перечисленных ее мужем качествах.
собой не столь уж частое нынче под луной зрелище супружеского согласия. Рано
утром их разбудил звонок из Парижа. Это был Андрей Лучников.
Необходимо быть в Москве.
V. Проклятые иностранцы
заказывать заранее через операторов. Так мы звонили в Европу в пятидесятые
годы. А из Москвы позвонить, скажем, в Рязанскую область еще труднее, чем в
Париж. Так мы вообще никогда не звонили... "
редкий час тишины. На тротуарах меж деревьев боком к боку, так что и не
просунешься, стояли автомобили. По оставшейся асфальтовой тропинке ходил
печальный марокканец с метлой. Небо розовело. Через час начнется движение.
Лучников закрыл противошумные ставни, прыгнул в постель и тут же заснул. Он
проснулся через три часа, ровно в семь. Впереди был напряженный день, но в
запасе оставалось три часа, когда не надо было спешить. Приезжаешь в Париж и
никуда не торопишься. Это наслаждение.
все осталось, как прежде, те же посетители, как всегда: старик с "Фигаро",
старик с "Тайме", старик с "Месседжеро", все трое курят сигары, одинокая
очень пожилая дама, чистенькая, как фарфор, затем -- кто еще? -- ах да,
блондин с брюнеткой, или брюнет с блондинкой, или блондин с блондином,
брюнет с брюнетом -- у этих цветовые комбинации реже, чем у разнополых пар;
безусловно, сидит там и молодая американская семья, причем мама на стуле
бочком, потому что младенец приторочен к спине. Все эти лица и группы лиц
расположились на большой веранде "Дома" с полным уважением к человеческой
личности и занимаемому ею пространству, храня, стало быть, и за завтраком
первейшую заповедь европейского Ренессанса. Два внушительных нестареющих и
немолодеющих "домских" официанта в длинных белых фартуках разносят кофе,
сливки и круасаны. Рядом с верандой продавец "фрюи де мер" раскладывает на
прилавке свои устрицы. Изредка, то есть почти ежедневно, на веранде
появляется какой-нибудь приезжий из какого-нибудь отеля поблизости,
какой-нибудь молодой джентльмен средних лет, делающий вид, что он никуда не
спешит. В руках у него всегда газеты. Вот в этом и состояла прелесть
парижских завтраков -- все, как обычно в Париже.
двуязычное издание своего "Курьера". Сделав первый глоток кофе, он на
секунду вообразил напротив за столиком Татьяну Лунину. Улыбнувшись
воображению и этим как бы отдав долг своей так называемой "личной жизни",
он взялся за газеты. Сначала "Курьер". Сводка погоды в подножии
первой полосы. Симфи -- +25°С, Париж и Лондон -- +29°С, Нью-Йорк -- +33°С,
Москва -- +9°С... Опять Москва -- полюс холода из всех столиц. Экое
свинство, даже климат становится все хуже. Несколько лет подряд антициклоны
обходят стороной Россию, где и так всего не хватает, ни радостей, ни
продуктов, и стойко висят над зажравшийся Европой, обеспечивая ей
дополнительный комфорт. Главная шапка "Курьера" -- запуск на орбиту
советского космического корабля, один из двух космонавтов -- поляк, или, как
они говорят, "гражданин Польской Народной Республики". Большие скуластые
лица в шлемофонах, щеки раздвинуты дежурными улыбками. На этой же полосе
внизу среди прочего очередное заявление академика Сахарова и маленький
портрет. Ну, разве это не справедливо, господа? В советском корабле
впервые поляк на орбите, а господин Сахаров при всем нашем к нему
уважении делает отнюдь не первый стейтмент. В "Геральде" все наоборот:
большой портрет Сахарова и заявление наверху, сообщение о запуске на дне,
лики космонавтов, как две стертые копейки. Так или иначе деморализованная и
разложившаяся Россия опять дает заголовки мировым газетам. Кто же настоящие
герои современной России, кто храбрее -- космонавты или диссиденты? Вопрос
детский, но дающий повод к основательным размышлениям.
полковника Чернока. Смешно, но он был одет в почти такой же оливкового цвета
костюм, как и у Лучникова. Почти такая же голубая рубашка. Смешно, но он
остановился на углу и купил "Курьер" и "Геральд". Правда, подцепил еще
пальцем июльский выпуск "Плейбой". Зашел в "Ротонду" и попросил завтрак, не
забыв, однако, и о рюмочке "мартеля". Кажется, он тоже заметил друга через
улицу, сидящего, словно в витрине, на террасе "Дома". Заметил, но так же,
как и Лучников, не подал виду. Через час у них было назначено свидание в
двух шагах отсюда, в "Селекте", но этот час был в распоряжении Чернока, и он
мог чуть-чуть похитрить сам с собой, развалившись на солнышке, листать
газеты, прихлебывать кофе, как будто ему, как и Лучникову, вроде бы
предстоит праздный день.
яки-националистов во Временной Государственной Думе вновь яростно атаковала
врэвакуантов и потребовала немедленного выделения Острова в отдельное
государство со всеми надлежащими институтами. Решительный отпор СВРП,
коммунистов, с-д, к-д, "трудовиков", "друзей ислама". У всех свои
соображения, но парадокс в том, что вся эта гиньольная компания с их
бредовыми или худосочными идейками ближе сейчас нам, чем симпатичные ребята
из "я-н". Увы, напористые, полные жизни представители новой островной нации,
о возникновении которой они кричат на всех углах, сейчас опаснее любых
монархистов и старорусских либералов для Идеи Общей Судьбы. Не говоря уже о
"коммисах" по всему спектру, о них и говорить нет смысла. "Московские
коммисы" повторяют за Москвой, "пекинские" за Пекином, еврокоммисы сидят в
университетских кабинетах, пока их ученики -- герильеры -- шуруют по
принципу еще 1905 года -- "хлеб съедим, а булочные сожжем! ". Эта идея
неизлечима, дряхла, тлетворна. Быть может, главным и единственным се
достижением будет тот здоровый росток, который возникает сейчас в самой
Москве, то начало, к которому и тянется ИОС. Андрей Арсениевич Лучников
довольно часто за утренним кофе казался сам себе здоровым, умным, деятельным
и непредубежденным аналитиком не только нации, но и вообще человеческого
рода.
"мессажами". По осевой полосе Монпарнаса к бульвару Сон-Мишель несется,
яростно сигналя, наряд полицейских машин. 9 часов 40 минут. Начинается новый
сумасшедший парижский день редактора одной из самых противоречивых газет
нашего времени, симферопольского "Русского Курьера".
одно послание было совершенно неожиданным. Вчера в обеденный час в отель
позвонил мистер Джей Пи Хэлоуэй, компания "Парамаунт", и попросил месье
Лютшникофф связаться с ним по такому-то телефону. Позднее, то есть в
послеобеденное время, мистер Хэлоуэй, то есть старый подонок, друг юности
Октопус, лично заехал в гостиницу, то есть уже вдребадан, и оставил записку:
"Андрей Лучников, вам лучше сложить оружие. Капитуляция завтра в час дня,
брассери "Липп", Сен-Жермен-де-Пре. Октопус". Ничего не поделаешь, придется
обедать с американскими киношниками, не выбросишь ведь старого Октопуса на
помойку, столько лет не виделись-- три, пять? Итак, давайте распределимся.
Через пятнадцать минут свидание с Черноком. В 11 часов ЮНЕСКО, Петя
Сабащников. К часу едем вместе на Сен-Жермсн-де-Пре. После обеда надо
позвонить в советское посольство, узнать о продлении "визы многократного
использования". В 5 часов вечера с Сабашниковым -- к фон Витте. В 6. 30
интервью в студии Эй-Би-Си. Затем прием Пэн-клуба в честь диссидента X.
Допустимое опоздание полчаса. Укладываюсь. Вечер, надеюсь, будет свободен.
Проведу его в одиночестве. Неужели это возможно? Пойду в кино на Бертолуччи.
Или в тот джазовый кабачок в Картье Латэн. На ночь почитаю Платона, не выпью
ни капли. Впрочем, не пойду ни в кино, ни в кабачок, а сразу залягу с
Платоном... то место о тирании и свободе, прочту его заново...
кафе. То же самое проделал на другой стороне улицы полковник Чернок,
командующий Северным Укрепрайоном Острова Крым. Они двинулись в сторону
"Селекта", почти зеркально отражая друг друга.
врэвакуантов, один пошире в кости, другой постройнее, один военный летчик,
другой писака и политик.
Суворов Виктор
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Посняков Андрей